Читаем без скачивания Поместья Корифона. Серый принц - Джек Вэнс

Шайна помнила роскошный «Хайбро» с детства. Она спросила у брата: «Надо полагать, папаша все еще летает на старом латаном „Стюрдеванте“ с треснувшим ветровым стеклом?»

«Да, ему сносу нет. Впрочем, стекло я заменил — в прошлом году».

Шайна пояснила сидевшему рядом Эльво Глиссаму: «В поместьях жизнь никуда не торопится. Наши предки были люди предусмотрительные и практичные. То, что годилось для них, как правило, годится и для нас».

«Но мы не впадаем в апатию, — поправил ее Кельсе. — Двенадцать лет назад мы разбили виноградники на восьмидесяти гектарах, и в следующем году начнем делать вино».

«Любопытно! Наше вино, несомненно, будет дешевле привозного, — заметила Шайна. — Того и гляди разбогатеем, превратимся в магнатов-виноторговцев».

Глиссам удивился: «Я думал, вы и так уже богаты! У вас столько земли — горы, ручьи, минералы…»

Кельсе печально усмехнулся: «Мы ведем натуральное хозяйство — другими словами, потребляем почти все, что производим. Свободных денег у нас практически не бывает».

«Может быть, вы посоветуете, как выиграть в лотерею?» — предложила Шайна.

«С удовольствием! — заявил Глиссам. — Вкладывайте капитал в предприятия за пределами поместий. Например, устройте курорт с пристанью на одном из этих райских островков — смотрите, какой чудесный вид! От яхтсменов отбоя не будет».

«Плавание по Хурманскому морю — рискованная затея, — приподнял бровь Кельсе. — Бывает, что морфоты забираются на борт и убивают всех подряд, после чего забавляются, изображая мореходов. Причем твари превосходно управляются с парусами, хотя идея заниматься пиратством почему-то не приходит им в голову».

«Морфот за штурвалом, морфоты ставят паруса? Хотел бы я полюбоваться на такое зрелище!» — изрек Джерд Джемаз.

Эльво Глиссам поморщился: «Корифон — жестокий мир».

«У нас в Суанисете тихо и спокойно», — возразил Джемаз.

«В Рассветном поместье тоже, — поддержал его Кельсе. — Джорджол пытался убедить наших ао в том, что из-за помещиков их дела идут из рук вон плохо, а они даже не понимали, о чем он толкует. Так что теперь он убеждает бездельников в Оланже — больше ничего не остается».

«Джорджол мало напоминает типичного реформатора, — сказал Эльво Глиссам. — По правде говоря, он вызывает у меня противоречивые чувства. Какими побуждениями он руководствуется? В конце концов, всем известно, что Ютер Мэддок — его благодетель».

Шайна молчала. Джерд Джемаз хмурился, глядя на проплывающие внизу Мермионские острова. Кельсе ответил: «Тайны в этом, на самом деле, никакой нет. У отца своя система ценностей, и он непреклонно ее придерживается. Да, Джорджол, Шайна и я выросли вместе, вместе играли и учились наравне, но никто никогда не пытался делать вид, что не понимает действительного положения вещей. Мы — пришлые, наследники захватчиков, а Джорджол был и есть синий отщепенец, брошенный гарганчами на произвол судьбы. Он не ел с нами в парадной столовой, его кормили на кухне — что, по-видимому, унижало его гораздо больше, чем он готов признать. А летом, когда мы уезжали на каникулы к тетке Вальтрине, Джорджола отправляли на ферму учиться обращению со скотиной, потому что папаша вознамерился сделать из него пастуха».

Эльво Глиссам понимающе кивнул и больше не задавал вопросов.

Розовое солнце уже высоко взошло, когда «Апекс» пробился сквозь гряду кучевых облаков и на северном горизонте показалась грозная тень Уайи. Мало-помалу в дымке проявились детали — утесы, пляжи, мысы. Цвета постепенно оживлялись, разделяясь на бледные серовато-коричневые, охряные, черные, желтовато-бурые и красновато-шоколадные тона. Приближался берег — от массы континента отделился полуостров, загораживавший длинную узкую бухту. В глубине бухты виднелись несколько рядов избушек и хижин, небольшое скопление складов и видавшая виды гостиница из беленых бревен: сооруженная на причале, она наполовину нависла над водой, опираясь на целый лес корявых свай.

«Галигонг! — объявил Кельсе. — Крупнейший порт Вольного Алуана».

«Сколько отсюда до Рассветной усадьбы?»

«Примерно тысяча триста километров, — Кельсе изучал окрестности в бинокль. — Что-то не вижу старого „Стюрдеванта“… но мы прилетели раньше, чем рассчитывали. Хильгарды разбили лагерь на берегу и устроили кару. Кажется, женские драки в самом разгаре». Он передал бинокль Эльво Глиссаму, но тому удалось разглядеть — к некоторому своему облегчению — лишь мешанину скачущих на месте высоких голуболицых фигур в белых, розовых и темно-желтых облачениях.

Аэромобиль приземлился. Все четверо вышли на белесый известковый берег Уайи и поспешили, закрывая лица от беспощадно палящих розовых лучей, найти укрытие в гостинице. Распахнув дверь, они оказались в полутемной таверне, освещенной только вереницей напоминающих бортовые иллюминаторы круглых окон из толстого зеленого стекла. Вышел низенький толстый трактирщик, явно из пришлых, с редкими остатками каштановых волос, раздвоенной пуговкой носа и меланхолическими карими, чуть раскосыми глазами.

Кельсе спросил: «Из Рассветного поместья сообщения были?»

«Нет, висфер, ни слова».

Кельсе снова посмотрел на часы: «Что-то он опаздывает…» Приоткрыв выходную дверь, Кельсе выглянул наружу, посмотрел на небо, вернулся: «Перекусим, в таком случае. Хозяин, что вы можете предложить?»

Трактирщик скорбно покачал головой: «Порадовать-то вас особенно нечем. Можно поджарить немного спернума. Остались консервированные полипы, пара банок. Если хотите, служка сбегает, соберет свежей каменицы — салат сделаем. За сахарные пирожные в витрине поручиться не могу, они уже подсохли… но к чаю, наверное, сгодятся».

«Приготовьте, что найдется. Тем временем, мы не отказались бы выпить по кружке холодного эля».

«Холодным-то его не назовешь…» — продолжая бормотать, хозяин скрылся в глубине таверны.

Через некоторое время подали обед — значительно более существенный, чем можно было предположить на основе пессимистических посулов трактирщика. Шайна и три ее спутника сели за длинный стол, стоявший снаружи на причале, в тени гостиницы. Отсюда открывался вид на северный берег бухты, где расположились табором хильгарды. Хозяин гостиницы подтвердил, что кочевники уже второй день празднуют кару: «Любопытствовать не советую. Они нализались раки — если подойдете ближе, могут быть крупные неприятности. Сегодня с утра уже устроили три женские драки и восемь расколад, а к вечеру начнут запускать с колеса». Еще раз предупредив гостей многозначительным жестом, трактирщик вернулся в недра своего заведения.