Читаем без скачивания Лакомый кусочек - Лавиния Бертрам

Патриция прекрасно поняла, на что он намекает. Утопая в своей безумной ревности, Малькольм наверняка и кузену наговорил о ней каких-нибудь гадостей. В ходе последнего телефонного разговора муж дал ей понять, что мнение родственников в отношении нее уже не изменить. Поэтому сейчас Патриция даже не попыталась возражать Раймонду. Сказала лишь одно:

– Ты очень правильно охарактеризовал то чувство, которое Малькольм испытывал по отношению ко мне: это было настоящее безумство.

– Бедняга искренне тебя любил, – ответил Раймонд, глядя на нее так, будто не понимал, что брат нашел в ней.

– Хорошо, что ты не сходил по своей жене с ума так же, как Малькольм по мне, – пробормотала Патриция, вздыхая.

Раймонд гневно стиснул зубы.

– Я дорожил своей женой и делал все, что от меня зависело, чтобы она чувствовала себя счастливой женщиной. Но, и отличие от Малькольма, никогда не позволял ей превращать себя в раба, в этом ты абсолютно права!

Если бы последствия безумств Малькольма не были столь плаченными, Патриция, услышав слова Раймонда, расхохоталась бы ему в лицо.

– Я не собираюсь обсуждать с тобой свои отношения с мужем, – сказала она.

– Как трогательно! – воскликнул Раймонд, саркастически ухмыляясь. – Пытаешься убедить меня в том, что тебе воспоминания о Малькольме причиняют страдания?

Патриция ответила не сразу. Бесконечными колкостями Раймонд разбередил чудовищные раны на ее сердце, и теперь ей требовалось время, чтобы боль хоть немного стихла.

– Мы расстались с Малькольмом задолго до его смерти, Раймонд. Наша с ним совместная жизнь – дело прошлое. Она не имеет никакого отношения ни к моему настоящему, ни к моему будущему.

– А о детях ты забыла? – пробасил Раймонд. – Ведь твои сын и дочь появились на свет благодаря вашему браку, и ты хотя бы поэтому не можешь вычеркнуть Малькольма из своей памяти.

Патриция догадалась по его интонации, что он ставит под сомнение факт, что Малькольм был отцом обоих ее детей.

– По-моему, на Эндрю и Сьюзен достаточно взглянуть один раз, чтобы с определенностью сказать: они типичные представители рода Бейнз.

– Согласен, – ответил он, буравя ее взглядом. – Но ты сделала все возможное, чтобы родственники отказались от них в первые годы их жизни!

Неслыханное обвинение переполнило чашу терпения Патриции.

– Что? – выкрикнула она. – Я заставила близких людей отвернуться от моих малышей? Да ты в своем уме? Розмари посмотрела на новорожденную Сью всего один раз, а Джарвис… тот вообще не подходил к ее кроватке!

– Мне даже известно, почему они так себя повели, – произнес Раймонд, не спуская с нее глаз.

– Да потому что Малькольм не мог справиться со своей невиданной ревностью и плел обо мне черт знает что! – повысила она голос, забыв о том, что при любых обстоятельствах должна быть сдержанной и разумной.

– Ты в очень удобном положении. – Раймонд недобро рассмеялся. – Можешь сваливать на бедолагу Малькольма все свои грехи. Ведь он уже не в состоянии тебе возразить!

Обида и возмущение сдавливали Патриции горло. Она догадывалась, почему Раймонд так настойчиво пытался унизить ее. Ведь он доверял своему кузену и продолжал отстаивать его интересы даже после смерти несчастного. Но продолжать выслушивать гадости в свой адрес у Патриции не было ни сил, ни желания.

– Я очень устала и хочу спать, – сказала она холодно и поднялась. – Спокойной ночи, Раймонд!

Он схватил ее за руку и тоже встал со стула.

– Подожди, я еще не сделал одной малости.

Патриция удивленно хлопнула ресницами.

– О чем ты?

Тепло его руки в доли секунды передалось ей, проникло в каждую клеточку тела, смешалось с горячим током ее крови.

Было уже темно, и глаза Раймонда блестели, отражая свет зажегшихся во внутреннем дворике фонарей.

Патриция вглядывалась в его расширившиеся зрачки, и ей казалось, она тонет в их бездонной глубине.

– Когда мы встретились в аэропорту, я даже не поцеловал тебя, – прошептал Раймонд. – И хочу исправить свою оплошность.

Патриция изумленно покачала головой.

– Это вовсе не оплошность. Поэтому тебе нечего исправлять… – пробормотала она, тяжело дыша.

– Ты моя родственница. А родственников при встрече целуют.

Она хотела еще раз возразить ему, но чувствовала, что разговаривать уже не в состоянии. Под влиянием какой-то незримой мощной силы и ее сдержанность, и способность контролировать эмоции, и даже страх перед мужчиной постепенно улетучились.

Раймонд наклонил голову и коснулся губами ее щеки.

Невинный поцелуй в щеку, а сколько страсти он породил в ее измученной душе! Она стояла перед ним в полной растерянности и боялась шевельнуться.

– А ты? Ты не хочешь чмокнуть меня? – спросил Раймонд. – Ведь мы так долго не виделись.

Вообще-то после поцелуя в день их знакомства они вели себя по отношению друг к другу крайне сдержанно: при встречах и расставаниях избегали, если такое было возможно, даже рукопожатий.

Но сейчас Патриция без слов приподнялась на цыпочки и поцеловала его в гладко выбритую, теплую, благоухающую изысканным одеколоном щеку. Ей хотелось прикоснуться к нему губами еще и еще раз, но она не смела.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Патриция чувствовала, что готова век так стоять и упиваться близостью Раймонда.

Сколько прошло времени, никто из них не заметил. Когда Патриции уже чудилось, что даже воздух вокруг них пропитался флюидами чувственности, Раймонд опять наклонил голову и прильнул к ее губам.

Не помня себя от счастья, Патриция обхватила его за шею и ответила на поцелуй. У нее было такое ощущение, что вся скопившаяся в ней на протяжении целой жизни страсть вдруг вырвалась на свободу и удержать ее не в состоянии никто и ничто.

Губы Раймонда дразнили и мучили, ласкали и повелевали. Его руки легли ей на спину и скользнули вниз. Патриция тихо застонала от блаженства, чувствуя, что эти стоны доставляют Раймонду наслаждение.

С каждой секундой его движения становились все более безумными, более требовательными. Он гладил ее бедра, ее живот, ее грудь, закованные в плен одежд, а она открыто поощряла его ласки. В какой-то момент все земное перестало для нее существовать, а рассудок полностью отключился.

Теперь ничто не мешало ей отдаться чувствам, вызываемым в ней этим мужчиной. Малькольма не было, и она вновь стала свободной женщиной. Свободной и истосковавшейся по мужской ласке.

Неожиданно движения Раймонда стали более медленными, более нежными.

– На брачном ложе нам не придется скучать, – прошептал он, прижал к себе в последний раз, вытер слезы с ее щек, поднял на руки и понес с балкона внутрь замка.