Читаем без скачивания Через лабиринт. Два дня в Дагезане - Шестаков Павел Александрович

— Простите, Игорь Николаевич, но, по-моему, реабилитировать Стояновского рано. Следы ботинок — факт неопровержимый.

— Вадим, хорошо, что вы так прочно вжились в нашу последнюю версию. Хотя и этому факту можно найти свое, может быть, очень несложное объяснение. А в целом ваш рассказ говорит, как ни странно, больше в пользу Стояновского, чем ему во вред.

— Почему же? Факты…

— Факты — да. Но психологическая сторона… Если цветы предназначались девушке, то, согласитесь, поведение Стояновского не вяжется с тем, что мы знаем. Собираясь совершить убийство, нервный, неуравновешенный человек спокойно расхаживает по оранжерее в поисках красивого букета?

— Ну и что? Букет мог понадобиться с определенной целью. Например, чтобы убедить девушку в своих чувствах, создать атмосферу, в которой она ничего не могла бы заподозрить.

Мазин не стал возражать:

— Допустим… с натяжкой. Ну, а телеграмма?

— А вот это как раз в характере. Нервничает, крутит, изобретает трюки, которые кажутся ему очень хитрыми. Боится, что чемодан попал-таки к нам, и дает телеграмму, чтобы навести тень на ясный день.

Игорь Николаевич улыбнулся:

— Граф Монте-Кристо. «Нам пишут из Янины». А может, все попроще, Вадик? Борис Стояновский, обыкновенный молодой человек, едет в отпуск. В пути встречает знакомого. Выпили в ресторане. Создалось определенное настроение. Решает сойти в Береговом, где живет знакомая девушка. Появляется с букетом. Необычно, романтично. Болтает встречным и поперечным о своей жизни, о хозяине, который денежки в шкафу прячет. Кто-то пользуется этим да еще и чемоданчик прихватывает. Боря погоревал немножко, да и дальше поехал, весну встречать. Благо погода хорошая. Ну, что скажете, товарищ лейтенант?

Козельский был похож на мяч, из которого выпустили воздух.

— Сдаетесь? А я только порадовался, что нам удалось немножко поспорить. Вы легко сдаете свои позиции, Вадим, и слишком быстро со мной соглашаетесь.

Вадим ответил искренне:

— Но так получается, Игорь Николаевич. Всегда вы оказываетесь правы, а не я.

Мазин рассмеялся.

— Вы еще и льстец, Вадим. Это уж слишком.

— Какой же я льстец?

— Коварный. Ладно, ладно — шучу. Даже насчет Бориной болтливости пошутил. — Он посерьезнел: — Пошутил, чтобы вас немножко подзадорить, а вы раскисли. Сам-то я считаю, что от Стояновского нам отказываться рано. Появились в его истории два момента, которые очень меня заинтересовали. Один из них — ваше открытие. Я имею в виду «инвалида». Вы его открыли, но, кажется, не придали этому человеку должного значения.

— Мало удалось узнать о нем, Игорь Николаевич. Кажется, это человек случайный. Проводница говорит, что они со Стояновским и узнали-то друг друга не сразу.

— Но «инвалид» разыскивал Стояновского? Зачем? И откуда ему стало известно, что тот едет именно в этом вагоне? Может быть, между встречей Стояновского с «инвалидом» и его внезапным решением сойти в Береговом есть определенная связь? Но, с другой стороны, связана ли остановка в Береговом непосредственно с убийством Укладникова? Или здесь действовал» параллельные факторы? Видите, сколько вопросов. Вадим.

Он замолчал, и Козельский, который понимал, что на вопросы Мазина пока еще нет ответов, промолчал тоже.

— Второе обстоятельство — Тригорск. Там живет неизвестная пока нам Дубинина. Туда же, в Тригорск, собирается поехать зять Укладникова — Кравчук. Что это — в огороде бузина, а в Киеве дядька? Или совсем наоборот? Впрочем, остановимся. И большой путь состоит из малых шагов. Следующим шагом будет пальто Стояновского Существует ли оно в действительности? Это придется выяснить вам.

— Разве Семенистый?..

— Семенистого я не видел. Телеграмму принес Кравчук. Он уже приехал, между прочим. Видите, сколько у нас новостей. Кстати, это тоже орешек. Но о нем мы поговорим попозже. А сейчас не теряйте времени, раз вам удалось его сберечь. Поезжайте в ателье. Узнайте у Семенистого все о пальто. Могу вам сообщить, что в химчистке на Магистральной никаких вещей Стояновского нет. Но это ничего не значит — в городе не одна химчистка. Выясните этот факт, а потом мы засядем вместе и посоветуемся, что делать дальше.

— Слушаюсь. — Козельский встал.

…Телеграмму действительно принес Кравчук. Он вошел в кабинет Мазина энергично, но не шумно, как привык, наверно, ходить по тайге. Мазин сразу заметил на его лице то, чего не видел вчера, — улыбку.

— Я вам говорил… — начал геолог еще с порога. Улыбка у него тоже была диковатой, борода двигалась вверх-вниз. — Я ж говорил, Бориса вы зря. — И он выложил телеграмму на стол, как кладут козырного туза.

Мазину потребовалась немалая выдержка, чтобы скрыть изумление.

— Когда пришла телеграмма?

— Вчера. После вашего ухода. Минут через десять.

— А почему ее принес не Семенистый?

— Зачем? Я сказал, иду к вам. Он на работу пошел.

— Ясно, — кивнул Мазин, хотя в тог момент ему почти ничего не было ясно.

Козельский выпрыгнул из бежевой «Волги» у недавно построенного ателье. За большими зеркальными стеклами стояли на полках телевизоры и радиоприемники, а над входом нависал модный бетонный козырек. Девушка-приемщица тоже оказалась модной — с начесом над подкрашенным личиком.

— Мне бы Семенистого…

Приемщица покрутила авторучкой. Потом повернулась куда-то в глубь ателье:

— Ль-о-ня! Тут товарищ Эдика спрашивает.

На голос ее вышел здоровенный парень с тонкими усиками, в рабочем фартуке:

— А вам он зачем?

И окинул Козельского подозрительным, изучающим взглядом.

— По личному делу.

— По личному? — выговорил парень недоверчиво. — Нету его — И глянул на девушку: — Ты что? Не знаешь?

Она передернула худыми плечиками.

— А где же он? — спросил Козельский.

— Отпуск вроде взял.

— Как отпуск?

— Да так. Отпуск. Полагается человеку — вот и взял.

Парень решил, что сказано достаточно, и повернулся к Козельскому спиной.

Вадим пошел к заведующему. Тот оказался маленьким, краснощеким и усатым. «Если и жулик, то по мелочам», — подумал лейтенант, когда увидел, как внимательно разглядывает «зав» его удостоверение.

— Так я и знал, так я и знал, что все это неспроста.

— Что именно неспроста?

— А что бы вы подумали, если б ваш работник вчера преспокойно работал, а сегодня пришел и говорит: «Рассчитайте меня немедленно». Что бы вы подумали?

— У нас так не бывает.

— Да, да. Я понимаю. У вас порядок и дисциплина. Вы же почти военные люди. А вы бы поработали с такой публикой! Все от наших нехваток, товарищ офицер. Того нет, этого нет. А у предприимчивых людей есть. Появляются соблазны.

— Извините, мне нужны факты. Выходит, вы рассчитали Семенистого?

— Ни в коем случае. Как это так! Я спросил: «Почему ты так решил?» А он сказал, что у него заболела мама и ей нужен уход. Он, правда, совсем не похож на заботливого сына, но людей не всегда правильно понимаешь. И я сказал: «Бери отпуск на две недели, поезжай, узнай все как следует, тогда и решай. Если нужно, получишь расчет, а так зачем тебе терять хорошую работу?» Я, знаете, товарищ офицер, всегда забочусь о молодежи, потому что очень легко сбиться с пути в вашем возрасте…

— Где живет его мать? — прервал Вадим.

— Виноват, не знаю. Где-то неподалеку тут. Он часто ездил к ней на воскресенье. Хотя, одну минуточку… Аллочка!

На пороге появилась приемщица.

— Аллочка, скажите, пожалуйста, товарищу, где живет мама Эдика. Вы, кажется, бывали у них.

Аллочка посмотрела на заведующего неприветливо:

— В Красном Хуторе.

Из автомата Козельский позвонил Мазину.

— Ну вот, Вадим, мы и квиты. Не все же мне вас удивлять. До Красного Хутора четырнадцать километров Вы успеете туда до вечера, а пока заскочим вместе к Кравчуку Я сейчас спускаюсь.

Козельский сел в машину и с места разогнал ее до разрешенной скорости. Мазин ждал на углу.