Читаем без скачивания Футбол сквозь годы - Николай Старостин

Как ни странно, Космачев был наказан не из-за протестов испанцев, а исключительно по желанию отечественных доброхотов. К числу таковых относились те высокопоставленные приверженцы «Динамо», кому был не по сердцу триумф «Спартака».

Его успехи и популярность были налицо. Не случайно второй год подряд право организовать спортивное действо на физкультурном параде вновь доверили «Спартаку». Я стал думать, что же показать на сей раз. И придумал: предложил грандиозное зрелище – соревнование по гребле и плаванию на Красной площади. Это казалось фантастикой, но инженеры все рассчитали. Строились специальные козлы, на них крепилась особой марки резина, которую изготовлял завод «Богатырь». Получалась мини-река шириной 6 и глубиной около 3 метров. По ней спокойно могли пройти байдарки, даже моторки. «Река» начиналась на Никольской улице, шла вниз по Красной площади и стекала в Москву-реку. Финиш намечался у Лобного места. Но возникла проблема: чтобы наполнить «реку», надо было на 20 минут закрыть снабжение Кремля водой. Я выяснил, что подобные перебои случались из-за аварий, и полагал, что дадут разрешение и нам. Но нам запретили. В последний момент госкомиссия проект не пропустила. Было высказано опасение, что, не дай бог, рухнут опоры и вода зальет Мавзолей. По расчетам, вода могла подняться у ступенек Мавзолея только на уровень 15 сантиметров, но это никого не убедило. Бились мы с комиссией месяца три, однако сражение проиграли. Пришлось во время парада вновь «ограничиться» футболом.

…21 августа 1937 года в газетах был опубликован Указ о награждении лучших физкультурных обществ и спортсменов Отечества. Заслуги созданного в 1923 году «Динамо» были отмечены орденом Ленина. Столь же высоко оценили и деятельность практически новорожденного «Спартака» и, к моему немалому удивлению, труд его руководителя – вашего покорного слуги. Кроме того, в числе 11 ведущих футболистов страны Александр был награжден орденом Трудового Красного Знамени, Андрей – орденом «Знак Почета».

Для ревнивых и тщеславных недругов «Спартака» это был еще один достаточно болезненный укол.

На прием в Кремль по случаю вручения правительственных наград я шел в прекрасном настроении, считая свое приглашение туда подтверждением недавних громких спартаковских успехов.

Накануне нас, человек примерно триста, специально собрали на инструктаж и объяснили, что у каждого будет строго закрепленное за ним место, причем разрешалось перемещаться по Георгиевскому залу свободно, но с одной поправкой: относительно своего места только назад. Потому как впереди был стол, за которым находились члены Политбюро.

Ближе к концу банкета после изрядной дозы тостов Ворошилов вдруг встал и крикнул:

– Ребята, что же вы так далеко сидите, идите сюда! Давайте посмотрим друг на друга поближе.

Все разом вскочили и кинулись к «любимцам народа». Возникла суета, давка, раздались крики, загремели опрокинутые стулья, кто-то побежал прямо по столам.

Награжденные орденом Ленина сидели впереди, и я волею случая оказался прямо напротив Сталина – нас разделяла лишь ширина стола. Толпа надавила. Сталин отшатнулся и встал. Следом сразу же поднялись соратники и гуськом вдоль стены быстро-быстро прошли во внезапно открывшуюся боковую дверь в стене. Прием был закончен.

В памяти остались разбитые фужеры, залитая вином белая скатерть и разительное несоответствие вождя его же портретам: невысокий рост, необычайная бледность и следы оспин на лице…

Может быть, не стоило утомлять читателя описанием пира во время чумы – по стране уже шла лавина репрессий 1937 года. Но я пишу правду. А правда, чего бы она ни касалась, всегда способна дать дополнительную пищу для размышлений, помочь осознать истоки событий, высветить малоизвестные факты, оттеняющие общественную атмосферу.

Все приведенные здесь выводы и рассуждения кажутся мне правомерными сейчас, когда я могу окинуть взглядом историю становления и развития советского футбола. Что-то проанализировать, сопоставить, попытаться объективно оценить прошедшие события.

Более полувека назад вряд ли я был способен на трезвую оценку обстановки. Да, честно говоря, тогда меня это и не очень занимало.

Волновало и придавало смысл жизни совсем другое: сознание причастности к всенародно любимой игре и чувство ответственности за высокий, честно завоеванный авторитет «Спартака».

История одной переигровки

…И все-таки поначалу великое противостояние «Динамо» и «Спартака» носило чисто спортивный характер. Весной 1936 года динамовцы стали первыми чемпионами СССР. Мы были третьими. Но осенью уже спартаковцы завоевали золотые медали, оставив чемпионов на втором месте. В 1937 году конкуренты поменялись местами. Между тем, несмотря на жаркие схватки на зеленых полях, за их пределами мы все считали себя членами одной спортивной семьи.

У меня сложились добрые, приятельские отношения с динамовцами. Коммерческими делами там ведал Николай Игнатов, производственными – Дмитрий Маслов. С первым – бывшим защитником «Новогиреева» – мы играли рядом в сборной Союза по хоккею с мячом. Со вторым – целых десять лет вместе выходили на футбольное поле в составе «Красной Пресни». Но не они, к сожалению, делали погоду в «Динамо».

…Первый тревожный звонок прозвенел все в том же 1937 году.

Сразу после сенсационного выигрыша спартаковцев у басков, прямо в раздевалке, Косарев объявил: «Спартак» едет на III рабочую Олимпиаду в Антверпен, а оттуда на турнир в Париж, приуроченный к Всемирной выставке.

Не буду подробно рассказывать о проведенных за рубежом матчах, о них писал Андрей в своей книге «Встречи на футбольной орбите». Скажу только, что оба престижных соревнования мы выиграли и возвращались в Москву с чувством выполненного долга.

Поезд медленно катил вдоль перрона Белорусского вокзала. Мы, высунувшись из окон, с нетерпением искали взглядами друзей и близких. Но чем дольше всматривались в лица встречавших, тем больше замечали озабоченность и беспокойство. Первые же вопросы: «У вас все в порядке?», «Что случилось?» – окончательно сбили нас с толку… Оказывается, по Москве уже несколько дней ходили разговоры о том, что мы недостаточно активно боролись за престиж советского спорта. И что удивительно, несмотря на абсурдность слухов – мы же выиграли! – они упорно муссировались.

Дома жена показала мне статью в одной из газет. Она называлась «О насаждении в обществе «Спартак» буржуазных нравов». Среди прочего бреда там говорилось, что братья Старостины – первоисточник вредных для советского спорта настроений. Каких же? В статье раскрывалась страшная «тайна», что в «Спартаке» спортсмены общесоюзного значения получали деньги. Им действительно платили стипендию – что-то около 80 рублей. Умалчивалось же о главном: делалось это по решению Комитета физкультуры, утвержденному А. И. Микояном.

Обстановка становилась все тревожнее. Поэтому на семейном совете решили просить, чтобы нас принял Косарев. Необходимо было выяснить ситуацию до конца.

И вот мы сидим вчетвером – Андрей, Александр, Петр и я – в кабинете секретаря ЦК комсомола. Всегда спокойный и уверенный в себе, он нервно расхаживает по кабинету и повторяет одно и то же: «Не волнуйтесь. Вранье надо опровергать делом, а ваше дело – выигрывать. Этим вопросом в прокуратуре занимаются Андрей Воронов и Лев Шейнин, они обещали мне во всем разобраться».

Не знаю, обладал ли наш покровитель дополнительной «закрытой» информацией или просто по-человечески нас успокаивал, но вскоре в «Известиях» появилась короткая заметка, озаглавленная: «Дело братьев Старостиных прекращено».

Как сказал Андрей – бомба не взорвалась. Но она не была обезврежена. Обстановка говорила сама за себя. Оказались арестованными сотни спортсменов и десятки близких мне лиц. Был арестован первый муж моей сестры Клавдии, Виктор Прокофьев, бывший футболист «Спартака». Был арестован Володя Стрепихеев, с которым я в сборной по хоккею с мячом играл много лет. Он возглавлял «Буревестник». Ему выпало несчастье судить тот самый матч с басками, в котором «Динамо» проиграло 4:7. Был арестован лучший в то время судья и первый руководитель «Локомотива» Виктор Рябоконь. Была арестована целая группа лыжников, среди них спартаковские – Николай Королев и трое его братьев. Самое главное, никто до конца не понимал – за что? Я знал только одно: что все они безукоризненно честные и хорошие люди. Это знали и другие, чьих друзей и родственников посадили. Однако специально распускались слухи, компрометирующие репрессированных. До нас доходили странные разговоры. Начинали вспоминать: а был, к примеру, Прокофьев за границей? Выяснялось, что был. А, делался вывод, ну, значит, его там завербовали и он шпион. Так объяснялся произвол и обрабатывалось общественное мнение.

Я отлично знал Володю Стрепихеева. Мы всю жизнь с ним были рядом, играли в сборной по хоккею. Знал его и в частной жизни. Когда он был арестован, тоже начали спрашивать: а он куда с вами ездил играть в хоккей? В Швецию ездил? Да? Значит, что-то не чисто…