Читаем без скачивания Москва-Лондон, кот и букет невесты - Елена Дженкинз

Эмили отключила звонок и шумно выдохнула.

На календаре было двадцать восьмое декабря, оставалось всего три дня, чтобы решить, в каком виде подать новость Нику. Было страшно. Несмотря на то, что они не общались, Эмили разговаривала с ним в мыслях и чувствовала единение душ. Это казалось естественным и правильным, и перспектива испортить отношения с мужчиной, которого ей подарила судьба, реально пугала. Хотелось сохранить светлые воспоминания о том прекрасном дне. А если Ник холодно отнесется к новости о будущем ребенке, то все хорошее, что было между ними, рухнет, как карточный домик.

Ник – взрослый мужчина, состоявшийся. У него есть семья и он не планировал серьезных отношений после смерти жены, а значит и детей больше не хотел. Для него это может стать бременем.

«Совсем не могу представить твою реакцию», – сказала ему в мыслях Эмили.

«А ты позвони, спроси, как у меня дела», – ответил ей виртуальный Ник.

Но Эмили не стала звонить. Вместо этого она набрала имя Терехова в поисковике, чтобы увидеть его фотографии. И первой новостью выскочила старая, вот эта:

«Николай Терехов опроверг слухи о связи с актрисой Эмили Райт».

Мог бы и не торопиться.

Она пролистала его фотки и наткнулась на изображение той самой дерзкой Сони, которая приставала к царю на свадьбе. И внутренний голос сразу противно забрюзжал: «Он не звонил почти два месяца. Неужели не понятно, что он уже о тебе забыл?»

Когда раздался звонок, Эмили долго смотрела на экран. Стас. Отвечать не хотелось, чтобы не разрыдаться: друг сразу поймет, что ей плохо. Собравшись с остатками ранимого духа, она мазнула пальцем по экрану.

– Привет, ты как? До сих пор в Хоббитоне? – бодро поздоровался Стас.

– Привет! Да. Но тридцать первого вечером уже домой, в Калифорнию. А может, в Лондон, не знаю пока. – Она решила не признаваться, что хочет сначала показаться в Москве. – Как семейная жизнь?

– Лучше с каждым днем. Слушай… ты в порядке? В смысле, мы после свадьбы не разговаривали толком.

– Да, у меня все замечательно! – тоном бешеного зайчика ответила Эмили. – И твоя свадьба была тоже замечательная!

– Именно об этом я и хотел спросить… Ты как вообще? – И голос такой жалостливый, аж противно. Он пожалеть звонит, что ли?!

– Ой, прости, меня зовет режиссер. Пока! Созвонимся!

Она бросила телефон в теплый желтый песок под ногами и потопталась по нему. Достали! Звонят, звонят – и все время не те! Не тот, вернее. Еще и сочувствуют теперь.

– Себя пожалей, дурак! – крикнула она Стасу и позвала Чарли, чтобы заказал билет на самолет на тридцать первое, вечером.

– В Лос-Анжелес. И никакой Москвы, – с обидой сказала она. Перепады настроения ее измотали. Пора бы и к врачу записаться. А Ник, если ему интересна судьба Эмили, пускай первым звонит. Она же не девочка-подросток, чтобы бегать за ним.

«Ну хорошо, я все равно ему скажу. После Нового года, чтобы не портить человеку праздник».

Эмили обняла руками плоский живот и нахмурилась:

– Если ты мальчик, назову тебя Юл Бриннер. На зло ему!

Но голос Ника ответил в мыслях: «Не веди себя, как ребенок».

– Хорошо, не буду, – пропищала она и заплакала.

Глава 7. Ужасы отпуска

– Ко-о-ля, ну что ты лежишь бревном вторые сутки?

Нинушка, домоправительница, принесла ему чай на подносе. Зеленый, без сахара. Терехов скривился и откинул голову на подушку.

Его спальня была просторная, в бежевых и золотистых тонах, и цвет напоминал о платье Эмили, которое он с нее снимал.

– Нинуль, тошно мне.

Весь вчерашний вечер он смотрел фильмы, в которых снималась Эмили, и стало только хуже. Она гениальная актриса. Без шансов, что она захочет усложнить себе жизнь присутствием стареющего русского. Сорок восемь лет в наши дни – это только начало жизни, судя по статьям в интернете, но было слишком много «но». А если Эмили разочаруется в нем? Николай меньше всего хотел топтаться по хрупким осколкам ее сердца, как выразилась Настена. Он жаждал заботиться об Эмили, а не вносить разлад в ее складную жизнь.

Домоправительница присела на край кровати и сказала загадочным шепотом:

– А я знаю, что тебе нужно, Коль. – Она потянулась руками под кровать и вытащила шахматную доску. – Мы в шахматы с осени не играли.

– Не хочу.

– О-о, так и в депрессию не долго уйти. – Нинушка осуждающе покачала головой. – Ты влюбился, что ли?

– Влюбился.

– А почему не поедешь к ней?

– У меня постельный режим.

– А по-честному?

Он вздохнул тяжело и признался:

– Да зачем я ей сдался, Нинуль?

– Коль, я тебя не узнаю. Чтобы ты – и не взял то, что хочешь?

– Не трави душу, – попросил он и отвернулся.

Нинушка работала в особняке еще в те времена, когда хозяйка была жива и Настена носилась по комнатам, как сквозняк. Сейчас же здесь, в Барвихе, и так скука смертная, а теперь еще и апатия навалилась.

Терехов не уходил в отпуск столько лет, что за двое суток отсырел. Он лежал в кровати в полосатой пижаме и покрывался мхом от безделья. Хотелось учудить что-нибудь эдакое, но тоска съедала, и в итоге не хотелось ничего.

Завтра Новый год. Надо бы подарки под елку сложить. Николай каждый год устраивал большой прием для родственников и друзей у себя, но в этот раз никого не желал видеть. Подарки так и лежали неупакованные.

Впрочем, до завтра еще времени вагон, можно сто раз передумать.

«А все равно полечу к ней в Калифорнию. Вот первого января и двинусь на запад. Скажу, что по делам примчался. Хоть посмотрю на нее».

От этой мысли стало легче. Даже в горле запершило от волнения.

В обед дочка поскреблась в дверь и вошла, сурово взирая на форменное безобразие в лице царя Николая. Она выпустила из рук Рыжего, который вальяжно потянулся и пошевелил длинными усами. У него на шее был бантик.

– Он с кошачьей вечеринки, – ответила на немой вопрос Настя, а оглядевшись, скептически приподняла бровь. – Нет, это пора прекращать, – возмутилась она и распахнула задернутые шторы, впуская свет.

– Уйди, Настасья, я в печали, – пожаловался Терехов, зажмурившись.

– Я тебя сейчас святой водой как окроплю! В печали он. Ты меня удивляешь, пап. Тебе ведь знак свыше упал: закругляйся с работой, начни жить для себя. Цербер со Стасом со всем справляются, тебе не о чем волноваться. А ты, вместо того чтобы зажить припеваючи, начал медленно разлагаться.

– Как будто ты причину не знаешь! – взбрыкнул