Читаем без скачивания Старая развилка (СИ) - Юлия Шолох

Вернувшись к городу, Килька приступила к изучению местных жителей.

Поля вокруг поселений достигали самой кромки леса, приходившие на них женщины вели себя спокойно, одеты были по погоде и безо всякого стеснения оголяли руки и ноги. Говорили на совершенно понятном языке, но сильно растягивали слова, будто не столько говорили, сколько пели.

Охотой местные промышляли мало, куда больше встречалось рыбаков. Неудивительно, зверья в округе водилось не настолько много, чтобы им прокормиться, почему, кстати, непонятно, вроде за столько лет должны были расплодиться.

Килька появилась у города, когда земля уже была вскопана и засеяна, потому не знала, пользовались ли люди при этом какими-либо специальными приспособлениями.

В лес местные ходили за хворостом, травами и корнями морковки, которая в этих местах прекрасно себя чувствовала и процветала. В свое время вирус, убивший человечество и изменивший всех оставшихся живых существ, также сказался и на растениях. К нашему счастью, говорил отец Илья, потому что некоторые слабые сельскохозяйственные культуры окрепли и прекрасно распространились среди диких. Например, там, где жила Килька отлично рос горох, забивая даже стойкие заросли осота. В голодные времена горох составлял большую часть из рациона. Здесь, у города, разрасталась многолетняя морковь и Килька надеялась, что выжил еще и виноград. Желание попробовать самых вкусных ягод было очередной игрой, наподобие карты, которую она рассматривала каждый раз перед тем, как лечь спать.

Однажды вечером Килька возвращалась к месту своей стоянки и наткнулась на двух людей, спящих в кустах у кромки леса. Она замерла, опасаясь, что ее заметят, ведь в лесу спать может только тот, кто уверен, что при необходимости мгновенно проснется. Но люди не просыпались.

Подкравшись поближе, Килька уловила идущий от спящих терпкий прокисший запах. Прокрутив в голове имеющуюся информацию, сделала вывод — они пьяны. В семье Кильки никогда не пили, очень редко ставили ягодное вино, но использовали его в небольших количествах только холодной зимой, когда шли в лес. Однако запах спиртного с другим не перепутаешь.

Не теряя времени понапрасну, Килька подобралась вплотную и внимательно принялась осматривать и ощупывать их одежду. Плотная самодельная ткань, грубая, из толстых волокон. Обувь из жесткой кожи, тоже самодельная. У одного мужчины за поясом нашелся нож, у второго — короткий хлыст. Оружие Килька трогать не стала. Лица круглые, здоровые, у обоих борода обкорнанная, видимо, чем-то тупым, слишком уж неровные края.

Закончив осмотр, Килька выдохнула и уселась напротив находок прямо на землю. Подумала, не остаться ли тут, покараулить, но быстро эту мысль отогнала — если эти люди шли в лес, значит понимали, что тут опасно, пусть даже вокруг водится не так уж и много хищников. Поэтому она встала и отправилась дальше.

Когда еще два дня спустя на рассвете она увидела торчащие из-под куста ноги, то сразу решила, что это очередной пьяница, которому дикий лес роднее собственного дома. Только этот забрался далековато от поселений…

Почти не скрываясь, она подошла и присела на корточки рядом с человеком.

Через секунду он дерганым движением поднялся и сел. Прямо Кильке в глаза уставились другие — испуганные, сонные, но совершенно вменяемые.

Килька замерла, чтобы его не спугнуть, как замирала, чтобы не спугнуть диких зверьков вроде осторожного зайца. Медленно растянула губы в улыбке, потому что улыбка должна обозначать благожелательный настрой того, на чьем лице находится. Этот найденыш напротив был испуган и не представлял ни малейшей опасности. Оружие у него не имелось, кривая полусгнившая палка, валяющаяся на земле рядом, не в счет, Килька отпрыгнет раньше, чем он умудрится схватить ее и замахнуться. Да и смысл замахиваться? Ногой тоже подкосить не сможет, слишком неудобно сидит, боком. Да и вообще не похоже, что умеет двигаться быстро, хотя мышцы есть. Похоже, что работает много, но однообразно. Вынослив, но медлителен.

Парень тоже быстро и внимательно ее оглядывал, видимо пытаясь понять, кто она и что тут делает. Решал, нужно ли ее опасаться. Кильке не хотелось, чтобы он испугался, поэтому она улыбнулась еще шире. Потом старательно откашлялась.

— Привет, — как можно мягче сказала Килька.

Дверь скрипнула, в комнату ввалилась тощая кухарка, подтаскивая к порогу тележку с посудой. Наложницам запрещалось есть с остальными членами банды, как и вообще без важных причин покидать комнату.

Конфетти села на кровати, наблюдая, как кухарка ставит на стол миску с супом, потом наливает в глиняную кружку с суженым кверху горлом травяной настой.

— Спасибо, — машинально поблагодарила, но ответа, как обычно, не получила.

Дверь за кухаркой закрыться не успела, в комнату ворвалась растрёпанная Павла.

— Бедняжка, — заныла еще из коридора, с любопытством оглядывая комнату. Яшера тут не оказалось и в глазах посетительницы промелькнула досада. — Мне так жаль… Целая ночь с диким быком. Тарзан бывает так жесток!

— Тарзан всегда прав, — ответила Конфетти, лениво водя ложкой по жидкости. Во-первых, с этой стервы станется сделать так, чтобы их разговор кто-нибудь подслушал и доложил выше, что в ее непростом положении чревато. Во-вторых, она с удивлением поняла, что особого отвращения прошедшая ночь у нее не вызывает. Яшер, конечно, не отставал до самого утра, но это можно понять — подобных Конфетти диковин: чистых, здоровых и мало пользованных еще поискать. Тарзан ценит лучшее.

— Что он делал, расскажи, станет легче, — щебетала Павла, еле сдерживая злорадство. Хотела насладиться ее унижением.

Конфетти загородилась кружкой, скрывая улыбку. Зачем объяснять, что ничего ужасного Яшер не делал и не требовал. Ни разу не ударил. Перед рассветом молча ушел, не сказав ни слова.

Конфетти прикинула, стоит ли рассказать, что ночью ей еще дважды было хорошо, но быстро эту мысль пресекла — Тарзан узнает о сказанном еще до обеда и вряд ли ему такая новость понравится.

— Слово Тарзана — закон, — послушным тоном повторила Конфетти и больше на вопросы не отвечала. Павла убралась через полчаса, когда пришла домоправительница, которая заведовала делами в доме и раздала работу — на наложницах лежала уборка в доме. Конфетти досталась половина первого этажа, та сторона, где кухня. Кроме полов еще мытье посуды, но она не жаловалась. По сравнению с работой в деревне это просто отдых.

В столовой за грубым столом из необработанного дерева сидело трое охранников. Они с интересом разглядывали голые ноги Конфетти, которая задрала штанины старых джинсов выше колен и шлепала босыми ногами по мокрому полу. Хотелось нагрубить, но Конфетти сдержалась — если все повернется плохой стороной и она окажется в бараке, все они получат к ней доступ и тогда уж отыграются, не боясь Тарзана… Лучше не наживать лишних врагов, учитывая, что они итак плодятся без малейших усилий с ее стороны.

Однако когда немытый пол остался только под лавкой, она тщательно выжала тряпку и, подойдя к охранникам, вежливо попросила пододвинуть ноги. Ее полностью проигнорировали. Вернее сообщили, куда ей стоит пойти и не сказать, чтобы ей особо хотелось отправляться в указанном направлении. Она, знаете ли, только недавно там была.

А черт с ним, может быстрее забьют, решила Конфетти и мокрой грядной тряпкой провела прямо по ногам всех троих. И вызывающе улыбнулась на замах одного, который тот вовремя остановил. Никто не смел трогать женщин Тарзана, пусть даже за дело. Он всегда наказывает их сам.

Пообедав, она все-таки решилась и отправилась к новенькой Машке, чья комната располагалась в самом углу дома. Зимой там сильно дуло и царил постоянный холод, но не факт, что Машка задержится тут до зимы. С таким-то слабым здоровьем…

Конфетти напряглась, стуча в дверь. Из-за двери раздался слабый голос.

— Кто там?

Тогда Конфетти молча толкнула дверь и вошла. Машка лежала на кровати, откинувшись на высокие подушки, но одета была чисто, умыта и причесана, коса живописно лежала на вздымающейся груди (по мнению Конфетти, чересчур оголенной для находящегося при смерти человека). Огромные глаза на бледном лице окрасились гневом при виде стоящей на пороге гостьи.

— Ты… — почти прошипела болезненная.

— Как видишь.

Так как приглашения войти не последовало, да и в будущем вряд ли стоило его ждать, Конфетти прошла без спросу. Подвинула поближе к кровати стул, уселась рядом с больной. Поморщилась, уловив кислый запах, который исходит от людей, когда они маются животом.

— Как здоровье? — мрачно поинтересовалась.

Губы Машки задрожали, а взгляд раскалился.

«Еще учиться и учиться», — подумала оставшаяся равнодушной к этому взгляду Конфетти, сравнивая с изощренным взглядом Павлы — восторженным, с такой малой долей презрения, что и не придерешься.