Читаем без скачивания «Избери путь её…» - Джон Уиндэм

Я постаралась вернуться к моменту моего «пробуждения». Вспомнила, как одна из «Мам» удивленно спросила: «Что значит — мужчина?»

— Пожалуй, — сказала я, — пожалуй, это — одно из самых…

Она медленно покачала головой.

— Их больше нет дорогая. Ни одного. Нигде.

Я тупо уставилась на нее. Выражение ее лица было серьезным и участливым, даже жалостливым. На нем не было ни тени притворства. Некоторое время я молча переваривала услышанное пока, наконец, у меня не вырвалось:

— Но… Это невозможно!!! Ведь где-то должны быть… Вы же не можете… Как же вы тогда?.. То есть я хочу сказать!..

Она вздохнула.

— Я понимаю, это кажется вам невозможным, Джейн… Вы разрешите называть вас Джейн? Однако это действительно так. Я пожилая женщина, мне скоро будет восемьдесят, и за всю свою долгую жизнь я ни разу не видела мужчину, разве что на древних картинах и полуистлевших фотографиях. Пейте шерри, дорогая, вам станет лучше. Боюсь, я очень расстроила вас. — Она помолчала, давая мне время прийти в себя. — Я примерно представляю себе, что вы сейчас чувствуете. Видите ли, я знаю историю не только по книгам. Когда я была совсем девчонкой, мне довелось слышать множество историй от моей бабки. Тогда ей было что-то около восьмидесяти, но память у нее была хорошая, и рассказчица она была прекрасная. Я словно сама видела те… тот мир, о котором она говорила, те места. Но это было настолько другим, так чуждо… Так непохоже на все, что меня окружало. Мне было трудно понять ее. Когда она говорила о юноше, с которым была когда-то помолвлена, слезы струились из ее глаз. Она плакала, конечно, не из-за него, а из-за всего утраченного ею мира — мира ее юности. И даже тогда мне было непонятно, что она испытывала. Да и как я могла понять? Но теперь, когда я сама стала старой и так много прочла, я могу приблизительно представить, что она должна была чувствовать, вспоминая о былом. Скажите, дорогая… — Она взглянула на меня с острым любопытством. — А вы… вы тоже были помолвлены?

— Я была замужем… очень недолго.

Она задумалась.

— Должно быть, это очень странное чувство, чувствовать себя чьей-то собственностью…

— Собственностью?! — изумленно переспросила я.

— Собственностью своего, м-мм… мужа, — пояснила она.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга.

— Но это было совсем не так, — пробормотала я, — это было… Но что случилось? Что могло случиться с ними со всеми?

— Они все умерли, — спокойно сказала она. — Заболели и умерли. Никто не мог ничего поделать — они исчезли, всего за год… даже чуть меньше года — не осталось ни одного, за исключением, быть может, нескольких на всей планете.

— Но тогда… тогда все должно было пойти прахом!

— О, да. Сначала почти так и было — было очень скверно. Начался голод. Замерла вся промышленность, и лишь в менее развитых странах, преимущественно аграрных, женщины сумели научиться кое-как обрабатывать землю и тем самым уберечь себя и своих детей от голодной смерти. Почти все цивилизованные центры, скопления городов превратились в пепелища… Перестал существовать транспорт, кончилась нефть, некому было добывать уголь. Когда наступил кризис, оказалось, что лишь ничтожное количество женщин, которых было больше, чем мужчин, способно заниматься какой-то серьезной работой.

Но кризис был неизбежен. Случись это пятьюдесятью годами раньше, мы были бы обречены на неминуемую гибель. Пятьюдесятью годами позже — тоже могло оказаться роковым — к этому времени все без исключения женщины могли превратиться в домашних полуживотных. Но, к счастью, в середине двадцатого столетия некоторые женщины владели определенными профессиями и, что оказалось важнее всего при сложившихся обстоятельствах, были среди них и медики. Пожалуй, не будь этого, мы не сумели бы выжить. Я сама не очень разбираюсь в медицине, поэтому вряд ли сумею объяснить вам, как это было достигнуто. Все что я могу сказать… Словом, стали проводиться интенсивные научные исследования в той области, которая вам вероятно знакома больше, чем мне. Все виды существ, и наш в том числе, стремятся выжить, и доктора прежде всего должны были во что бы то ни стало сохранить это стремление. Несмотря на голод, хаос и разруху, дети должны были рождаться. Восстановление цивилизации, ее возрождение могли подождать: главное было — продолжение рода. И эта проблема была решена — дети стали рождаться: младенцы женского пола выживали, мужского — умирали. Таким образом, производить на свет мальчиков стало пустой тратой времени, и было сделано так, что стали рождаться лишь девочки. Вы, я вижу, хотите спросить как? Но тут, дорогая, мы опять вторгаемся в область, которая вам ближе и понятнее. Вообще-то, как мне говорили, на самом деле это гораздо проще, чем кажется. Ведь, скажем, саранча способна производить женское потомство без мужских особей, кажется, до восьми поколений, а может и дальше. Было бы странно, если бы мы, со всеми нашими знаниями и разумом, оказались беспомощнее саранчи, не правда ли?

Она смотрела на меня выжидающе. Судя по выражению ее лица, она ожидала восхищения… или, по крайней мере, изумления. Если я не ошиблась, то моя реакция должна была разочаровать ее: после того, как ядерная физика наглядно продемонстрировала, чего может достичь наука, вряд ли стоило удивляться каким-то техническим достижениям цивилизации. В принципе возможно все — другое дело, нужно ли это, может ли это принести какую-нибудь пользу, то есть реальное движение вперед…

— Чего же в результате вы добились? — спросила я.

— Мы выжили, — коротко ответила она.

— Биологически да, — согласилась я. — С этим я не спорю. Но если за это пришлось заплатить… Если это стоило вам всего… Если любовь, искусство, поэзия, физические наслаждения, — все было принесено в жертву продолжения рода, зачем тогда нужно это самое продолжение?

— Вряд ли я смогу вам что-нибудь ответить, — пожала она плечами, — разве что высказать общеизвестную истину: это — общее и главное стремление любого вида. Но я убеждена, что и в двадцатом веке ясности в этом вопросе было не больше, чем теперь. Кроме того, почему вы считаете, что все остальное исчезло? Разве поэзия Сафо не поэзия? А ваше самонадеянное утверждение, будто обладание душой зиждется на разнице полов, удивляет меня: ведь так очевидно, что двое разных неизбежно находятся в противоборстве, в различного рода конфликтах. Вы не согласны, дорогая?

— Как историк, изучавший мужчин, женщин и движущие силы тех или иных процессов, вы должны были сейчас лучше понять, о чем я говорила.