Читаем без скачивания Скажи нам правду - Рейнхардт Дана

— Когда мне было пять лет. Сначала он приезжал раз в месяц. Потом дважды в год. Потом…

— А далеко он живет?

— Нет.

Несколько лет назад отец переехал в Сан-Франциско, где управлял каким-то технологическим научно-исследовательским центром. Прежде он жил в Лондоне и Сиднее. Я это знал, потому что время от времени следил за ним через Интернет. С мамой мы никогда о нем не говорили.

— Значит, он изучает то, как Интернет связывает людей?

— Да.

— И при этом… никогда не пишет тебе писем?

— Ни разу.

— Значит, это он твое «почему?».

— Я так не думаю.

— А я думаю.

Я огляделся. Ресторан почти опустел, а я и не заметил. Работники с кухни мыли пол, ставили стулья на столы, сливали остатки кетчупа из бутылок в одну. Настало время ехать домой.

— Интересно, что случилось с Мейсоном и Кристофером? — спросил я.

— Может, они пошли за сигаретами, — усмехнулась Дафна, — и никогда больше не вернутся.

Они сидели на капоте машины Кристофера; окна открыты, внутри играло радио. Был прекрасный вечер: ароматный воздух и лиловое небо.

Первой мы отвезли Дафну. Она жила в домике за невысоким забором из проволочной сетки. Крошечный палисадник был забит пластиковыми игрушками для малышей. Дафна отперла металлическую сетчатую калитку, потом — входную дверь. Мы подождали, пока она закроет ее за собой, и выехали обратно на десятое шоссе. Хотя казалось, что я живу на другом конце света, через двадцать минут я был дома.

Когда я приехал, мама стояла у двери.

— Кто это? — спросила она, глядя на задние фары «ауди» Кристофера, который заворачивал за угол.

— Друзья, — буркнул я.

— Я понимаю, что не враги. Какие друзья? Я не знаю этой машины.

— Просто знакомые ребята.

Я видел, что мама пытается завязать один из наших обычных вечерних разговоров. Рабочий день Леонарда начинался до восхода солнца, и он ложился рано, как и Натали. Мы с мамой были совами. Иногда мы сидели на кухне, разговаривая, далеко за полночь. И обычно съедали полноценный второй ужин.

— Омлет? — спросила она.

— Нет, я в постель.

Мама казалась разочарованной, но я устал и скучал по Пенни. Было всего десять сорок пять. Обычно наши субботние вечера длились до половины двенадцатого, когда Пенни пора было возвращаться домой.

Я лег на кровать прямо в одежде. Я не мог не думать о том, что этим вечером делала Пенни. И не мог не размышлять над тем, думала ли она обо мне. Может, она осталась дома и смотрела вместе с Беном фильм. Может, ее отец готовил на заднем дворе жареное мясо. Вечер был подходящий. Что бы Пенни ни представляла, думая обо мне — если вообще обо мне думала, — вряд ли это был пятимильный поход пешком на занятия в группе поддержки подростков «Второй шанс». Да. Это было абсурдно. Пенни считала, что я ни о чем не задумывался, никогда ни о чем не размышлял. И если сегодня она лежала на кровати, вспоминая обо мне, то вряд ли могла представить, что я провел вечер, рассказывая о своей борьбе с наркотиками группе незнакомых людей, а потом говорил об отце до самого закрытия ресторана.

Сегодня вечером я только и делал, что думал. Размышлял.

И сейчас, вспоминая последние часы, я сожалел, что так много говорил с Дафной. Я болтал только о себе и даже не спросил, чем занимается ее отец на двух своих работах. Не спросил о ее матери. О братьях и сестрах.

Я вытащил телефон. Мне хотелось написать Пенни, но я не стал. Во-первых, Мэгги удалила ее контакт, и хотя телефон Пенни я знал наизусть, Мэгги считала, что, если мне потребуется какое-то время, чтобы набрать номер, в этот момент я остановлюсь и одумаюсь.

Я написал Дафне. Высаживая ее у дома, мы все обменялись телефонами. Мы обсуждали возможность подвозить друг друга по очереди, хотя я так и не сказал, что у меня нет машины. Да и водительских прав.

Я. Что делает твой отец?

Она. Чего?

Я. Кем твой отец работает в ночную смену?

Она. Складской рабочий и пекарь.

Я. Мама?

Она. Нет, это Дафна.

Я. Да нет. Чем занимается твоя мать?

Она. Домработница.

Я. Как зовут твоих братьев и сестер?

Она. Мария, Мигель, Клаудия, Роберто.

Я. Спасибо. Спок. ночи, Дафна.

Она. Спок. ночи, парень с незабываемым именем.

Глава восьмая

Когда в начале девятого класса я познакомился с Уиллом, в то время обладателем высокого голоса, длинных волос и коротких шорт, мне было трудно представить, что к одиннадцатому классу он превратится в Уилла, в чьей жизни красивые девушки, отличные оценки и лучшие парковочные места будут возникать сами собой.

Но вернемся к шортам. Когда я сказал «короткие», то имел в виду очень короткие. В дюйме от предела, за которым окружающие получали возможность оценить ваши яйца.

Мы готовились к физкультуре. Я не обращал внимания на Уилла, чей шкафчик был по соседству с моим, но как только увидел его шорты, отвернуться стало практически невозможно.

Через несколько недель после нашего знакомства я сказал:

— Слушай, эти твои шорты… Тебе пора от них избавиться.

Мы как раз бежали по стадиону.

Уилл опустил взгляд:

— Эти? Правда? — И отправился на последний круг, который мы позже назвали «круг позора».

С тех пор я несколько месяцев не видел этих шорт, до самого моего дня рождения. Я удивился, что Уилл принес подарок в школу. И даже написал открытку:

«Дорогой Ривер, по случаю твоего пятнадцатого дня рождения дарю тебе то, что лучше всяких слов скажет, как много ты для меня значишь».

Я развернул подарок. Шорты.

За эти годы мы то и дело возвращали их друг другу. Я оставлял их в его машине или в рюкзаке. Уилл пробирался в мою комнату и подкладывал их в ящик стола. Я отправлял их ему в летний лагерь в посылке из дома. Но никто с тех пор их не надевал.

Пока Уилл не появился в нашей кухне утром в четверг.

— Давай, Ривер, поторопись. Я отвезу тебя в школу, — предложил он.

К одиннадцатому классу Уилл вырос, и шорты достигли нового уровня… непристойности. Мама в изумлении смотрела на него.

— В чем дело, Деб? — Парень повернулся вокруг своей оси. — У меня что-то в зубах застряло?

— Уильям Паркер, — сказала мама. — Что, ради всего святого, ты надел?

Он приобнял ее за плечи:

— Деб, Риверу надо взбодриться. А эти шорты несут в мир радость.

— Если бы мы не опаздывали, — сказал я, — заставил бы тебя сделать круг позора.

Я затащил Уилла к себе в комнату и бросил ему свои джинсы. Всю дорогу до школы мы хохотали.

Мое хорошее настроение продлилось до перемены перед шестым уроком, когда я буквально споткнулся о стол, за которым сидела Ванесса, лучшая подруга Пенни, с коробкой денег и грудой напечатанных пурпурных билетов.

— Привет, Ривер, ты как? — Она произнесла это с таким выражением, как если бы спрашивала: «Что ты чувствуешь после того, как твоего щенка задавили?», или «Как ты поживаешь с тех пор, как твое лицо обезобразили?», или что-нибудь вроде этого. — Пойдешь на дискотеку? Будет суперкруто. Пенни идет. — Она протянула один билет. — Тема «Пурпурный дождь».

Я не знал, что сказать. В моем сознании будто мела сильная метель…

Я вспомнил, как однажды вечером на вечеринке у Джонаса, когда мы с Пенни решили прогуляться по кварталу, я взял ее за руку и сказал, что собираюсь ее поцеловать, а она ответила: «Так чего же ты ждешь?»

Я приблизился к девушке. Положил обе ладони на ее плечи. Мы стояли на улице под деревом, у дома, где только что выключили свет. Пенни жевала свою любимую синюю жевательную резинку.