Читаем без скачивания О, Иерусалим! - Ларри Коллинз

Стройный минарет Рамлы возвышался к востоку от автострады.

Город Рамла, основанный в 716 г. арабским завоевателем султаном Сулейманом, потом захваченный крестоносцами Ричарда Львиное Сердце, разрушенный Саладином, снова восстановленный египетскими мамлюками, осажденный Наполеоном, — этот город был первым крупным арабским городом на пути из Тель-Авива в Иерусалим. В течение многих веков здесь укрывались разбойники, грабившие проходившие мимо караваны. Дальше дорога к Иерусалиму шла мимо выжженного солнцем холма, где некогда стоял библейский город Гезер, который фараон Египта дал в приданое своей дочери, выходившей замуж за царя Соломона. Потом автострада извивалась по библейской долине Горек, где родилась Далила и где шакалы Самсона с объятыми пламенем хвостами сожгли урожай филистимлян.

Через виноградники и пшеничные поля иерусалимская дорога выходила в Аялонскую долину, где Иисус Навин некогда остановил солнце. А там, где Аялонская долина кончалась, стояли два символа-антипода, олицетворявшие Палестину 1947 года: ощетинившийся колючей проволокой блокгауз британского полицейского участка, построенный на возвышенности, с которой хорошо просматривались добрых пятнадцать километров дороги, и на холме напротив крытое красной крышей — здание Латрунского монастыря, принадлежавшего ордену траппистов. У подножия спускавшихся террасами монастырских виноградников находились насосная станция, от которой зависело снабжение Иерусалима водой, и развалины старинного постоялого двора.

По обеим сторонам дороги возвышались стройные, величавые сосны, отмечавшие место, где дорога вступала в узкое ущелье и начинала подъем к Иудейским горам; эта зеленая, радующая глаз местность называлась по-арабски Баб-эль-Вад — "врата долины"; через несколько месяцев этому названию предстояло стать для палестинских евреев символом той страшной цены, которую они вынуждены были заплатить за свое государство.

Войдя в Баб-эль-Вад, дорога на протяжении тридцати километров петляла, постепенно поднимаясь вверх; лента асфальта лежала на дне ущелья, а по обе стороны от нее круто уходили вверх почти отвесные, неприступные скалистые откосы, поросшие лесом. Здесь за каждым валуном мог прятаться снайпер, за каждым поворотом могла таиться вражеская засада, из-за каждого деревца мог выскочить атакующий отряд.

Только тогда, когда дорога достигала Иудейских гор, в киббуце Кирьят-Анавим еврей-путешественник мог снова почувствовать себя относительно спокойно. Еще через шесть километров дорога поднималась до своей самой высокой точки.

Отсюда в конце длинного поворота влево виднелись пригороды Иерусалима, обещавшие, наконец, безопасность. По пути верблюжьих караванов, римских колесниц и фанатичных крестоносцев теперь двигались грузовики и автобусы евреев: они везли в Иерусалим все, что требовалось городу, чтобы продолжать жить. Не дать артерии оборваться — было непомерной, почти неразрешимой задачей...

Пока Шахам и Ядин обсуждали будущее города, Иерусалим врачевал раны, оставшиеся после арабского нападения. К началу комендантского часа погромщики ушли, наконец, из торгового центра. Еще недавно процветавшие торговые ряды теперь представляли собою груды обугленных развалин.

Стоя у окна своей квартиры над спасенной им еврейской лавкой. Сами Абуссуан вглядывался в ночь и размышлял о том, что натворили его разбушевавшиеся соотечественники.

Электричество, газ, телефон в квартире больше не работали.

Глаза Сами Абуссуана различали все еще дымящееся пепелище, которое несколько часов часов тому назад было бакалейной лавкой; оттуда всю ночь раздавались резкие, короткие выхлопы, вроде выстрелов: это лопались банки с сардинами.

Сами Абуссуан решил, что с него хватит: нужно как можно скорее переселиться в более безопасное место.

В одном из номеров парижского отеля "Калифорния" на улице Берри было сизо от клубов сигарного дыма. На краю кровати сидел Эхуд Авриэль, в отчаянии сжав руками свой лысый череп.

Оказалось, что парижский бизнесмен, который должен был распахнуть перед Авриэлем двери европейских арсеналов, знает о торговле оружием не больше, чем Авриэль — о торговле розами. В отчаянной попытке найти "агенту" какую-нибудь стоящую замену Авриэль провел весь день в переговорах, казалось, со всеми европейскими самозванцами, выдававшими себя за торговцев оружием.

Сейчас, на исходе дня, перед Авриэлем сидел его последний сегодняшний собеседник — румынский еврей, владелец небольшой импортно-экспортной конторы, Роберт Адам Абрамовичи.

Несколько смущенно он объяснил Авриэлю, что в 1943 году на борту небольшой парусной лодки нелегально пробрался в Палестину, но не остался там: Земля обетованная оказалась для него слишком тесной и слишком спартанской.

— Я люблю хорошо пожить, — признался он. — Я люблю лошадей, люблю женщин. Поэтому, когда война кончилась, я переехал во Францию. Не будь я столь требователен и останься в Палестине, Бен-Гурион наверняка послал бы закупать оружие меня, а не вас.

До войны он служил румынским представителем одной из крупнейших в Европе фирм по производству оружия, и руководители фирмы до сих пор оставались его близкими друзьями.

— Они продадут нам все, что нужно, — заверил он ошеломленного Авриэля.

Он вытащил из своего портфеля два объемистых каталога.

Авриэль в изумлении листал страницы, на которых красовались фотографии столь разнообразных средств истребления, что даже богатая фантазия Бен-Гуриона не могла бы такого вообразить.

Однако, предупредил Абрамовичи, нужно преодолеть одно затруднение. Фирма, о которой шла речь, не имела права заключать торговые сделки с частными лицами; она могла иметь дело только с официальным представителем суверенного государства. Поскольку еврейскому государству формально предстояло появиться на свет только через несколько месяцев, Авриэлю необходимо было запастись верительными грамотами какой-нибудь другой державы.

Авриэль с минуту подумал, а потом послал своего помощника в контору за углом, на улицу Понтье, 53, откуда он не так давно руководил подпольными операциями Еврейского агентства по осуществлению нелегальной иммиграции в Палестину. Там, в нижнем ящике его старого письменного стола, лежала папка с бумагами: эти бумаги могли помочь найти выход из положения.

На обложке папки было написано название страны, которая если и имела когда-нибудь сношения с евреями, то разве только в библейскую эпоху, во времена Соломона и царицы Савской. Год тому назад Авриэль за тысячу долларов приобрел у бывшего русского князя, ныне служившего у императора Хайле Селассие, сотню самых что ни на есть подлинных, за подписью и печатью, бланков дипломатического представительства Эфиопии в Париже.

Тогда Авриэль на этих бланках печатал фальшивые визы для еврейских иммигрантов, направлявшихся через территорию Франции к портам, в которых они тайно грузились на суда, отплывавшие в Палестину. Помощник принес папку. Там оставалось восемь бланков. Абрамовичи взглянул на них и понимающе улыбнулся. Это были как раз такие бумаги, какие нужно.

Абрамовичи вынул из кармана два конверта. Один он взял себе, другой протянул Авриэлю. Румынский эпикуреец все предусмотрел. В конвертах были билеты на самолет в столицу той страны, где находилось правление его оружейной фирмы.

В тот момент, когда Авриэль радовался неожиданной удаче, за тысячу километров от Парижа арабский капитан тоже радовался успеху своей европейской миссии. Пока Авриэль беседовал с Абрамовичи, Абдул Азиз Керин, сидя в красивом современном здании правления чехословацкой оружейной фирмы на проспекте Бельхридо, 20, в Праге, договаривался о покупке оружия. Уже сегодня, меньше чем через сутки после своего прибытия в Прагу, Керин мог поздравить себя с тем, что он приобрел для своей страны десять тысяч маузеров модели "Э-18", сто автоматов "МГ-34" и приступил к организации их доставки в Дамаск.

Молодой капитан радовался бы куда меньше, если бы знал, какой следующий клиент войдет в красивое современное здание оружейной фирмы, где он провел сегодня весь день. Ибо в тот момент, когда капитан садился обедать, этот другой клиент укладывал в чемоданчик свою зубную щетку, свою Библию и своего "Фауста", собираясь выехать в Прагу, где у него на следующий день была назначена на проспекте Бельхридо, 20, встреча с директором Збройевского оружейного завода. С появлением Эхуда Авриэля в Праге началась новая фаза в борьбе, которая для палестинского ишува была не менее важной, чем борьба за воду для полива, в борьбе за приобретение оружия для самообороны.

До 1936 года оружие для защиты еврейских поселений покупалось в основном у тех же арабов, от чьих нападений евреям приходилось обороняться. После 1936 года начало поступать оружие из Европы: его прятали в тракторах, дорожных катках, паровых котлах и сельскохозяйственных машинах, доставлявшихся морем в Хайфу. Так, Иехуда Арази — владелец мастерской по ремонту сельскохозяйственной техники в Варшаве — разбирал тракторы и дорожные катки, нафаршировывал их вооружением и боеприпасами, а затем собирал снова, и в таком виде все это транспортировалось в Палестину. За три года Арази переправил в Палестину три тысячи винтовок, двести двадцать шесть пулеметов, десять тысяч ручных гранат, три миллиона патронов, несколько сотен мин и даже — чем он больше всего гордился — три небольших самолета.