Читаем без скачивания Гость с того света. серия «Небесный дознаватель» - Сергей Долженко

Пролетарский классик Горький стойко переносил все удары судьбы: разочарование в сталинском режиме, бесконечные болезни, гибель друзей, даже странную смерть горячо любимого сына…. Но когда узнал о катастрофе авиалайнера «Антей», названного в его честь «Максимом Горьким», Алексей Максимович вдруг заплакал и сказал: «Это моя смерть!» Вскоре его отравили чекисты в особняке на Мясницкой. Нет ли здесь параллели с любимой игрушкой Волкова? И там, и там знак в виде самолета. Только у одного самолетик настоящий, у другого игрушечный. Но наш летчик и не «глыба человеческая», а простой гражданский авиатор…

– Так, милая, пожалуйста вашу правую руку. Вижу, вижу… старость не в радость, но грядет покой и отдохновение… – пробормотал он привычно.

– Устали, чай, Иван Петрович, – медом плеснул на его сердце горячий женский шепот.

Он поднял глаза и осекся. Перед ним сидела молоденькая женщина. Белые пухлые пальчики с толстым обручальным кольцом на безымянном пальце левой руки. Густые длинные ресницы бросали тень на гладкие щеки, вздернутый точеный носик. Сострадательный, чуточку лукавый взгляд бездонных синих глаз.

– Марина, – томно сказала она, одернув короткую юбку.

Сливочной белизны бедра, полные икры, цветные шерстяные носочки. Грудь, наверное, третьего или даже четвертого размера.

– Иван, – зачарованно произнес прорицатель, и краска стыда тронула его худые небритые щеки. – Извините, заработался.

На этом представление закончилось.

– Игорь! – охнула Надежда Ильинична, оторвавшись от окна. – Иван Петрович, вам бы лучше уйти!

Видимо, она не только догадывалась, как отнесется сын к внуку тети Вари, но даже приблизительно представляла его реакцию. Поэтому, Шмыга не успел опомниться, как в мгновение ока был препровожден вместе с последней посетительницей ко второму выходу из дома, ведущему через темный, пропахший свиным навозом сарай. Оттуда они направились в огород, и по едва протоптанной тропинке к калитке вышли прямо к дому Марины.

– Ой, как хорошо, – причитала девушка, запахивая на груди белую вязанную кофту. – Отдохнете, чайку попьете. Я вас так ждала, у меня столько к вам вопросов.

Проворно подцепила его под руку и так плотно прижала к себе, что у него не было ни сил, да и, честно говоря, желания освободится.

Вопросов у Марины оказалось не столь много, как опасался Иван Петрович, уже не чаявший выбраться к автобусной остановке, но очень существенные. Вернется ли к ней супруг, а если вернется, то как от него избавиться? Будет ли у нее встреча с милым, желанным принцем на белом коне; сколько детей ей судьба отмерила, и кто родится первым – мальчик или девочка? Как долго проживет престарелая тетка в Нижневолжске, которая обещала ей отписать трехкомнатную квартиру, где, старая стерва, проживает одна…

Как они оказались в постели, Иван Петрович в точности не помнил. Сидели вначале на кухне при зажженных свечах с плотно задернутыми занавесками – именно так представляла себе молодая хозяйка обстановку, при которой возможно заглянуть в будущее, и пили чистую, как родниковая вода, водку из можжевельника. Он долго водил пальцем по тонким едва заметным линиям на ее пухлой дрожащей ладони, мучительно вспоминая азы хиромантии и выдавая предсказания, которые говорили исключительно о больших деньгах, куче здоровый детей, добром молодце на кряжистом сером в яблоках коне, то бишь на «Вольво» или «Мерседесе», летних отпусках на Средиземном море…

Потом она внезапно поцеловала ему руку, – он даже не успел отстраниться, – и заплакала.

– Что-то не так? – испугался внук бабушки Вари.

– Ко мне еще никто так нежно не прикасался, – сказала она, всхлипывая. – Пожалуйста, продолжай! Я слышала, что еще гадают по линиям здесь.

Попыталась закатать рукав кофточки на левой руке до плеча, не смогла, тогда просто сняла ее, оставшись в одном бюстгальтере. И поставила на стол локоток.

– Девчонки в техникуме говорили, что две линии на сгибе— значит, у тебя два ангела-хранителя, и тебе любые проблемы нипочем. Одна – надо вести себя осторожнее, он один не справится с твоими врагами.

Шмыга кое-что слышал о гаданиях по линиям руки, но понятия не имел, что хиромантия продвинулась так далеко, что может теперь предсказывать судьбу по линиям, изгибам, ямочкам всего обольстительного женского тела.

– Я боюсь, – шептала она в постели, прижавшись к нему разгоряченная, влажная, как только что из душа, после благополучно завершившегося «хиромантического» сеанса. – Не сплю до утра.

«Не бойся, я с тобой!» – хотел привычно успокоить случайную любовницу Шмыга, но вовремя вспомнил, что он вовсе не с ней, и завтра, – надо же, как затянулась командировка, – уедет и никогда сюда не вернется.

– Что ты боишься, зайка моя? – поцеловал ее в щеку.

– Кольку боюсь. Ходит и ходит. В дверь стучит, по окнам кулаками бьет.

– Не открывай, не иди у него на поводу. Будет ломиться, дождись, когда что-нибудь сломает, и вызови наряд милиции. Десять суток получит за мелкое хулиганство, твой дом за километр обходить начнет, – посоветовал бывший юрист.

– Ты не понимаешь. Он упрямый, настырный, и очень любит меня. Не отстанет. Говорил неделю назад, что либо себя зарежет, либо меня… – если я выйду за кого-нибудь.

«О, Господи, сначала бегом замуж за кого попало, потом не чаем, как от него избавиться», – заворочался в постели Иван Петрович. Ему стало душно, горечь и сухость во рту терзали его в приступе начинающегося похмелья. Да и в комнате было непривычно темно и тихо.

– Водицы бы, – попросил он.

И в это время сильный властный стук прокатился от входной двери по коридору к ним в спальню.

– Колька! – вскочила она в сильнейшем испуге. Ледяной пот мгновенно выступил на лбу «хироманта». Шмыга тоже привстал, растерянно натягивая на себя одеяло.

– Не открывай! – Взмолился он и сразу вспомнил того бугая, который едва не сбил его со ступенек магазинного крыльца.

Несомненно – знак! Сейчас влезет в дом пьяная молодая сволочь, увидит потрепанного мужичка в кровати своей бывшей женушки… Да какой бывшей! Поди еще не развелись официально. И что он скажет? Скорее всего, ничего не скажет. За шиворот и мордой в снег. И пару ребер вдобавок сломает. Что она там говорила? Зарежет… Так у него еще и ножичек с собой?

– Убьет, убьет… я это чувствовала, – причитала Марина, торопливо натягивая юбку, ловя дрожащими пальцами язычок молнии…

Вызвать наряд милиции? Как же, поедут они! Разбежались! Как только узнают о семейных разборках, трубку бросят. Еще хуже, если действительно приедут. Увидят его пьяную харю небритую и с собой заберут.

Снег под окнами захрустел под тяжелыми уверенными шагами. Снова посыпались удары, теперь по оконной раме, стекла которой тонко задребезжали в ответ.

– Что сидишь? Одевайся! Шмотки бери и в ту комнату. Там кладовка, я запру тебя. Отсидишься. Ну?!

Судя по командному тону, к ней вернулась полное самообладание. Видимо, он не первый, кому приходилось отсиживаться в той кладовочке. Но как же он в темноте свою одежду найдет?

– Ты хотя бы ночник включила, – раздраженно бросил Иван Петрович, шаря руками по полу в поисках невесть куда запропастившихся носков.

Начинали «сеанс» на кухне, и белье раскидали по всему пути в спальню. Еще, кажется, они кувыркались на полу в зале… Надо же так напиться!

– Марина, – раздался за окном приглушенный голос Надежды Ильиничны Волковой. – Ты спишь? Иван Петрович у тебя?

Голый хиромант с одним носком в руках обессилено привалился к спинке кровати.

– Уехал давно! – крикнула в распахнутую форточку Марина. – Ты что, тетя Надя по ночам шарахаешься, людей пугаешь, спать не даешь.

– Ты что, Мариночка, время-то девяти нет! У тебя все в порядке?

– Да!

– Пойду я тогда. Игоря надо собрать. Завтра с утра в Москву уезжает, в рейс ему.

– Уф-ф, пронесло, – сказала Марина, слезая с подоконника. Села рядом, погладила его по волосатой ноге. – Испугался? – ласково спросила она. И чистосердечно призналась. – Я тоже.

– Так когда твой благоверный последний раз приходил тебя пугать?

– Каждую ночь, клянусь! Ты не подумай, что я это все нарочно придумала. Я очень боюсь.

– И что, ты поговорить с ним не можешь, чтобы отвязался от тебя? Так и будешь каждую ночь дрожать?

– Так он на разговор не идет! Бьет по окнам, молотит в дверь. Открою, стою в ночнушке на пороге… нет его, но чувствую каждой жилочкой, что он где-то рядом прячется.

«Бред!»

– Откуда ты знаешь, что он стучит?

– Кто же еще?! – усмехнулась она. – И ключи у него есть. Точно знаю. Раз открыла глаза, а он в том кресле сидит, худой, оборванный и смотрит на меня.

Иван Петрович непроизвольно глянул в кресло, стоящее темной глыбой в углу комнаты. И тяжелый хмель в голове пошел испарятся, словно изморось на капоте разогреваемого автомобиля.