Читаем без скачивания Я сам себе дружина! - Лев Прозоров

Вождь Кромегость закусил ус с досады. Сколько ни повторяй себе, что эти, с полудня – не воины, наемники, стражники, палачи – но не воины, – все едино душу дергает, как щеку больным зубом, всякий раз, как видишь, что боец с клинком на поясе по-собачьи повинуется окрику вряд ли знавшего оружие острее писала и тяжелее безмена торгаша.

Толстяк тем временем шагал навстречу вятичам, утвердив руки на поясе, выпятив вперед обтянутое кафтаном чрево и широко улыбаясь. Шагал уверенно – словно по своему двору шёл навстречу долгожданным гостям, с неприязнью подумал вождь.

– Храбрый князь! – воскликнул толстяк, не доходя полдюжины шагов до вождя и перемещая правую руку с пояса на грудь. – Чем обязан бедный купец счастью видеть храброго князя, да пошлют боги князя удачи ему и его отважным спутникам?

– Ты едешь моими землями. – Голос вождя был ровен. – И не называй меня князем. Твои соплеменники вырезали наших князей, когда моего прадеда не было на свете.

– Ох, ну зачем в такой день вспоминать былое?! – Чужеземец помахал правой рукой, и улыбка его стала чуть менее радостной. – Ну где же бедному купцу помнить о таких вещах, это все дела воинов, таких, как храбрый кня…

Вождь послал Жара вперед – рывком, так что купцу пришлось отскочить от конской груди. Улыбка на мгновение свалилась с лица чужака.

– Еще раз назовешь меня так, умрешь, – глядя мимо красного потного лица, пообещал Кромегость. Вблизи купец нравился ему еще меньше, чем издали. Усы у него были редкие, прозрачные, зато борода широкая, густая, жесткая даже на вид, на нее свисали лоснящиеся от жира щеки, а меж них торчал нос, сухой, длинный и выгнутый. Отсюда было видно, что волосы надо лбом подбриты. – Что ты везешь через мои земли?

– О, я знаю, знаю! – воскликнул снова улыбающийся купец. Трое из его охранников подались вперед, между возами показались остальные, настороженно бросая взгляды в сторону леса на той и другой стороне луга. – Конечно, храбрым воинам нужны подарки для себя, для их прекрасных женщин, дай им ваши боги красоты и здоровья, и много крепких, хороших детей…

Не переставая говорить, он подбежал к повозке, подскочил на козлы, нагнулся, выпрямился и побежал назад, размахивая связкой мехов и низкой блескучего серебра.

– Вот, возьми, храбрый воин, видишь, какие лисы – это твоей жене, и серебро – для нее и для жен твоих братьев, и для тебя с твоими людьми…

Он махнул зазвеневшей связкой в сторону вождя.

– Бедный купец видит – у воинов этой земли отличный вкус! Какие шейные обручи, какие перстни! Вот, гляди, храбрый – эти великолепные кольца сделаны в солнечных городах великой страны по ту сторону моря Рум…

– Моря Рус, – оборвал его излияния Кромегость. – Его называют морем Рус с тех пор, как Ольг Освободитель и Игорь Покоритель пришли на его берега, забыл?

Улыбка купца на мгновение застыла, а в глазах мелькнула злоба – словно язык из змеиной пасти, – вспыхнула на мгновение и угасла.

– Я вижу, ты не хочешь слышать меня. Я спросил, что ты везешь. Спрашиваю второй раз. Отвечай, потому что в третий раз я спрашивать уже не буду.

– Но храбрый не понял бедного купца, я же ответил, ответил! – купец взмахнул мехами и зазвеневшим серебром. – Мы обмениваем серебро, серебро и медь на меха, мехов так много в этих прекрасных землях, а серебра и меди мало… Но если храбрый воин пожелает – бедный купец будет счастлив привезти все, что угодно! Коней, стройных, как сосны, и быстрых, как ветер, сорочинские клинки, рассекающие железо, лучшее вино с южных гор, украшения, в которых жены храбрых воинов затмят владычиц Кунстандина и Куявы…

– Что ж, если так, мы выберем себе подарки сами в твоих возах. – Вождь направил коня к переднему возу. Возница привстал на козлах, собираясь не то драться, не то бежать.

– Ох, храбрый не только храбр, но и мудр, – быстро затараторил купец, вновь оказываясь на пути Жара. – Храбрый много видел бесчестных людей, называющих себя купцами – я плюю, плюю на могилы их предков! – и он теперь не верит бедному честному купцу, но купец только рад развеять его подозрения…

Мечеслав, было уже начинавший скучать – глаза уставали глядеть на превратившегося в какого-то дергунчика чужака, припрыгивающего, машущего рукавами и мотающего головой, – вдруг выпрямился на ветке и насторожился. Правая рука засуетившегося чужеземца вдруг, оказавшись невидимой для Кромегостя, резко дернулась вверх-вниз, подавая знак – и охранник в кольчуге под халатом заметно напрягся. Древко клевца снова плотно легло в смуглую руку, хищно покачнулся длинный клюв, а конь, послушный хозяину, двинулся вперед и вбок – так, чтоб оказаться у вождя вятичей за укрытой плащом спиной.

Мечеслав навел самострел на этого, с клевцом – уж не главарь ли охранников? – и как только клевец резко пошел вверх, спустил тетиву.

Глава VI

Доуло

В это самое мгновение второй самострел вдруг скользнул с его колен, и, перехватив его в самый последний миг, Мечеслав сам едва не свалился с ветки. Когда же он, отчаянно бранясь, выпрямился и снова поглядел в сторону возов, то увидел такое зрелище: вуй Кромегость, выхватив из ножен меч, бился с одним из охранников, другой валялся на земле, и из него торчала сулица вождя. Рядом с ним черный Жук рвал кого-то в траве – пестрый рукав халата взлетел и рухнул в брызгах крови. Третий наемник как раз в это мгновение наскочил с копьем на Барму, но тот просто перехватил могучей рукою древко копья, рванул его на себя так, что чужака накренило вперед, и с размаху ударил булавой по башлыку. Охранник обвис в седле тряпкой. Конь Истомы лежал на земле, убивший его копьем охранник конской грудью сшиб с ног успевшего соскочить вятича, стоптал подвернувшегося под копыта Бруду, кинувшегося защищать хозяина, но заколоть самого не успел – на него с ревом, который даже Мечеславу на его сосне показался оглушительно громким, налетел размахивающий топором Збой. Первым ударом он рассек копье хазарского наемника, второй тот принял на ловко подхваченный щит, вырвал из ножен кривую саблю и ударил сам, заставив вятича резко отогнуться в сторону. Клык метался под копытами коня наемника, мешая всаднику нанести точный удар, по-волчьи норовя вгрызться то в ноги, то в горло степного скакуна. Последний кочевник бросился наутек, за ним погнался Радагость, почти вровень с всадником несся Гай. Мечеслав, сопя от натуги, прилаживал на ложе натянутого самострела короткую стрелу с граненым клювом – дело шло туго, потому что глаза юного вятича все время обращались к битве внизу, а руки без них управлялись хуже, чем хотелось бы. Барма подскакал к наемнику, с которым дрался Збой, и без особых раздумий опустил палицу на шапку кочевника. Тот успел вскинуть руку со щитом, но после удара она повисла сломанной веткой, и удар Збоева топора завершил дело. Тем временем закончил свой поединок и вождь. Оба возницы удирали к лесу. Радагость нагонял своего наемника, когда тот внезапно гибкой кошкой изогнулся в седле. Матово блеснули накладки лука. Мечеслав, уже наведший самострел на спину возницы в стеганом пестром халате, зашипел от злости и развернул самострел в другую сторону. Но не успел. Радагость вскинул руки, будто удивляясь чему-то – и откинулся на круп коня. В следующий миг стрела из самострела вгрызлась под седло наемника, и животное полетело кувырком через голову, смяв всадника в неопрятную груду. Мечеслав повернулся в сторону возов – оттуда, где бежали возницы, уже неторопливо возвращались Збой и Барма. Сидел на траве рядом с мертвым конем Истома – живой… Что-то кричал Барме и Збою, встав в стременах, вождь. Радагостя они еще не видели. Мечеслав от души боднул дерево так, что в голове загудело, а Муха снизу тревожно коротко заржал. Боги милосердные, ну что за дурак! Стоило ему выбрать цель получше, и Радагость… Радагость…

Сказать «был бы жив» даже про себя пока не выходило.

Сгорая от лютой злости на себя самого, Мечеслав пристроил разряженные самострелы на плечо и стал спускаться вниз. Муха ткнулся в плечо теплой мордой, приветствуя наездника.

– Пошли, что ли, – проворчал Мечеслав, прицепляя самострелы к седлу и отвязывая Муху.

В заднем возу не было ничего. Даже той связки шкур и серебра, которую предлагал умерший безымянным купец. Обманка, ящерицын хвост, что не жалко бросить догоняющим. Вождю не понадобилось долго смотреть за приподнятый полог, чтобы понять это. Нет, это все и впрямь непростое дело… Тем временем Збой вытянул из переднего какой-то сверток. Помогал ему Истома – с белым лицом, шипящий через шаг от боли. Сверток был длинный и толстый, вытянутый снизу, округлый сверху. Истома сорвал мешковину, закутавшую сверток, сверху – и даже отшатнулся от удивления.

– Волчье вымя! Я думал, девку хазарин вез…

Докрасна загорелый старик с седой щетиной на голове невнятно промычал что-то сквозь торчащий из сивой бороды деревянный кляп, перехваченный поверх черной с желтыми закорючками лентой…