Читаем без скачивания Статьи о русской литературе - Виссарион Белинский

Да, такие стихи никогда не забудутся! Кроме замечательной силы мысли и выражения, они обращают на себя внимание еще и как отголосок разумной и нравственной стороны прошедшего века. Остальная и большая часть оды отличается риторическими распространениями и добродушным морализмом, который об истинах вроде 2 X 2 = 4 говорит, как о важных открытиях. Впрочем, 10, 11 и 12-я строфы, изображающие вельможескую жизнь людей XVIII века, отличаются значительным поэтическим достоинством. В оде «На счастие» виден русский ум, русский юмор, слышится русская речь. Кроме разных современных политических намеков, в ней много резких и удачных юмористических выходок, свидетельствующих какое-то добродушие, как, например, это обращение к счастию:

Катаешь кубарем весь мир;Как резвости твоей примеров,Полна земля вся кавалеров,И целый свет стал бригадир.

Тонко хваля Екатерину, поэт говорит:

Изволит царствовать правдиво,Не жжет, не рубит без суда;А разве кое-как вельможиИ так и сяк, нахмуря рожи,Тузят инова иногда.

Сатирически описывая свое прежнее счастие, когда, бывало, все удавалось ему, и в милости бояр, и в любви, и в игре, и в поэзии, поэт очень забавно и вместе колко жалуется на безвременье преклонных лет своих:

А ныне пятьдесят мне било:Полет свой счастье пременило;Без лат я горе-богатырь;Прекрасный пол меня лишь бесит,Амур без перьев нетопырь,

Едва вспорхнет, и нос повесит.Сокрылся и в игре мой клад;Не страстны мной, как прежде, музы;Бояре понадули пузы,И я у всех стал виноват.

Умоляя счастие снова осыпать его своими дарами, поэт остроумно подшучивает над Горацием, обещаясь писать школярным слогом:

«Беатус – брат мой, на волахСобою сам поля орющийИли стада свои пасущий!» —Я буду восклицать в пирах.

К числу таких же од принадлежит и «Мой истукан». В ней особенно замечательны некоторые черты характера поэта и его образа мыслей. Таковы два превосходнейшие стиха:

Злодейства малого мне мало,Большого делать не хочу.

Замечательна и следующая строфа: поэт говорит, что ни за какие дела не стоил бы он кумира —

Не стоил бы: все знаки чести,Дозволены самим себе,Плоды тщеславия и лести,Монарх! постыдны и тебе.

Желает хвал, благодареньяЛишь низкая себе душа,Живущая из награжденья:По смерти слава хороша,Заслуги в гробе созревают,Герои в вечности сияют!

Доселе говорили мы о Державине как о русском поэте, в известной степени и в известном характере отразившем на себе XVIII век в той степени, в какой отразило его на себе тогдашнее русское общество. Теперь нам следует показать Державина как певца Екатерины, как представителя целой эпохи в истории России.

Царствование Екатерины Великой, после царствования Петра Великого, было второю великою эпохою в русской истории. <… >

Поэзия Державина – самое живое и самое верное свидетельство того, до какой степени эта эпоха была благоприятна поэзии и до какой степени могла она дать поэзии разумное содержание. В этом отношении должно обращать внимание не на похвалы Екатерине певца ее, которые, как похвалы современника, не могут иметь той неоподозреваемой достоверности и искренности, как голос потомства; но здесь должно обращать внимание на ту свежесть, ту теплоту искреннего и задушевного чувства, которыми проникнуты гимны Державина Екатерине, на тот смелый и благородный тон, которым они отличаются. <… >

Ода «Фелица» – одно из лучших созданий Державина. В ней полнота чувства счастливо сочеталась с оригинальностию формы, в которой виден русский ум и слышится русская речь. Несмотря на значительную величину, эта ода проникнута внутренним единством мысли, от начала до конца выдержана в тоне. Олицетворяя в себе современное общество, поэт тонко хвалит Фелицу, сравнивая себя с нею и сатирически изображая свои пороки. Исповедь его заключается стихами:

Таков, Фелица, я развратен!Но на меня весь свет похож.

Не оставляя шуточного тона, необходимого ему для того, чтоб похвалы Фелице не были резки, поэт забывает себя и так рисует для потомства образ Фелицы:

Едина ты лишь не обидишь,Не оскорбляешь никого;Дурачества сквозь пальцы видишь,Лишь зла не терпишь одного;Проступки снисхожденьем правишь,Как волк овец, людей не давишь;Ты знаешь прямо цену их:Царей они подвластны воле,Но Богу правосудну боле,Живущему в законах их.

Ты здраво о заслугах мыслишь:Достойным воздаешь ты честь;Пророком ты того не числишь,Кто только рифмы может плесть;А что сия ума забава —Калифов добрых честь и слава,Снисходишь ты на лирный лад:Поэзия тебе любезна,Приятна, сладостна, полезна,Как летом вкусный лимонад.

Слух идет о твоих поступках,Что ты нимало не горда,Любезна и в делах и в шутках,Приятна в дружбе и тверда;Что ты в напастях равнодушна,А в славе так великодушна,Что отреклась и мудрой слыть.Еще же говорят неложно,Что будто завсегда возможноТебе и правду говорить.

Неслыханное также дело,Достойное тебя одной,Что будто ты народу смелоО всем, и въявь и под рукой,И знать, и мыслить позволяешь,И о себе не запрещаешьИ быль и небыль говорить;Что будто самым крокодилам,Твоих всех милостей зоилам,Всегда склоняешься простить.

Стремятся слез приятных рекиИз глубины души моей.О сколь счастливы человекиТам должны быть судьбой своей,Где ангел кроткий, ангел мирный,Сокрытый в светлости порфирной,С небес ниспослан скиптр носить!Там можно пошептать в беседахИ, казни не боясь, в обедахЗа здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можноВ строке описку поскоблитьИли портрет неосторожноЕе на землю уронить;Там свадеб шутовских не парят,В ледовых банях их не жарят,Не щелкают в усы вельмож;Князья наседками не клохчут,Любимцы въявь им не хохочутИ сажей не марают рож.

Ты ведаешь, Фелица, правыИ человеков и царей:Когда ты просвещаешь нравы,Ты не дурачишь так людей;В твои от дел отдохновеньяТы пишешь в сказках поученьяИ Хлору в азбуке твердишь:«Не делай ничего худого —И самого сатира злогоЛжецом презренным сотворишь».

Заключительная строфа оды дышит глубоким благоговейным чувством:

Прошу великого пророка,Да праха ног твоих коснусь,Да слов твоих сладчайша токаИ лицезренья наслаждусь!Небесные прошу я силы,Да их простя сафирны крылы,Невидимо тебя хранятОт всех болезней, зол и скуки;Да дел твоих в потомстве звуки,Как в небе звезды, возблестят.

Оду эту Державин писал, не думая, чтоб она могла быть напечатана; всем известно, что она случайно дошла до сведения государыни. Итак, есть и внешние доказательства искренности этих полных души стихов:

Хвалы мои тебе приметя,Не мни, чтоб шапки иль бешметяЗа них я от тебя желал.Почувствовать добра приятство —Такое есть души богатство,Какого Крез не собирал.

<…> «Видение мурзы» принадлежит к лучшим одам Державина. Как все оды к Фелице, она написана в шуточном тоне; но этот шуточный тон есть истинно высокий лирический тон – сочетание, свойственное только Державинской поэзии и составляющее ее оригинальность. Как жаль, что Державин не знал или не мог знать, в чем особенно он силен и что составляло его истинное призвание. Он сам свои риторически высокопарные оды предпочитал этим шуточным, в которых он был так оригинален, так народен и так возвышен, – тогда как в первых он и надут, и натянут, и бесцветен. «Видение мурзы» начинается превосходною картиною ночи, которую созерцал поэт в комнате своего дома; поэтическая ночь настроила его к песнопению, и он воспел тихое блаженство своей жизни:

Что карлой он и великаномИ дивом света не рожденИ что не создан истуканомИ оных чтить не принужден.

Далее заключается превосходный поэтически и ловко выраженный намек на подарок, так неожиданно полученный им от монархини за оду «Фелица»:

Блажен и тот, кому царевныКакой бы ни было ордыИз теремов своих янтарныхИ сребророзовых светлиц,Как будто из улусов дальных,Украдкой от придворных лицЗа россказни, за растобары,За вирши или за что-нибудьИсподтишка драгие дарыИ в досканцах червонцы шлют.

Явление гневной Фелицы, во всех атрибутах ее царственного величия, прерывает мечты поэта. Фелица укоряет его за лесть; она говорит ему:

……………….КогдаПоэзия не сумасбродство,Но вышний дар богов, тогдаСей дар богов кроме лишь к честиИ к поученью их путейБыть должен обращен, – не к лестиИ тленной похвале людей.Владыки света – люди те же,В них страсти, хоть на них венцы:Яд лести их вредит не реже:А где поэты не льстецы?

Ответ поэта на укоры исчезнувшего видения Фелицы дышит искренностию чувства, жаром поэзии и заключает в себе и автобиографические черты и черты того времени: