Читаем без скачивания Черная дыра (книга 2) - Евгения Лопес

ГЛАВА 5. ЭКСПЕДИЦИЯ

Экспедиия стартовала с Атона радостным, свежим весенним утром. Настроение у всех было приподнятое – ведь совсем скоро они должны были собственными глазами увидеть планету, о которой так много говорилось в последнее время. Буквально за пару дней в экспедиционном коллективе установилась комфортная, дружественная атмосфера.

Астрофизики – Веланда и Гела – во время полета в основном пропадали в лабораторном отсеке: ведь корабль прокладывал совершенно новый путь, и нужно было заниматься наблюдением и описанием неосвоенных участков Галактики. У Эниты и остальных ученых пока еще не было объектов для изучения, но и они постоянно работали – что-то читали, настраивали оборудование, готовясь к встрече с неизведанной планетой.

Амёнде были интересны люди, посвятившие себя науке. Гела произвела на него неизгладимое впечатление – потрясающий для столь юного возраста уровень интеллекта и вместе с тем непринужденная, изящная легкость характера складывались в незаурядную притягательную личность. Энита была мила и трогательна в своей почти взрослой серьезности. И, конечно, пилот исподволь наблюдал за Веландой – все-таки не каждый день удается лететь одним рейсом с гением, решившим проблему вселенского масштаба, создавшим оболочку, способную защищать планеты от генных пушек…

Веланде было тридцать шесть лет, внешность он имел довольно типичную для атонца: высокий рост, черные глаза и непослушные, беспорядочно торчащие во все стороны мягкие черные кудри. По большей части он был молчалив, погружен в себя, но не замкнут – с собеседниками внимателен и приветлив. Однако Амёнда заметил небольшую странность – когда Веланда полагал, что на него никто не смотрит, на лице его порой мелькало страдальческое, измученное выражение, словно от внезапной вспышки какой-то внутренней боли. Встревоженный пилот однажды даже спросил ученого, не болен ли он. На что тот как-то слишком уж торопливо ответил: «Нет-нет, я абсолютно здоров», поблагодарил за заботу и поспешил в свою каюту…

Веланда интересовался практической навигацией, и несколько раз просил разрешения побывать в капитанской рубке. Амёнда с удовольствием приглашал его туда, делился знаниями и накопленным опытом. Постепенно темы их бесед становились все шире, выходя за рамки узкопрофессиональных, и, возможно, между ними даже завязалась бы дружба, если бы не один весьма неожиданный случай…

Как-то вечером Амёнда постучал в дверь каюты ученого: хотел сообщить любопытные сведения о только что пересеченной туманности. В ответ на «да» вошел и увидел Веланду, сидевшего вполоборота к двери в кресле и смотревшего на стереографию на журнальном столике. При виде пилота он быстро нажал на кнопку выключения, стереография погасла, но Амёнда явственно разглядел, что это был портрет Гелы – чуть наклонив голову и улыбаясь, девушка поправляла тонкими пальцами длинную каштановую челку, упавшую на глаза…

В голове у Амёнды мгновенно сложилось – похоже, тоска во взглядах Веланды означала вовсе не болезнь… Пилот тут же забыл, о чем собирался поведать ученому, нахмурился и требовательно произнес:

– Я успел заметить портрет принцессы, господин Веланда. Что происходит? Извольте объясниться, иначе я буду вынужден доложить об этом принцу.

– Не надо принцу, – Веланда испуганно побледнел. – Не надо, я все расскажу… Только Вы никому не говорите.

– Это будет зависеть от того, что я услышу.

– Вы садитесь, господин Амёнда…

Амёнда сел; Веланда чуть помедлил, решаясь, и, наконец, начал свой рассказ.

– Я когда-то был женат… – усмехнулся он. – Неудачно. Ей хотелось внимания, а у меня на первом месте была работа. Ей хотелось яркой жизни, выходов в свет, во дворец, и мой статус позволял это, но фактически я не мог – из-за секретности. Ну, и поскольку дома я бывал крайне мало, она нашла человека, который смог уделять ей больше времени…

Тогда я понял, что женщина всегда будет ревновать меня к науке, и закрыл для себя эту тему. Я работал. Работал, и меня это устраивало. Я сделал защитную оболочку! Я вошел в историю! Я радовался, что, когда прихожу домой, некому упрекнуть меня в нечуткости. Да и приходил-то я ненадолго – чтобы помыться и поспать, даже ужинал чаще в лаборатории. «Все равно ни одна женщина не поймет меня», – твердил я себе…

А потом в лабораторию пришла Гела. Конечно, сначала я отнесся к этому факту… Мягко говоря, скептически. Двадцатилетняя девчонка, пусть с Эйри, планеты, где наука в чести, пусть дочь Неро, одного из умнейших эйринцев, но ей же еще – учиться и учиться, разве сможет она работать с таким, как я?

Она поразила меня в первый же день, высказав несколько совершенно великолепных гипотез и идей, которые не приходили мне в голову. И мне не понадобилось много времени, чтобы восхититься и ее поистине эйринским жизнелюбием, и потрясающей доброжелательностью и простотой в общении, и улыбкой…

Вечерами, когда Рилонда заезжал за ней и увозил домой, мне казалось, что мир пустеет. Я стал ловить себя на том, что просыпаюсь по утрам с мыслью: «сегодня увижу ее». А еще – на том, что разговоры с ней, сугубо на научные темы, становятся для меня самыми прекрасными и самыми желанными моментами работы…

Осознание того, что я люблю ее, и осознание ужаса происходящего пришли ко мне одновременно. Влюбиться в Атонскую принцессу, жену принца! Более нелепой и глупой ситуации невозможно было представить. Выход просматривался только один – уничтожить собственные чувства.

После долгих размышлений я составил план из двух пунктов. Во-первых, мне надлежало контролировать собственное поведение, так, чтобы Гела ни о чем не догадалась. С этим я более-менее справлялся и справляюсь, по крайней мере, уверен, что до сих пор она ничего не знает. Во-вторых, мне предстояло разумом обуздать чувства…

Я немедленно занялся техниками самовнушения по различным психологическим методикам, но в этом, к сожалению, не преуспел. Все результаты моих упражнений и аутотренингов мгновенно разлетались вдребезги, стоило ей хотя бы мельком взглянуть на меня, улыбнуться…

Через полгода я был совершенно истерзан и боялся самого себя. И тогда пришло единственное, как мне казалось, правильное решение – уехать, чтобы вдали от нее попытаться сделать то, что не получалось в столице… Принц не хотел отпускать меня, он никак не мог понять, что за необходимость в столь спешном отъезде. Я все-таки, с трудом убедив его, сбежал, иначе не скажешь, в Южную обсерваторию.

Веланда встал, прошелся взад-вперед по каюте, уселся за стол, и, запустив руки в черные кудри, покачал головой. Амёнда терпеливо, молча смотрел на него, ожидая продолжения, и на отчаянном выдохе Веланда продолжил: