Читаем без скачивания Бандиты семидесятых. 1970-1979 - Федор Раззаков

Тем временем бригада разведчиков отправилась к очагу возгорания – на пятый этаж. Туда же стали подтягивать пенные и водяные стволы. Однако побороть пожар никак не удавалось: стоило пожарным сбить пламя в одном месте, как оно тут же возникало в другом. А внутри гостиницы нарастала паника. На этажах, где бушевал пожар, люди в отчаянии пытались найти выход. Удавалось это не всем. Очевидцы потом будут рассказывать, что многие люди, отчаявшись найти спасение, связывали простыни и пытались спуститься по ним вниз. Но, поскольку узлы вязались на скорую руку, впопыхах, они развязывались в самый ответственный момент – когда люди только начинали свой путь вниз. В итоге многие постояльцы гостиницы разбивались насмерть. Трагизм ситуации усугублялся еще и тем, что пожарные лестницы доставали только до седьмого этажа, а выше пожарные добирались с помощью 4-метровых «штурмовок» – гибких ручных лестниц с крюком. Но «штурмовок» было меньше, чем требовалось, да и были они менее надежны, чем обычные лестницы. Пожарные несколько раз запрашивали у Минобороны вертолеты, но оттуда каждый раз поступал один и тот же ответ: «нет». А все потому, что военные боялись гнева «свыше» – там могло не понравиться, что вертолеты летают над Кремлем.

В те самые минуты, когда горела гостница, в ГЦКЗ «Россия» проходил концерт Аркадия Райкина. Когда до конца представления оставалось полчаса, кто-то из артистов обратил внимание на легкое марево за кулисами. Воздух стал каким-то сиреневатым, появился дымок. Когда после очередной интермедии за кулисы пришел Райкин, он спросил: «Мне кажется? Или что-то горит? Пахнет какой-то гарью. Надо бы проверить». Тут же несколько человек из администрации вышли служебным ходом во двор гостиницы. И обалдели, поскольку зрелище было то еще: напротив, в северном корпусе, на втором этаже в одном из освещенных окон то ли официантка, то ли горничная, стоя у окна, перетирала бокалы и проверяла их чистоту, поднимая к свету, а над ней на третьем этаже полыхало в огне окно. И не одно, а, наверное, с десяток. Тут же сообщили об этом Райкину, предложив прекратить спектакль. Но артист возразил: «Ни в коем случае! Никакой паники! Иначе будет Ходынка!»

В этот момент за кулисы прибежали пожарные, которые стали спрашивать, где можно получить план расположения водонапорных люков во дворе концертного зала. Но никто из присутствующих не мог ничего толком ответить. А пожар наверху продолжал бушевать. Свободные от спектакля артисты чем могли стали помогать пожарным. Например, они стали относить выпрыгивающих из окон постояльцев в сторону машин «Скорой помощи». А в это время публика в зале, ничего не ведая о происходящем, смеялась и аплодировала. Но артисты, которые были в курсе событий, буквально последним усилием воли заставляли себя играть интермедии. Когда представление закончилось, Райкину стало плохо. Его немедленно увезли домой – в Благовещенский переулок.

Только к 23 часам пожарным удалось сделать, казалось бы, невозможное – состав четырнадцати боевых участков взял огненный фронт с севера в клещи, и обитатели трех остальных корпусов могли вздохнуть свободно – до них огонь добраться уже не мог. Но про обитателей 22-этажной высотки, примыкавшей к северному корпусу, этого сказать было нельзя. Там располагались номера люкс, в которых проживали по большей части иностранцы. Весть о пожаре дошла до них слишком поздно – когда едкий дым уже успел окутать все лестничные проемы и коридоры. Несколько человек попытались пробиться вниз, но, наглотавшись дыма, упали замертво в коридорах. Остальные предпочли остаться в своих номерах и ждать помощи там. А помощь никак не могла до них добраться.

Спасательными работами на этом участке руководил полковник Кононов, который приказал в качестве трамплина для автолестницы использовать крышу концертного зала. Первыми на лестницу шагнули сержант Рашкин и пожарный Маклецов. Они добрались до ресторана, где скопилось большое количество людей. Увидев пожарных, они едва их не задавили, пытаясь пробраться к лестнице. На счастье, следом в окно протиснулся майор Анатолий Брежнев, который был отменным здоровяком и сумел сдержать толпу, заехав первому же паникеру кулаком в ухо. После этого он приказал людям успокоиться, смочить платки и салфетки водой, приложить их к лицу и по одному подходить к лестнице. Так были спасены почти 50 человек. Однако спасти удалось не всех.

Рассказывает И. Панков: «В одном из номеров 16-го этажа пожарные, взломав дверь, застали незабываемую сцену: на диване и в креслах сидели четверо – как потом выяснится, первый заместитель министра внешней торговли Болгарии Иванов, два советника и горничная. На лицах мертвых – безмятежность и покой. Огонь сюда не проник. Они отравились угарным газом. Магнитофонная запись переговоров Иванова с диспетчерами службы „01“ хранится до сих пор где-то в архивах Генпрокуратуры.

Более двадцати раз поднимал болгарин трубку, ровным голосом просил ускорить вызволение… Поняв, что выхода нет, высокий гость обреченно спросил: «Какую смерть мне предпочесть – задохнуться или броситься из окна?»

Он не знал того, что обязана была знать горничная: спасение ждало в десяти шагах, за углом по коридору, где находился балкон-отстойник. Десятки людей пережидали кошмарную ночь именно на таких балконах. Впрочем, спасаться торопились не все. Заезжего торговца цветами вместе с путаной пришлось выволакивать силой – сначала из постели, потом из номера. Практичные японцы, набросив на лица мокрые полотенца, покорно дожидались пожарных на полу…»

Между тем Аркадий Райкин, вернувшись домой, долго не мог успокоиться, переживая за часть своих артистов, которые жили в восточном корпусе «России». Наконец где-то около двенадцати ночи он позвонил артистке театра В. Горшениной, которая жила в гостинице «Москва», и попросил ее с балкона взглянуть, что делается в «России». Через пару минут та ответила: «Северный корпус все еще горит». Тогда Райкин решил немедленно вернуться к «России». Далее послушаем рассказ самой В. Горшениной: «Нацепив на себя что попало под руку, я выбежала из номера и через несколько минут стояла на углу улицы Горького и проспекта Карла Маркса, у „Националя“. Подъехал Аркадий. Я взглянула на него – лицо измученное, бледное. Ехали молча. Развернулись на площади Ногина и поняли, что проехать к гостинице невозможно: наряды милиции, ряды солдат. Все оцеплено. Когда машина стала гудеть, чтобы дали возможность хоть чуть-чуть проехать, в свете фар возникла фигура – расставив руки и исторгая истошный мат, человек остановил машину. Аркадий открыл дверцу и тихим голосом сказал орущему: „Моя фамилия Райкин. У нас в „России“ наши товарищи. Я волнуюсь за них…“ Но орущий, узнав его, не дал закончить фразу и, несмотря на сумасшедшую обстановку, вдруг по-доброму произнес: „Аркадий Исаакович, здравствуйте. Извините, проезжайте, сколько сможете, а как дальше, не знаем – наверное, не пропустят…“

Мы медленно продвигались. Застава. И опять грозный окрик… и опять тихая просьба Аркадия. Ласковое: «Товарищ Райкин, продвигайтесь, сколько сможете». Потом было уже не проехать, и мы бросили машину где-то на углу Разина и Ногина. Водитель шел рядом и не отставал, не бросал нас. Пробрались с трудом в вестибюль концертного зала. К нашей радости, все наши ребята были там. Их не пустили в восточный корпус, в свои номера, боялись, что там вот-вот вспыхнет.

Зина Зайцева (костюмер Аркадия Исааковича) подвела нас к какому-то иностранцу, который лежал на банкетке в вестибюле. Мужчина средних лет. Западный немец. Худощавый, лысый. Лежал с закрытыми глазами, а рядом стояла полная простая русская женщина и со слезами на глазах гладила его голову и щеки. Он приоткрывал глаза и устало ей улыбался, лицо его было в саже. Кто-то подошел к Аркадию и стал рассказывать, что этот человек во время пожара был у себя в номере. Понимал, что из номера ему не выйти. Выбежал на балкон и увидел, что на соседнем балконе металась полная женщина-горничная, она не могла вернуться в номер, который убирала, там уже все плавилось от огня. Немец разорвал пододеяльники, простыни, связал их, перепрыгнул к ней на балкон, привязал к себе, и они вдвоем спустились вниз. Выяснилось, что он бывший альпинист… Одна к другой вокруг «России» стояли машины «Скорой помощи». Одни уезжали, увозили раненых, трупы, подъезжали другие, опять увозили… Пожарные, военные машины… Все это было уже вокруг всей гостиницы «Россия».

Убедившись, что наши все живы-здоровы, Аркадий устало сказал: «Ребята, кто хочет, пойдемте к нам домой. Места хватит, выспитесь». Ребята отказались: не захотели тревожить – и просили только одного, чтобы Аркадий Исаакович после такого нечеловеческого напряжения поехал домой, успокоил Рому (жена А. Райкина. – Ф.Р. ) и сам бы уснул…»

Уже на следующее утро вся Москва только и говорила, что о пожаре в «России». Как и положено в таких случаях, версий случившегося было немерено: кто-то валил на американских шпионов, кто-то на диссидентов, кавказцев, пьяного электрика и кого-то из постояльцев. «Вражьи голоса» упирали на происки самих советских спецслужб: дескать, те таким образом хотели создать благоприятную обстановку для закручивания гаек в стране.