Читаем без скачивания Написано кровью моего сердца - Диана Гэблдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рука Уильяма стиснула поводья, но он терпеливо объяснился. Раз эдак в двадцатый уже, наверное.
Рэндолл вежливо кивнул.
— Все лучше, чем косить траву в Массачусетсе, — заметил он, бросив взгляд на беженцев, мимо которых они проезжали. — Не думал вернуться в Англию?
— Нет, — озадаченно ответил Уильям. — Чего ради? Во-первых, вряд ли это возможно по условиям сдачи. Во-вторых — зачем это мне?
Нет, правда, зачем? Вдруг заныло сердце. Уильям даже не задумывался о том, что ждет его в Англии, в Хелуотере, в Элсмире. В Лондоне, если уж на то пошло… о боже…
— И правда, зачем? — сказал Рэндолл, невольно вторя его мыслям. Голос его звучал задумчиво. — Ну… наверное, затем, что здесь тебе трудно отличиться? — Он глянул на пояс Уильяма, на котором не было оружия, и тут же отвел взгляд, словно вид был позорным. Впрочем, так и есть.
— И чем же, по-твоему, я могу там заняться? — с трудом сдерживая гнев, спросил Уильям.
— Ты же граф, — заметил Рэндолл.
Уильяму кровь бросилась в лицо, но он смолчал.
— У тебя есть место в палате лордов. Почему бы не воспользоваться им? Займись политикой. Вряд ли это запрещено условиями сдачи… Ты ведь не станешь снова вступать в армию, а уехать туда тебе ничто не мешает.
— Я никогда об этом не думал, — как можно вежливей ответил Уильям. Уж чем-чем, а политикой он и правда никогда не занимался. Разве что политикой притворства.
Рэндолл вежливо кивнул, по-прежнему улыбаясь. За это время он ничуть не изменился: скорее симпатичный, чем красивый, стройный, но не худощавый, изящный в движениях, на лице — постоянное выражение участливой доброжелательности. И ни следа пудры на зачесанных назад темных волосах. Он остался почти прежним. Зато Уильям изменился. Он повзрослел на два года, набрался опыта и теперь с удивленным удовлетворением осознал, что Рэндолл играет с ним, как кот с мышью. По крайней мере, пытается играть.
— Наверное, есть и другие возможности, — сказал Уильям, направляя коня в объезд образовавшейся посреди дороги огромной лужи.
Конь Рэндолла, помедлив, вступил в лужу. Рэндолл спокойно сидел в седле и даже не пытался перекричать шум. Выбравшись из лужи, он нагнал Уильяма и продолжил разговор.
— Возможности? Что ты задумал? — Голос его звучал заинтересованно, возможно, интерес даже был искренним. Но с какой целью он спрашивает?
— Ты, разумеется, помнишь капитана Ричардсона? — равнодушно спросил Уильям, глядя в лицо Рэндоллу. Тот слегка поднял бровь, но больше никаких эмоций прозвучавшее имя в нем не вызвало.
— Разумеется. Ты недавно его видел?
— Да, пару дней назад. — Уильям больше не злился, он с интересом ждал, что Рэндолл на это скажет.
Ошеломленным Рэндолл не выглядел, но миролюбивое выражение сошло с его лица. Уильям ясно видел — и от этого по коже бежали мурашки, — что Рэндолл колеблется: то ли спросить напрямую, что хотел Ричардсон, то ли избрать иную тактику.
— Лорд Джон сейчас с сэром Генри? — поинтересовался Рэндолл.
Уильям от неожиданности моргнул, но скрывать правду причин не было.
— Нет. С чего вдруг?
Рэндолл снова поднял бровь.
— Так ты не знаешь? Полк герцога Пардлоу сейчас в Нью-Йорке.
— Правда? — поразился Уильям, но тут же постарался взять себя в руки. — Откуда ты знаешь?
Рэндолл отмахнулся холеной рукой, словно ответ не имел значения, — может, так оно и есть.
— Сегодня утром Пардлоу уехал из Филадельфии вместе с сэром Генри. Поскольку герцог заставил лорда Джона вспомнить о своем долге перед страной, я подумал…
— Что?! — невольно воскликнул Уильям.
Вестгот дернулся и фыркнул, и Уильям похлопал коня по шее, заодно на миг спрятав лицо от Рэндолла. Отец сейчас здесь, в армии?
— Вчера я заходил в филадельфийский дом его светлости, — пояснил Рэндолл. — И какая-то странная шотландская женщина — домоправительница, должно быть, — сказала, что его светлость отсутствует уже несколько дней. Но если ты его не видел…
Рэндолл поднял голову, вглядываясь вперед. Над деревьями вились струйки дыма — признак лагерных костров, на которых готовилась еда и грелась вода для стирки. Их запах щекотал ноздри, и желудок Уильяма заурчал.
— Ать-два! Бегом… марш! — взревел сержант, и Уильям с Рэндоллом подались в стороны, пропуская колонну пехоты. Правда, солдаты в понукании не нуждались — им и без того хотелось как можно скорее добраться до лагеря, поужинать и снять с себя на ночь оружие.
Впрочем, это дало Уильяму возможность подумать вот о чем: может, стоит позднее пригласить Рэндолла на ужин и попытаться разговорить его? Или лучше побыстрее отделаться от этого типа, отговорившись тем, что Уильям должен дождаться сэра Генри? Но что, если лорд Джон и в самом деле прямо сейчас находится у сэра Генри? А если там еще и дядя Хэл… только этого Уильяму и не хватало в сложившихся обстоятельствах!
Рэндолл явно тоже что-то обдумывал и уже пришел к некоему решению. Он подъехал вплотную к Уильяму, быстро огляделся — не подслушивает ли кто? — наклонился и шепнул:
— Хочу тебя по-дружески предостеречь, Элсмир, хотя и понимаю, что у тебя нет причин верить мне. Но все же выслушай. Если Ричардсон предложит тебе какое-нибудь дело, не соглашайся. Что бы ни случилось, никуда с ним не ходи. А лучше и вовсе с ним больше не говори, если получится.
Рэндолл дернул поводья, резко пришпорил коня и галопом помчался в лагерь.
Глава 51
Побирушка
Все бы ничего, если б не головная боль. Бок уже почти не болел — ребро, скорее всего, сломано, но раз уж бежать не требуется, то это не беда. Зато глаз…
Поврежденный глаз упрямо отказывался шевелиться, лишь дергался в глазнице, словно что-то его держало — орбикулярная мышца, кажется, так назвал ее доктор Хантер, — и не давало двигаться вместе с братом. Это само по себе причиняло боль и выматывало, а еще окружающее вдруг начинало двоиться, а голова — раскалываться от боли. Когда у него случались подобные приступы, Джон даже есть не мог. Хотелось лежать в темноте и ждать, пока не полегчает.
Когда к вечеру второго дня они остановились, чтобы разбить лагерь, Джон едва мог видеть здоровым глазом и ощущал тошноту.
— Вот, возьми, — он передал свою горячую лепешку одному из солдат, портному из Морристона по фамилии Филлипсон, — я все равно сейчас не могу… — Будучи не в силах говорить,