Читаем без скачивания Роза на алтаре - Лора Бекитт

И все же он не отступал. Это была поистине звериная схватка с собственной смертью, агонистический поединок человека со свирепствующей стихией. Что владело этим мужчиной? Страх небытия или злое, непобедимое, отчаянное желание жить? Думал ли он о чем-нибудь в эти ужасные секунды или им руководил только инстинкт?

Какими же ничтожными шансами на спасение обладали Бернар и Ролан! Ведь и тот и другой без колебания решились бы на подобный поступок. Подумав об этом, женщина почувствовала странный толчок. Какой слабой и малодушной показалась она самой себе! Она не была уверена в том, что сумеет заставить себя сойти с твердой земли и попытаться помочь незнакомцу, и все же…

Возможно, кого-то толкает на подвиг слепой бездумный порыв, кого-то – совесть, и, вероятно, многие в такие минуты забывают о страхе смерти. Но Элиана не забыла. Просто где-то глубоко в подсознании засела мысль о том, что воспоминания о гибели этого неизвестного ей человека станут преследовать ее до конца жизни.

Женщина ступила на льдину и осторожно приблизилась к темной воде. На нее повеяло сырым холодом, и она тут же вспомнила это чувство оцепенения, всепоглощающий ужас, навеваемый дыханием могилы. Элиана стиснула зубы. Нет, только не сейчас, не сейчас!

К счастью, она заметила поблизости вмерзшую в лед корягу и ухватилась за нее, а другую, дрожащую от волнения руку протянула незнакомцу, голова которого все еще маячила в воде. Он принял помощь: сделал рывок и крепко сжал пальцы Элианы. Женщина почувствовала, что он удвоил и без того нечеловеческие усилия, и поняла, почему: он боялся затянуть под лед и ее.

Элиана напряглась так, как не напрягалась, наверное, ни разу в жизни. Ей казалось, что ее рука сейчас оторвется, все кости рассыплются, что-то лопнет в груди, и ее тело унесет вихрем прочь, как травинку. Подошвы сапог скользили по льду, шаль сбилась на плечи, колени покрылись ссадинами, в ушах стоял оглушительный шум реки и дикий рев ветра.

И вот незнакомец вполз на лед и упал ничком. Элиана села рядом. Сердце билось так часто, что ей никак не удавалось поймать ртом воздух. Голова раскалывалась на части, а руки и ноги были как деревянные. Наконец ей немного полегчало, и мало-помалу она начала кое-что соображать.

Ее сознание вернулось в реальный мир. По-прежнему грохотали повозки, почти над самой головой Элианы проносились толпы людей, а совсем рядом бурлила сверкающая, как черное стекло, река.

Мужчина не двигался. Он никак не мог отдышаться. Едва перестав быть пленником реки, он сделался пленником усталости. Элиана решила отдать ему хранившуюся в сумке сухую одежду; она знала, что если он не переоденется, то не менее чем через полчаса окоченеет на ледяном ветру.

Женщина повернулась к незнакомцу и внезапно заметила, что у него черные волосы, очень черные, как у Бернара.

По всему телу Элианы пробежала судорожная дрожь. Уж не оборотень ли это?

Человек с трудом поднял голову и сделал попытку оторвать тело от земли. Еще не веря своей безумной догадке, Элиана осторожно заглянула ему в лицо и неожиданно дико вскрикнула, а потом из его горла вырвался ответный вопль. Прошел чудовищный, головокружительный, оглушающий миг, и они вцепились друг в друга как безумные, чувствуя, что на них обрушивается нечто невероятное. Оба были близки к тому, чтобы испустить дух от разрыва сердца, ибо то, что произошло и происходило с ними, выходило за рамки реальности, разрушало их представления о случайностях; им казалось, что в эти краткие, очищающие душу и затмевающие разум мгновения они испытали нечто нечеловеческое.

Прошло немного времени, и Элиана стягивала с плеч Бернара стоявшую колом одежду, совала в его одеревеневшие от холода, израненные льдом руки флягу с водкой и все еще не верила, не верила в случившееся.

А потом они стояли, прижавшись друг к другу, обессиленные пережитым, и беззвучно рыдали, будучи не в состоянии вымолвить хотя бы слово.

Прежде, когда Бернар возвращался с войны, они с Элианой не могли наговориться часами, но сейчас молчали. Нервное потрясение и усталость лишили их последних сил. Единственный вопрос, который они задали друг другу – о Ролане.

Примерно через час они выбрались на равнину и присоединились к группе людей, собиравшихся расположиться на ночлег. Двигаться дальше было небезопасно: могли напасть волки, да и убийца-холод ночью лютовал сильнее обычного.

То тут, то там среди бескрайних снегов вспыхивали костры; пламя искрилось в пелене сизого дыма, его языки взвивались во тьму, и в этой картине было что-то зловещее. Временами казалось, будто вместе с кострами угаснут последние человеческие надежды.

Люди наломали веток и навалили вокруг огня, а сверху покидали у кого что было – тулупы, попоны – и начали устраиваться спать, замерзшие, голодные. Кое-кто оттаивал снег и варил нечто вроде похлебки из вяленой рыбы и гнилой муки. Находились и такие, кто, за неимением лучшего, жарил на углях дохлую конину.

На какой-то короткий миг Элиану охватило бездумное сонное спокойствие: ей показалось, будто главное, чего она ждала от этого похода, уже сбылось. Бернар был рядом!

Они разделили между собой то, что оставалось во фляге, и женщина почувствовала странную слабость; ее тело казалось таким размякшим и безвольным, словно в нем не было костей, а все мысли словно бы уплыли куда-то во тьму.

Элиана закуталась, как могла, и прижалась к обнявшему ее Бернару, но, несмотря на это, было так холодно, что ей никак не удавалось уснуть.

Видимо, через некоторое время женщине все-таки посчастливилось забыться, потому что когда она открыла глаза, то увидела, что уже рассвело. С неба беззвучно падал густой крупный снег, а тени растущих вдали деревьев в утреннем свете казались нежно-голубыми.

Многие из тех, кто ночевал поблизости, уже встали, но некоторые продолжали лежать неподвижно. Возможно, они еще не проснулись или замерзли во сне. Кто-то стонал, иные кашляли и хрипели.

Все, что произошло вчера, представлялось Элиане совершенно нереальным. Бернар спас незнакомую женщину? А она сама спасла Бернара? Нет, это был сон, просто сон. Но главное, что они встретились, и теперь их сможет разлучить только смерть.

Женщина повернулась к мужу. На мгновение ее обжег испуг, потому что Бернар не шевелился, но через секунду он поднялся с земли и посмотрел на нее. Он так странно выглядел среди этих снегов – настоящий чужеземец! Его лицо казалось потемневшим, глаза покраснели, и во взгляде застыла какая-то безжизненная тяжесть. Но он привлек ее к себе таким бесконечно родным, любящим жестом, что у Элианы сразу потеплело на душе.

Тем не менее с нею что-то произошло: ею овладело навязчивое болезненное состояние, какого не было вчера. Голова гудела, как пустой чугунный котел, по которому стучали чем-то тяжелым, в груди полыхал жар, а руки и ноги, напротив, заледенели. Когда она начала подниматься, из горла вырвался судорожный кашель.