Читаем без скачивания Позор Кремля. Как Путин унижает Россию - Юрий Мухин

И нынешние геббельсовцы все расследование свели к базарной склоке: не верьте НКВД – там работали очень плохие люди! А верьте нам, очень честным и очень умным следователям ГВП и тем показаниям, которые лично мы выбили из свидетелей!

А давайте мы встанем на позицию обывателя и не будем верить ни НКВД, ни ГВП – плюнем на эти три вида доказательств и тоже будем думать: раз могли сфальсифицировать документы, экспертизы и показания свидетелей, значит, сфальсифицировали и те, и другие!

Тем более что и понять эти доказательства очень трудно даже неглупому человеку. Ну скажите, как часто вы выкапываете трупы и оцениваете степень их разложения? Не приходилось? Тогда что же вы поймете из актов судмедэкспертов? Вот, к примеру, неглупый обыватель, корреспондент Би-би-си и британской «Санди таймс» А. Верт присутствовал при эксгумации трупов комиссией Бурденко в январе 1944 г. Посмотрите, с каким омерзением он пишет об обосновании выводов судмедэксперта: «Профессор Бурденко в зеленой фуражке пограничника деловито анатомировал трупы и, помахивая куском зловонной печени, нацепленной на кончик его скальпеля, приговаривал: «Смотрите, какая она свеженькая!» 15. Думаю, что многие из читателей, увидев такое в натуре, попадали бы в обморок. Верт в обморок не упал, но что от этого толку – Бурденко ему все равно ничего этой печенью не доказал.

Хотя, с другой стороны, А. Верт попрекает русских за слабый профессионализм: «Надо сказать, что советские органы мало что сделали для опровержения доводов, выдвигавшихся «лондонскими» поляками против советской версии. В частности, они даже не потрудились рассмотреть косвенные доказательства, которые, казалось, были благоприятны для них» 16.

Тут А. Верт умный, как и западные оппоненты Л. Фейхтвангера, – ему тоже хочется, чтобы в деле было очень много всяких «доказательств», чтобы потешить умствованиями узкий круг любителей детективного жанра. А у СССР задача была другая – ему нужно было дать одно или несколько доказательств, но таких, чтобы их понял обыватель и в СССР, и на Западе. Что могло служить такими доказательствами? Очевидно, то, что не могли сфальсифицировать ни Германия, ни СССР вне зависимости от того, кто именно из них поляков расстрелял.

Если поляков расстреляли не для последующего их выкапывания и использования в пропагандистских целях (а такое невозможно предположить исходя из обстоятельств дела), то доказательствами, которые не могли сфальсифицировать ни СССР, ни Германия, были:

– место захоронения поляков;

– оружие, из которого их убили;

– шнуры, которыми у части поляков были связаны руки.

Характерно, что все эти доказательства были зафиксированы самими немцами, то есть СССР в их фальсификации обвинить невозможно в принципе.

Надо сказать, что о Катынском деле я узнал очень давно из регулярных передач на эту тему «Голоса Америки» и «Свободы». И поскольку наша пропаганда глухо об этом молчала, то и я уверился, что поляков расстреляли мы. Уверился именно из-за этого молчания, думал – нечего сказать. Однако наступила перестройка, изо всех щелей повылазила «пятая колонна», и геббельсовцы начали вопить о Катыни, все время добавляя и добавляя новые факты. Сначала мне не понравилась тенденциозность в подборе этих фактов, и это вызвало подозрение – правой стороне подличать незачем. А затем генерал Филатов опубликовал «Справку…», которую я дал выше. И как только я прочел, что поляки были закопаны на территории действовавшего пионерского лагеря (а с этого, как вы помните, «Справка…» начинается), мне все стало ясно и дальше можно было не читать. Видите ли, это нынешних дебилов можно легко убедить, что СССР той поры был страной маленькой – меньше княжества Монако, поэтому негде было насыпать полякам могильного холмика, кроме как между пионерскими палатками. А я хотя и не забирался на восток далее Новокузнецка, но знаю, что у СССР была такая территория, что на ней без труда можно было закопать не только 10 тыс. поляков, но и всю Европу, причем так, что ее бы до сих пор никто не нашел.

Вдумайтесь в то, что происходило. Шла война, сотни смолян сотрудничали с немцами и ушли с ними, масса смолян была у немцев в плену, а тут СССР публикует в газетах результаты своего расследования Катынского дела, а затем издает их книжкой. Да с немецкой стороны хлынули бы в эфир и прессу тысячи свидетельских показаний, что место, где похоронены поляки, дескать, еще с 30-х годов было обнесено колючей проволокой, что, дескать, туда никого не пускали. В самом Смоленске немедленно расползлись бы слухи, что Советское правительство врет, и эти слухи заполнили бы весь СССР, о них бы помнил каждый старик до сих пор. А ведь и немцы этот довод не опровергали, и в Смоленске все согласились с тем, что это правда. Понимаете, если бы на месте расстрела немцами поляков действительно была бы запретная зона, а не пионерский лагерь, то СССР об этом просто промолчал бы, а ведь он говорил это открыто и не боялся, что его опровергнут. И его действительно никто не опроверг.

Место расстрела поляков в Катыни до прихода немцев было буквально истоптано жителями, и об этом пишут сами геббельсовцы (когда забывают вовремя захлопнуть пасть). Вот, к примеру, издатели-эмигранты «Воспоминаний» Меньшагина не удержались поумничать знанием советских реалий и в комментариях к словам Меньшагина «…поблизости от Красного Бора, в районе Гнездова», пишут: «Красный Бор в 10 км к западу от Смоленска. Здесь еще в 1920—1930-х были сосредоточены дачи смолян, находились и находятся дома отдыха (в т. ч. УКГБ), пионерский лагерь и т. д. В Гнездове находились закрытый дом отдыха Смоленского горисполкома, где проходили тайные пьянки не самого высокого начальства, и «дачный поселок» «для командного состава» военного округа (СА; Командарм Уборевич. Воспоминания друзей и соратников. М., 1964, с. 203, см. также с. 183)» 17.

А вот уже упомянутый председатель комиссии Польского Красного Креста Водзинский описывает местность вокруг польских могил в Катыни: «Район Катынского леса представлял собой целый ряд холмов, между которыми находилась трясина, заросшая болотной травой. По гребнистым возвышенностям тянулись лесистые дорожки, расходящиеся в стороны от главной лесной дороги, идущей в направлении Днепра в сторону так называемой дачи НКВД. Лес был смешанным, хвойно-лиственным… В районе возвышенности, удаленной почти на 300 метров от шоссе, находились массовые могилы польских офицеров» 18.

Понимаете, в этом охраняемом месте, куда никого не пускали, по геббельсовской брехне, не то что тропинки, уже дорожки были натоптаны во всех направлениях. Пионеры-то были народом подвижным…

Давайте представим, что в 1990 г. у власти в СССР находились не подонки горбачевы и яковлевы, а порядочные люди. Представим, что в ответ на польские вопли они решили бы для себя еще раз проверить, кто убил поляков. Они поручили бы это дело ГВП и, естественно, тоже порядочным прокурорам и следователям (а такие в те годы в ГВП еще были). Что сделали бы эти порядочные прокуроры? Правильно: они бы дали в газетах Смоленска объявление с просьбой объявить себя всем пионерам 1940–1941 гг., отдыхавшим в пионерлагере Смоленской областной промстрахкассы. Этим людям в 1991 году было чуть больше 60 лет, и нашлось бы их сотни. И если бы эти пионеры 40-х годов показали, что их пионерлагерь находился не на месте польских могил, то тогда имело бы смысл начать расследование. Но если бы они подтвердили, что лагерь был именно там, то надо было дело немедленно закрывать и не тратить попусту государственные деньги. Поскольку ясно, что все остальные факты, которые будет собирать следствие (если их не фальсифицировать), будут подтверждать одно и то же – поляков расстреляли немцы.

Однако мы знаем, что в 1991 г. Катынское дело поручили в ГВП отъявленным негодяям. Они выехали в Смоленск, и это было вторым пришествием гестапо. Нет, они не стали давать объявлений и искать пионеров 1940–1941 гг., живших тогда рядом с будущими могилами местных жителей. Они стали искать еще живых старух, которые давали свидетельские показания в 1943 г., объявлять им, что Горбачев уже признал вину НКВД, а значит, уже точно установлено, что эти старухи в 1943 г. лжесвидетельствовали. Далее старух предупреждали о двух годах тюремного заключения за лжесвидетельство и требовали повторить показания 1943 г. Результат был блестящим.

Подполковник Яблоков бахвалится: «Важным лжесвидетельством стал допрос в НКГБ К.Е. Егуповой. В 1943 г. она якобы показала, будто бы ездила при немцах на эксгумацию катынских могил и убедилась, что трупы польских военнопленных очень хорошо сохранились. Это позволило ей как врачу считать, что они пролежали в земле не более двух лет, а это якобы давало основание подтвердить, что поляков расстреляли немцы. Прокурорам удалось отыскать Егупову, и 17 января 1991 г. она сообщила, что присутствовала на эксгумации захоронений, но к каким-либо определенным выводам о времени расстрела и виновных в нем не пришла. Однако до последнего допроса в январе 1991 г. никому об этом показаний не давала и ничего не подписывала. Откуда появился протокол ее допроса, будто бы проведенного сотрудниками НКВД в 1943 г., она не знает. Такая «забывчивость» свидетелей типична, хотя были и явно сфальсифицированные показания. Например, со слов свидетелей С.А. Семеновой и М.А. Киселевой, в 1944 г. записывались показания о том, что польских военнопленных расстреляли немцы. В ходе же настоящего следствия они заявили, что вообще не давали никаких показаний» 19.