Читаем без скачивания Адмирал Л. М. Галлер - Сергей Зонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стратегической внезапности, как известно, не было: в Москве понимали, что война с Германией будет. Хотя Сталин, вероятно, пытался себя уверить, что в ближайшие месяцы ничего не произойдет. Несмотря на обращения к нему наркома обороны С. К. Тимошенко и начальника Генштаба Г. К. Жукова, он не разрешал провести хотя бы частичную мобилизацию.
Следовало лишить противника и внезапности тактической. И нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов заслужил глубокое уважение и признательность современников и потомков тем, что Военно-Морской Флот встретил начало войны в необходимой боевой готовности.
Шли последние десять предвоенных дней. «Я видел И. В. Сталина 13 или 14 июня, — вспоминает Н. Г. Кузнецов. — То была наша последняя встреча перед войной. Доложил ему свежие разведывательные данные, полученные с флотов, сказал о большом учении на Черной море, о том, что немцы фактически прекратили поставки для крейсера „Лютцов“. Никаких вопросов о готовности флотов с его стороны не последовало»[245]. Ничего не сказал Сталин наркому ВМФ и о тех предупреждениях о нападении Германии на СССР в ближайшие дни, которые поступали в Москву из самых разных источников.
Но нарком ВМФ и так понимал — нужно действовать. О необходимости повысить оперативную готовность «западных» флотов в эти дни с Н. Г. Кузнецовым не раз говорили Л. М. Галлер и В. А. Алафузов, наверняка к ним присоединился бы и начальник ГМШ И. С. Исаков, убывший в Севастополь для контроля совместных учений Черноморского флота и Одесского военного округа, 14 июня газеты опубликовали сообщение ТАСС о дружественных отношениях между СССР и Германией. Как известно, многие в Красной Армии и ВМФ, привыкшие уже считать, что все, что из Москвы — есть указание «самого», решили — беспокоиться нечего. «Сталин знает…» Но в Наркомате ВМФ думали иначе. Н. Г. Кузнецов уже знал, что У. Черчилль и Ф. Д. Рузвельт прислали телеграммы, предупреждающие о возможном нападении Германии на СССР[246]. 19 июня нарком перевел на оперативную готовность № 2 Краснознаменный Балтийский и Северный флоты. Черноморский флот, по случаю учений, уже был в оперативной готовности № 2. Готовность его осталась прежней и после окончания учений 20 июня, когда корабли вернулись в свои базы.
В последние дни перед войной Льву Михайловичу казалось, что воздух, как перед грозой, насыщен электричеством. Кто знает, может быть, когда-нибудь ученые и откроют, что высшее нервное напряжение сему способствует… 21 июня вечером, около 21 часа, Галлер зашел к наркому. Н. Г. Кузнецов вспоминает, что Лев Михайлович «заговорил о напряженной обстановке, о готовности флотов»[247]. Нарком вышел из-за стола, подошел к карте Балтики, висевшей на стене. «Лев Михаилович около восемнадцати обзвонил флоты, приказал командному составу быть на местах. Так-то лучше… И только что от меня ушел Воронцов. Он сегодня приехал из Берлина. Говорит с абсолютной уверенностью: нападения надо ждать в ближайшие часы. Незадолго перед выездом в СССР он получил еще одну информацию через Бека, бывшего главного раввина в Берлине: немцы перейдут западную границу 21–24 июня…»[248]
Галлер согласно кивнул головой: «Да, Николай Герасимович, это война. А „Октябрьская революция“ все еще в Ревеле, на открытом рейде…»
Нарком и Галлер поговорили о Либавской базе — ее опасной близости к Восточной Пруссии, о текущих делах. Около 22 часов Галлер ушел, предупредив, что будет работать в своем кабинете. И действительно, заставив себя не думать о том, что будет в ближайшие часы, он сел за стол, раскрыл папку с документами по размагничиванию кораблей, недовольно покрутил ус. Медленно, слишком медленно идут работы. И еще не решен вопрос, кто поставит флоту километры необходимого кабеля…
…Вдруг позвонил оперативный дежурный ГМШ — нарком просил передать, что вызван к Тимошенко. С ним пошел Алафузов.
Лев Михайлович сложил документы в папку, убрал в сейф… Что-то случилось? Он подошел к окну — тепло! Вышел из кабинета и сразу же увидел бегущего Алафузова. Полный, всегда несколько медлительный в движениях контр-адмирал бежал! «Нарком приказал: всем флотам готовность один», — сказал он не останавливаясь.
Не раз проверенный механизм штабной службы действовал безотказно. Через считанные минуты в Полярное, Таллинн и Севастополь по телеграфу и по радио в адрес командующих флотами ушли условные сигналы, означавшие немедленный переход флота на оперативную готовность № 1. Вскоре вернулся из Наркомата обороны Н. Г. Кузнецов, из своего кабинета связался по телефону с командующими КБФ В. Ф. Трибуцем и СФ А. Г. Головко, начальником штаба Черноморского флота И. Д. Елисеевым (командующий флотом Ф. С. Октябрьский находился за городом на даче) и приказал немедленно привести флоты в оперативную готовность № 1. «Машина завертелась, — сказал он Галлеру. — Давайте прикинем, что за сюрпризы преподнесут нам немцы».
Особенно беспокоило наркома, конечно, положение дел на Балтике. Об этом и шел разговор между нам и Галлером. Стоя у карты обсудили, какие у КБФ силы, их возможности, дислокацию. А с флотов поступали доклады о приведении в полную боевую готовность. Последним в 4 ч 25 мин перешел на готовность № 1 Северный флот, первым, около 2 ч, Черноморский. Одновременно с ЧФ перешла в готовность № 1 Дунайская флотилия. В 3 ч 15 мин 22 июня командующий Ф. С. Октябрьский доложил наркому о воздушном налете врага на главную базу Черноморского флота — Севастополь. Война началась.
В Великую Отечественную
В полдень 22 июня, когда пламя войны уже охватило приграничные районы страны и гитлеровские войска на многих направлениях прошли на восток не один десяток километров, выступил по радио заместитель председателя Совнаркома В. М. Мологов. Он заявил о начале войны и призвал отразить фашистскую агрессию…
К утру второго дня войны в Наркомате ВМФ подвели итоги: флоты выдержали внезапное нападение, не потеряли ни одного корабля. Но у Галлера не было никаких иллюзий: положение тяжелейшее. В Прибалтике немцы продвигаются… Прежде всего он думал о том, что касалось его непосредственно по должности: о кораблестроении, защите от неконтактных магнитных мин, обеспечении флотов минами, торпедами, снарядами, всем необходимым. Уже 23 июня он подписал у Н. Г. Кузнецова письмо в Наркомат судостроения[249]. В этом письме были изложены требования ВМФ по скорейшему вводу в строй ремонтирующихся и достраивающихся кораблей, форсировать испытания эсминцев «Грозный» и «Статный», спешно закончить доковые работы на эсминце «Сокрушительный». Нарком ВМФ требовал в оставшиеся дни июня завершить гарантийные работы на гордости отечественного кораблестроения — подводных крейсерах «К-1» и «К-2», переведенных в 1940 году из Ленинграда на Северный флот, форсировать достройку еще четырех подводных лодок типа К и четырех типа Л, а из проходивших капитальный ремонт передать флоту в июле — августе две лодки типа Л, две типа Д, четыре типа Щ…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});