Читаем без скачивания Иногда оно светится (СИ) - Алиса Акай

Встать у меня получилось не сразу. Хромая, прижав руки к животу, который был огромным воспаленным нарывом, я проковылял несколько шагов.

Они почти подошли к маяку. Кайхиттены шли быстрым шагом, выставив перед собой оружие, солнце блестело на их мокрых бритых головах и доспехах. Зубы дракона, они умели только одно… Первые двое стали по бокам двери, я уже с трудом их видел, они были прямо подо мной. Еще двое ринулись было в проем, но замешкались, остановились. Возможно, для них он был слишком тесен. Или…

Он вылетел как молния. Его меч был лишь дрожащей полоской воздуха, но воздух этот был смертоносен — ближайший к двери, даже не успев отступить, выронил оружие, прижал обе руки к шее и, неловко крутанувшись на ногах, упал в песок. Они были очень ловки, им хватило секунды чтобы рассыпаться в стороны, уходя от гудящей стали. Лезвие звякнуло по чьим-то доспехам, но приглушенный, больше испуганный, чем рассерженный, крик показал, что меч Котенка все-таки нашел свою цель. Кайхиттены реагировали быстро — побросав оружие, бесполезное в короткой рукопашной схватки, они выхватили свои мечи и сомкнулись кольцом вокруг крошечной фигурки, которая танцевала на песке свой последний танец.

Мотылек может выбирать любое направление, он волен, как ветер, но его путь лежит через огонь.

Чем больше у тебя свободы, тем ярче ты видишь путь — единственный, по которому можешь идти.

И погружаясь в море, в бесчисленное множество направлений и течений, ты идешь ко дну.

Я видел, как Котенок крутанулся и тень его меча обрушилась на кайхиттена, который не успел заслониться собственным клинком. Тот захлебнулся хлынувшей изо рта кровью и осел почти бесшумно. Я видел, как за спиной

Котенка поднялся узкий палаш, но он был слишком медлителен — Котенок отпрыгнул и ударил сам. Палаш вместе с отрубленной рукой упал и исчез в облаке песка. Я видел…

Один из нападавших задел его по кисти, но Котенок не остановился. Он скользил, распластываясь по ветру, плыл, несся, танцевал, перетекал. Его движения были были ветром. Еще один человек, сунувшись в переплетение стальных теней, с воем выкатился обратно, прикрывая руками рассчеченную пластину на животе и вспоротый живот. Но сам Котенок был всего лишь человеком.

Сразу четверо бросились к нему, поднимая жала, они тоже беззвучно скользили по песку, неслись над ним.

Котенок проскочил под лезвиями, ткнул вслепую, но промахнулся и почти тот час тот, кто был за его спиной, нанес удар. Я видел, как брызнуло красным из рассеченной руки. И как скривилось от боли его лицо. Котенок, я обещал тебе, что тебя никто и никогда не обидит… Пока я здесь. Я обещал тебе.

Налитое свинцом тело не могло сделать и шага. Я заскрипел зубами, стирая их в порошок.

Мой бесстрашный. отважный грозный Котенок… Как же я мог…

Я сделал шаг.

Там внизу звенела сталь и ее звон был похож на клацанье хищных клювов. Котенок перехватил меч другой рукой, взмахнул, но удар ушел мимо, слишком слабо, слишком неточно… Кто-то ударил его ногой в бедро,

Котенок попытался отскочить, но не успел, закрутился и упал в песок. Но меча не выпустил. Пырнул ближайшего в пах, перекатился, привстал на колене. Он бился, понимая, что это его последний бой. Он бился не за себя — за меня.

Я сделал шаг.

Удар пришелся ему в голову, однако шлем смягчил его. Оглушенный Котенок опять упал, почти сразу же вскочил, но закачался, как пьяный, неуверенно стал размахивать мечом перед собой. Удар — сталь входит в его бедро.

Но он даже не закричал. Широко открыл рот, ударил наотмашь, отпрыгнул… Это были последние шаги в том пути, который был проведен для него когда-то кистью судьбы. Он не устоял на ногах, упал на бок. И все равно не остался лежать. Начал подниматься, опираясь на раненную руку, весь ало-серый от крови и песка. Но все равно готовый броситься в бой. Даже полумертвый. Полуослепший. Он защищал нечто большее, чем просто жизнь.

То, что я понял слишком поздно.

Я сделал шаг.

Кто-то из кайхитеннов вытащил из кобуры пистолет и направил на Котенка. Тот, корчась от боли, все еще пытался встать. Ломал собственное тело, не замечая крови вокруг, тянулся… Выстрел прозвучал громким резким хлопком. В груди у Котенка появилась маленькая аккуратная дыра. Котенок дернулся, несколько мгновений смотрел в пустоту, потом опустил голову, приложил к груди руку. Как-то неловко дернул плечами, словно собираясь сорвать с себя бесполезную броню. И упал. Я видел, как песок коснулся его густых волос. И как их тронул ветер, разметав непослушные дерзкие вихры.

Я поднял ружье и стал спускаться по лестнице. Ступеньки были крутые, но ноги становились на них легко и надежно. Я чувствовал прохладный ветер и легкое жжение в тех местах, где шипы Котенка прокололи кожу.

Я чувствовал запах моря. Запах сухих, выброшенных на песок и полуистлевших водорослей.

А больше я не чувствовал ничего.

Я перенес его ближе к воде, туда, где его почти касались волны. Черные ночные волны стекали с косы, унося с собой песчинки и кровь. Ночное море, грозное, могучее, бесконечное, колыхалось рядом с нами, его поверхность была беспокойна, по ней бесконечными рядами, как черные солдаты в остроконечных шлемах, шли волны. Движение вечности.

Котенок с трудом открыл глаза, заморгал, словно свет звезд слепил его. В углу губ надулся и лопнул крошечный пузырь, от которого по шее поползла капля. Я вытер ее пальцем и только тогда заметил, что левая рука не слушается меня. С рассеченного лица на Котенка капало, но редко. Моя собственная кровь застывала янтаринками на его пробитом панцире.

— Ли-ии… — он закашлялся, с клекотом, лающе. Легкое пробито.

— Молчи, — приказал я, прикладывая к обнаженному предплечью кубик аптечки. Он помедлил совсем немного, прежде чем на его поверхности появился маленький, как далекая звезда, фиолетовый огонек.

Фиолетовый. Критические повреждения. Шанс — один из пяти-шести.

Котенок приподнял руку, положил мне на плечо. Она была невесомой, будто мне на плечо легла лунная тень.

Но у этой планеты не было лун. В темноте уже не видно было фигур, лежащих неподалеку и можно было представить, что их нет вовсе, этих уже костенеющих, залитых ставшей коричневой кровью, пауков. Лишь рядом с нами лежал чей-то пробитый насквозь шлем, влажный внутри.

— Все хорошо, — сказал я ему, — Мы выиграли. Мы живы.

— Тх… тк…

— У нас есть корабль. Мы уже можем никого не ждать. Весь Космос перед нами. Миллионы звезд, миллиарды миров… Я покажу тебе бесконечность, Шири. Ты увидишь самое огромное море из всех, что бывают.