Читаем без скачивания Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

бы и не быть» (22 апреля 1942). Метафора, связанная с космосом, часто используется для выражения Вавиловым особого способа восприятия мира: отстраненного, «философского». «Ах, как желал бы я сейчас смотреть на все „des point de vue de Sirius“[432]» (16 июня 1915). «Необычайно тяжело и холодно становиться на „сверхпланетную“ точку зрения» (25 октября 1941). Четырежды в апреле 1948 г. Вавилов пишет о своем сознании, поднявшемся «выше Солнца и планет»[433]. 28 декабря 1941 г. он прямо называет этот способ восприятия «космической точкой зрения». «Смотрю на все как будто из другой звездной системы. Все пустяки и случайность и могло бы не быть, например, Земли около Солнца, или самого Солнца» (23 декабря 1941). В философских «мысленных экспериментах» Вавилов также иногда оперирует «космическими» образами. 29 сентября 1941 г. он пишет, например: «К проблеме свободы воли. Пусть летит в мировом пространстве ракетный воздушный корабль. Если даны все детали конструкции и „начальные условия“, траектория определится с очень большой точностью. Но если на ракетном корабле находится человек, то предсказать траекторию нельзя при наличии всяких конструктивных данных и „начальных условий“. У разных персон корабль пойдет различным образом…» Космические путешествия – способность «перетянуть нить к другим мирам» (7 марта 1947) – выступают в качестве приметы высокоразвитого сознания. «…идея эволюции через живое, через человека необходимо связана с астрономическими следствиями. Земля – недостаточная платформа, и нужно либо суметь с нее перескочить на другие места – либо продолжить эволюцию суждено не земным жителям, а кому-то другому. Во всем этом столько еще тумана, непонятного и даже таинственного, что нужно много думать, наблюдать» (18 июля 1939). «„Свобода воли“ человеческой, флуктуации ума и способностей приводили к разным зигзагам истории, могут привести к овладению шаром земным, Луной, другой планетой…» (7 декабря 1941). «Может быть, если позволит случай, эта техника с наукой позволит за что-нибудь большое зацепиться, за другую планету, другой мир?» (19 января 1942). «Если бы Земля до времени не сгорела и не развалилась, если бы удалось зацепиться за что-то другое и передать научное наследство дальше… Тогда нашелся бы смысл у мира» (14 июня 1942). Способность высокоразвитой цивилизации к межпланетным, межзвездным путешествиям выступает по Вавилову одной из примет ее «богоподобности»: «Человечество – бог. Хватит ли только времени для осуществления плана, не разлетится ли прежде шар земной с этими богами. Но, вероятно, они водятся в других местах вселенной» (15 июля 1939). Существование других космических цивилизаций для Вавилова несомненно. «Пусть Земля сгорит, погибнет вместе с людьми, культурой, библиотеками, могучим сознанием. Но, конечно, есть еще миллионы Земель с развивающимся сознанием» (11 июля 1942). Походя Вавилов упоминает «марсианина, арктурца» (17 июля 1944 г.; вообще метафора «инопланетянина» встречается и в ранних дневниках – «солдаты и мужики – это теперь жители разных планет» (23 сентября 1915), – и в поздних – «люди с другой планеты» (25 декабря 1942), 25 ноября 1945 г. Вавилов описывает так самого себя – «словно попал совсем на другую планету»). Встречается метафорическая конструкция «радость, как будто слетаешь с земли» (14 декабря 1943). Но во многих записях безо всяких иносказаний, в самом прямом смысле упомянуты будущие космические путешествия: «…надежда на выходцев, которые перелетят на другие миры» (18 февраля 1945); «Перелеты на другие миры. Гораздо дальше Ж. Верна» (7 августа 1945).

«Читаю „Путешествие на Луну“ Ж. Верна и страшно доволен, – записал Вавилов 27 июня 1915 г. – Надоест Ж. Верн, возьмусь опять за Фауста». «Истинный Фауст вот кто: „er name an sich Adlers flügel, wollte alle Gründ am Himmel und Erde[n] erforschen“[434] ‹…› Фауст расспрашивает своего черта об устройстве мира, ездит на нем удостовериться самолично, все ли так обстоит на небе, как говорит теория (эта деталь интереснейшая)» (12 января 1911). 19 октября 1914 г. Вавилов выписал 6 строк из «Фауста» Гете (на немецком), из отрывка, где Фауст мечтает о полете («О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли» и т. д.). В стихотворении 1915 года он пишет: «Преданье полюбил я с давних пор // О Фаусте ученом, в мрачной келье // Вступающем с чертями в разговор, // На Мефистофеле, то адское ущелье // То звездный прорезающем простор» (14 марта 1915). Полет «к звездам» ярко описан и в самом знаменитом произведении обожаемого Вавиловым Гоголя – кузнец Вакула верхом на черте пролетел «под самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его шапкою». В июне 1915 г. Вавилов прочел роман Г. Уэллса «Первые люди на Луне». В ноябре 1943 г. – фантастический роман «Пламя из космоса»[435]: «На многое открывает глаза, несмотря на примитивность» (21 ноября 1943). В декабре 1943 г. – фантастический роман «Наследник уранид»[436]. В январе 1944 г. – также на немецком – фантастический роман «Поездка в ничто»[437] («скучный»).

О романе «Наследник уранид» Вавилов, немного смущаясь («…если снять с книги всю приторную шелуху романа для широкой публики, да еще немецкой…»), тем не менее написал: «По существу роман на самую большую тему, о реальном смысле сознания и бытия человеческого. Прилет на Венеру людей из другой солнечной системы, полет людей с Земли на Венеру – это торжество сознания, покоряющее разрушение планет и солнечных систем. Покорение вселенной побеждающим мудрым сознанием. Почти что создание Бога в мире» (15 декабря 1943).

Переход идеи космических полетов из области фантастики в область реальности (1957) совершился почти при жизни Вавилова. Начало этого перехода он почувствовал. Узнав о бомбардировке Хиросимы, Вавилов – всего пару недель как президент АН СССР – в первую очередь думает о космических путешествиях: «Вчера ночью радио – об урановых бомбах. Начало совсем новой фазы человеческой истории. Смысл человеческого существования. Возможности необъятны. Перелеты на другие миры» (7 августа 1945).

Соприкосновение космических фантазий Вавилова и реальности происходило и ранее. В 1934 г. он был председателем оргкомитета крупной Всесоюзной конференции по изучению стратосферы (около 500 участников, в том числе «основоположник космонавтики» К. Э. Циолковский (1857–1935), признанный ныне одним из главных представителей так называемого «русского космизма» В. И. Вернадский (1863–1945)[438] и С. П. Королев (1907–1966), руководивший в послевоенные годы советской космической программой). Во вступительной речи на открытии конференции Вавилов зачитал выдержки из письма товарища Голуба, рабочего: «Рабочие животноводческих совхозов Коми области передают братский привет участникам Конференции по изучению стратосферы. Мы от всей глубины своих чувств рады, что наша страна под руководством всемирного вождя рабочего класса т. Сталина добилась того, когда наряду с разрешенными огромными задачами ставит сегодня на повестку дня: знать небо… Пролетариат, изучая небо, создает „рай“ на земле, подчиняя силы природы интересам человечества… Изучение неба есть и