Читаем без скачивания Екатерина Дашкова - Ольга Елисеева

«Уеду… и опубликую…»

Первое, что сделал новый император, — запретил княгине оставаться в Москве. Затем в Троицкое приехал ночной курьер, требовавший немедленно отбыть в ссылку, в дальнее имение сына под Новгород.

Исследователи много размышляют о причине беспощадности Павла I. Обратим внимание на то, о чем обычно забывают. В первые месяцы царствования император занимался активным поиском бумаг покойной матери. Много домыслов вызвало так называемое завещание Екатерины II в пользу внука Александра{870}. Часть документов за царствование Петра III и за начало царствования Екатерины II (например, фрагменты из камер-фурьерских журналов и подлинники первых актов) была уничтожена по приказу монарха.

Позднее княгиня демонстрировала сестрам Уилмот письма августейшей подруги. Все ли они остались у нее? Или частью пришлось пожертвовать? Громадные лакуны в переписке говорят в пользу последнего предположения. Могли иметься и предварительные материалы для «Записок». Ведь еще при жизни Потемкина Дашкова, по словам Джона Паркинсона, угрожала ему: «Я уеду в Англию: там я опубликую письма императрицы ко мне… потом я опубликую воспоминания о моей жизни»{871}.

Есть основания считать, что Дашкова делала кое-какие наброски для будущих мемуаров{872}. Кроме того, она вела дневник{873}, фрагменты которого, касавшиеся переворота, могли заинтересовать Павла I. В декабре 1796 года княгиню в Троицком посетил Платон Зубов. Их отношения оставляли желать лучшего. Трудно представить, что бывший фаворит сделал крюк и заехал к Екатерине Романовне ради печальных воспоминаний о почившей монархине.

Чтобы подольститься, Зубов рассказал Дашковой, какие гадости делал его предшественник Дмитриев-Мамонов. Сведения об этом остались в мемуарах, но без ссылки на источник. «Я узнала, что некоторые фавориты покойной императрицы задавались целью вывести меня из терпения, с тем чтобы я, поддавшись живости своего характера, сделала бы сцену, которая открыто поссорила бы меня с императрицей. Граф Мамонов, который был умнее своих предшественников… исподтишка много вредил мне и моему сыну»{874}. Эти рассуждения возникают посередине страницы, без всякой видимой связи с описанием тиранств Павла I. Кажется, княгиня давно отговорила о «случайных вельможах» и вдруг вернулась на круги своя, причем сделала это в крайне неподходящий, внутренне напряженный момент повествования, среди цельного по ощущениям текста. Значит, связь была. Но исчезла.

Зачем вообще приехал Зубов? По слухам, в день кончины Екатерины II фаворит передал новому императору бумаги, тайно хранившиеся в кабинете монархини{875}. Следует полагать, что у нашей героини Платон Александрович появился не по собственному желанию, а по приказу Павла I. Пожилая больная женщина должна была уже достаточно испугаться, чтобы теперь, в надежде на прощение, выполнить волю монарха.

После визита Зубов написал племяннику Дашковой Д.П. Татищеву о ее тяжелом состоянии. Сохранился ответ: «Я всегда надеялся, что ее философия поможет ей выстоять перед лицом несчастья, но этого не произошло… При расстроенном здоровье человек теряет свою энергию к сопротивлению»{876}.

Княгиня действительно была плоха. «Рвота, спазмы, бессонницы так ослабили мой организм, что я только изредка могла вставать с постели и то на короткое время… не имея даже возможности много читать вследствие судорожных болей в затылке». У нашей героини было высокое давление. Ее мог постичь удар. Прежде Дашкова часто ездила в Москву ставить пиявки. Теперь такие визиты были запрещены.

Недобрую услугу нашей героине оказывал уже укоренившийся миф. Многие, как Бутурлин, были уверены, что она мужественно вынесет испытания. А.Т. Болотов писал: «Говорили, что к сей бойкой и прославившейся разумом госпоже… приехал сам главный начальник московский и по повелению государя объявил… чтобы она через 24 часа из Москвы выехала, и что, сим нимало не смутясь, она сказала: Я выеду не в 24 часа, а через 24 минуты»{877}.

Но на самом деле княгиня вела себя очень смирно. Испросила разрешения уехать через три дня, чтобы успеть собраться. Благодарила за снятие с должности директора Академии наук как за освобождение «от непосильного бремени». Через А.Б. Куракина и Н.В. Репнина уверяла Павла I в ее «всегдашней преданности». Сохранилось письмо брату Александру с дороги в ссылку: «За мной нет никакой вины в отношении его величества, если бы граф Панин был жив, то он бы подтвердил, что мы сотрудничали с ним в полном согласии»{878}. Дашкова пыталась передать, что во время переворота желала регентства. «Я никогда не имела в виду… незаконного возвышения моей семьи. Если бы император захотел вдуматься в это, возможно, он не обращался бы со мной так сурово»{879}.

Местом ссылки была определена деревня Коротово под Череповцом, принадлежавшая молодому князю Дашкову. Покинув Троицкое 26 декабря, сразу после Рождества, Екатерина Романовна уже 6 января достигла места, то есть провела в пути 12 дней. Проезжая мимо Яропольца, она остановилась отобедать в имении Гончаровых Полотняный Завод, где о ней вспоминали, как о «старухе, довольно неприятной наружности, в долгополом полотняном сюртуке с большим орденом Святой Екатерины на груди и с огромным колпаком на голове»{880}. Именно такой Дашкова запечатлена на портрете С. Тончи из Государственного музея А.С. Пушкина в Москве.

Едва прибыв на место, наша героиня написала императору. «Могу сказать, что оно было очень гордое и не заключало в себе униженных просьб, — сообщают мемуары. — Я писала, что… мне было совершенно безразлично, где и как я умру; но что мои религиозные принципы и чувство сострадания не позволяли мне равнодушно смотреть на мучения людей, разделявших со мной мою ссылку»{881}.

Вот это письмо: «Милующее сердце Вашего Императорского Величества подданной, угнетенной летами, болезнями, а паче горестию быть под гневом Вашим, простит, что сими строками прибегает к благотворительной душе монарха своего. Будь милосерд, государь, окажи единую просимую мною милость, дозволь спокойно окончить дни мои в калужской моей деревне, где по крайней мере имею покров и ближе помощи врачей. Неужели мне одной оставаться несчастной, когда Ваше Величество всю империю осчастливить желаете и столь многим соделываете счастье»{882}.

Ни религиозных принципов, ни заботы о «своих людях». Письмо шокировало подобострастием. Сознавала ли это сама княгиня? Черновик послания был отправлен брату. Но вскоре она попросила Александра Романовича вернуть эпистолу, так как собирает архив для сына. Таким образом, наша героиня понимала, как некрасиво выглядит{883}.