Читаем без скачивания Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

Глянув через плечо на черную громаду нависшего над ней корабля, Немез приседает, чтобы прыгнуть к Энее.

Мгновение мне кажется, что бонсай-кедр выдержит… что платформа даже крепче, чем предполагалось по расчетам Энеи и моим наблюдениям… но тут, под ужасающий стон и скрежет расщепляющегося дерева, вся платформа Правильного Самоуглубления отделяется от склона, увлекая за собой изрядную часть лестницы.

Корабль опрокидывается, и стоявшие на балконе люди беспорядочно валятся внутрь.

«Корабль! – хриплю я в ларинг. – Парить!» И снова переключаю внимание на Немез.

Платформа уходит у нее из-под ног. Она прыгает. Энея стоит неподвижно.

Если бы не ускользающая из-под ног платформа, Немез непременно допрыгнула бы. Она чуть-чуть не долетела, совсем немного, не дотянула… ее когти скребут по камню, высекая искры, и находят зацепку.

Платформа рушится в бездну, кувыркаясь и разваливаясь на лету. Обломки градом сыплются на главную платформу.

Немез отчаянно старается удержаться на гладком камне, цепляясь за него руками и ногами, всего в метре от моей любимой.

У меня в запасе восемь метров страховки. Более или менее работоспособной левой рукой я протравливаю несколько метров веревки, скользкой от крови, и обеими ногами отталкиваюсь от скалы.

Немез уже подбирается к краю карниза. Всадив когти в расщелину, она подтягивается, выгнувшись дугой, как опытный скалолаз, преодолевающий отрицательный уклон. Она скребет ногами по камню, подталкивая себя все выше и выше. Она хочет перебраться через край и броситься на Энею.

Качнувшись от Немез, я отталкиваюсь от вертикальной скалы, израненными босыми ногами ощутив холодную гладкость камня. Веревка, от которой зависит моя жизнь, изрезана в схватке, она может оборваться в любую секунду.

Но я нагружаю ее еще больше, раскачиваясь от Немез и обратно, как гигантский маятник.

Подтянувшись, Немез наваливается на карниз грудью, встает на колени, поднимается на ноги в метре от Энеи.

Энея стоит неподвижно.

Я взмываю все выше, обдирая плечо о камни. Мелькает страшная мысль, что мне не хватит ни скорости, ни длины веревки, но я тут же вижу, что хватит, в обрез, тютелька в тютельку…

Немез поворачивается в тот самый миг, когда я подлетаю к ней. Разведя ноги, я обхватываю ее поперек туловища и крепко сжимаю.

Она с ревом вскидывает свою косу. Мой живот ничем не защищен.

Забыв об этом, забыв о расползающейся веревке, забыв о боли, пульсирующей во всем теле, я цепко держу ее, спокойно дожидаясь: законы механики непреложны. Упругость нити, сила тяготения, момент инерции. Она тяжелее меня. На одно жуткое, бесконечное мгновение воцаряется равновесие: я вишу на ней, а она даже не колышется, но она не успела принять устойчивое положение и балансирует на краю обрыва; я выгибаюсь назад, пытаясь перенестить центр тяжести, – и Немез срывается с карниза.

Я разжимаю хватку.

Она наносит удар косой, но промахивается – я уже лечу по дуге, зато этот рывок отбрасывает ее от обрыва еще дальше, к пролому, зияющему на месте платформы.

Раскачиваясь на конце веревки, я вжимаюсь в камень, обдираю бока, чтобы трением погасить скорость. И тут страховка обрывается.

Я распластываюсь по скале, но понемногу начинаю сползать вниз. Правая рука не действует. Пальцы левой находят зацепку… срываются… я съезжаю все быстрее… левая нога натыкается на крохотный выступ. Мне удается замедлить падение, и я успеваю глянуть вниз.

Немез извивается в воздухе, пытаясь изменить траекторию, чтобы вонзить когти в уцелевшие доски самой нижней платформы.

Но промахивается на считанные сантиметры. Метров через сто она налетает на выступ и отскакивает еще дальше от стены. Под ней теперь только облака, а еще доски, столбы и стропила, опередившие ее на километр.

Немез воет от ярости и отчаяния, словно искореженный паровой гудок, и эхо мечется от скалы к скале.

Я больше не могу держаться. Потеряно слишком много крови, порвано слишком много мышц. Я сползаю по скале, ощущая движение грудью, щекой, ладонью.

И поворачиваю голову, чтобы попрощаться с Энеей хотя бы взглядом.

И в этот момент ее рука подхватывает меня. Пока я наблюдал за падением Немез, Энея без страховки прошла по отвесной скале надо мной.

Сердце мое колотится от страха перед тем, что своей тяжестью я утяну в пропасть нас обоих. Я сползаю… выскальзываю из крепких рук Энеи… я весь в крови. Но она не отпускает.

– Рауль! – Голос ее дрожит, но не от усталости или ужаса, а от переполняющих ее чувств.

Удерживая наш двойной вес на одной ноге, упирающейся в выступ, она освобождает левую руку и одним взмахом прищелкивает свою страховку к моему карабину, все еще болтающемуся на крюке.

Мы оба соскальзываем, обдирая кожу. Энея обнимает меня обеими руками, обхватывает меня ногами за пояс, в точности повторяя мои объятия с Немез, но ею движут не ярость и ненависть, а любовь и сострадание.

Мы падаем на восемь метров, повисая на конце страховки. Я почти уверен, что мой дополнительный вес выдернет крюк или разорвет веревку.

Но ничего не происходит. Веревка пружинит, мы подскакиваем раза три и зависаем над бездной. Крюк держит. Веревка держит. Объятия Энеи держат меня.

– Рауль, – приговаривает она. – Боже мой, Боже мой…

Мне кажется, что она гладит меня по голове, на самом деле она пытается приладить на место висящий лоскут кожи и не дает уху оторваться окончательно.

– Пустяки, – пытаюсь выговорить я, но кровоточащие, распухшие губы не слушаются. Я не в состоянии дать команду кораблю.

Поняв меня без слов, Энея склоняется ко мне и шепчет в ларинги моего капюшона:

– Корабль, лети сюда и подбери нас. Быстро.

Тень надвигается стремительно, словно корабль вознамерился раздавить нас. На балконе полно народу, и все на нас смотрят. Корабль зависает в трех метрах и выдвигает с балкона трап. Нас подхватывают и втаскивают на балкон.

Энея не разжимает объятий и тогда, когда нас уносят с балкона на устланные коврами палубы, подальше от пропасти.

Будто сквозь вату до меня доносится голос Корабля:

– В пределах системы наблюдается ряд боевых кораблей, с крейсерской скоростью летящих в нашу сторону. Еще один находится за пределами атмосферы в десяти тысячах километров западнее и все приближается…

– Забирай нас отсюда, – приказывает Энея. – Я дам тебе внутрисистемные координаты через минуту. Пошел!

У меня кружится голова, и от рева ракетных двигателей глаза закрываются сами собой. Я смутно осознаю, что Энея целует меня, обнимает, целует мои веки, окровавленный лоб и щеку. Она плачет.

– Рахиль, – доносится ее голос откуда-то издалека, – ты можешь осмотреть его?

По мне пробегают чужие пальцы. Вспыхивают очаги боли, но боль отходит все дальше. Меня охватывает холод. Я пытаюсь открыть глаза, но ничего не получается.

– Самое страшное с виду на деле опасно меньше всего, – мягко, но деловито сообщает Рахиль. – Ранения головы, уха, сломанная нога и так далее. Но, по-моему, есть внутренние повреждения… А еще следы когтей вдоль позвоночника.

Энея еще плачет, но уже распоряжается:

– Кто-нибудь – Лхомо, А.Беттик – помогите мне перенести его в автохирург.

– Простите, – слышу я на грани беспамятства голос Корабля, – но все три ячейки автохирурга заняты. Сержант Грегориус потерял сознание от внутренних повреждений и был доставлен в третью. В настоящий момент жизнь всех трех пациентов поддерживается искусственно.

– Великолепно, – бормочет Энея. – Рауль! Милый, ты меня слышишь?

Я пытаюсь ответить, сказать, что чувствую себя отлично, что обо мне нечего беспокоиться, но издаю только полузадушенное сипение и невнятный клекот.

– Рауль, – продолжает Энея, – нам надо оторваться от кораблей Имперского Флота. Мы отнесем тебя в криогенную фугу, милый. Тебе придется немного поспать, пока не освободится ячейка автохирурга. Рауль, ты слышишь?

Отказавшись от попыток заговорить, я киваю. На лбу болтается какая-то влажная тряпка. Ах да, это ж мой скальп.

– Ладно, – шепчет Энея мне на ухо. – Я люблю тебя, дорогой мой. Ты поправишься. Я знаю.

Чьи-то руки поднимают меня и несут, потом укладывают на что-то твердое и холодное. Боль никуда не делась, но она где-то далеко-далеко и не имеет ко мне отношения.

Пока крышка криогенной фуги еще не захлопнута, я успеваю услышать спокойный голос Корабля:

– Нас вызывают четыре корабля Флота. Они говорят, что если мы через десять минут не заглушим двигатели, то будем уничтожены. Позвольте напомнить, что до ближайшей точки перехода одиннадцать часов. А все четыре звездолета находятся на дистанции эффективного поражения.