Читаем без скачивания Мемуары и рассказы - Лина Войтоловская

Он работал.

Некрасивый, сутулый, худой, лысый человек под семьдесят лет не только работал – он мечтал!

На развешанных по стенам, разложенных на столах, на сработанном собственными руками кульмане вырисовывался, вырастал город его мечты – гармоничный, целостный, комплексный город, где каждое здание, каждая улица, каждое дерево органически дополняли друг друга.

Какой архитектор-строитель не мечтает о создании такого чуда?! Он думал о новом, необыкновенном городе еще до поступления в институт, потом, в институте, и, в общем, всю свою долгую и довольно однообразную жизнь. В юности не было ни опыта, ни смелости, потом, когда опыт пришел – было попросту страшно браться за это. Но вот года три назад, во время очередного сердечного приступа, которые стали повторяться все чаще, он вдруг понял, что если не возьмется за дело сейчас, немедленно, не успеет осуществить то, что, как он понял, было единственной целью всей его жизни.

Он ни в чем больше не сомневался. Он знал, точно знал, что должен делать и каким будет его великолепный, его сверкающий город!

В год, когда он закончил свой проект, ему минуло семьдесят.

В этом же году был объявлен международный конкурс ЮНЕСКО на проект города будущего.

Конечно, он не надеялся, что отборочная комиссия отправит его проект на конкурс, но все-таки отправил его на комиссию.

И был несказанно удивлен, когда узнал, что среди шестнадцати советских архитекторов, которых отборочная комиссия решила отправить в Рим на конкурс, была и его работа. В глубине души он считал это каким-то странным недоразумением.

Он не верил в чудеса, поэтому и не томился в ожидании решения международного конкурса жюри.

А чудо все-таки свершилось – его проект занял первое место. Никаких официальных сообщений он пока не получил и узнал обо всем из газеты. В «Правде» была напечатана заметка «Победа советского архитектора».

Никому из его сослуживцев и знакомых в голову не пришло, что первое место на конкурсе занял он, Алексей Иванович Морозов, тихий, молчаливый и… не хватающий с неба звезд. Однофамилец, наверное. Было немного обидно, но так никому ничего и не сказал. В тот день после работы, когда все уже собирались идти по домам, Людочка, самая молоденькая сотрудница бюро, со смехом обратилась к Алексею Ивановичу:

– Да, вы читали заметку в «Правде»? Смешно, правда, – у вашего однофамильца, получившего первое место на конкурсе ЮНЕСКО, даже имя-отчество совпало с вашим.

– Вы уверенны? – сухо спросил Алексей Иванович.

– Ну, как же! Вот прочтите – Алексей Иванович…

Алексей Иванович одно короткое мгновение смотрел в розовое, бездумное лицо Людочки и очень тихо сказал:

– Я вынужден вас разочаровать, Людочка, это не мой однофамилец, это… это я…

Людочка искренне, весело расхохоталась, будто услышала удачную остроту. Но Алексей Иванович этого уже не слышал – он торопливо вышел, плотно прикрыв за собою дверь…

…Солнце зашло. Стало прохладно. Но двигаться не хотелось. Алексей Иванович поставил ноги на кирпичную перекладину и поглубже устроился в кресле.

Перед ним, за забором расстилался участок ровными рядами посаженных низеньких деревьев. Отсюда он не мог разглядеть, что это были за деревья – то ли молодые дубки, то ли каштаны.

Направо, острым носом заслоняя поворот угадываемого с той стороны шоссе, разрастался уже настоящий, взрослый лес. Густой своей зеленью с пробелами березовых стволов, от кончика мыса до самого горизонта, он мягким полукругом огибал поле посадок, превращаясь вдалеке как бы в неровную, темно-синюю тучу, низко прижавшуюся к земле.

И этот темный лес, и низкие рядки молодых посадок, и синева горизонта – все было как материализованная тишина; короткие вскрики проносящихся по шоссе машин только подчеркивали ее.

Ему давно хотелось выйти туда, за забор, пройти до леса, проникнуть в его гущину. Но всякий раз его что-то удерживало: то ли неуверенность в своих силах, хотя вдоль забора он уже вышагивал по полтора-два часа, то ли боязнь отделиться от палаты, откуда он в любую минуту мог звонком вызвать сестру.

Но сегодня, глядя на то, как уплотнялся воздух, становился ощутимо сиреневым, словно аметистовый кристалл, он дал себе слово, как бы он себя ни чувствовал, завтра обязательно выйти за калитку.

Наутро все небо затянула скучная, серая пелена. Собирался дождь, но еще душно и сухо пахло пылью. И почему-то не слышно было машин на шоссе. В палату Алексея Ивановича загнал ветер; он пригибал к земле траву, серебрил ее, но делал это все неслышно, исподтишка. Как только войдя в палату, Алексей Иванович закрыл дверь балкона, странный, томительный, какой-то ночной звук заполнил комнату; будто жалобно заскулила собака или старый, больной волк. У Алексея Ивановича почему-то сжалось все внутри от тревожного предчувствия беды или приближения боли. Он старался успокоиться, взял со стола затрепанный номер «Юности», попытался читать. Но тревога не прошла до тех пор, пока он не догадался запахнуть балконную дверь. Тоскливый вой прекратился тотчас же.

Алексей Иванович облегченно рассмеялся.

– Ну, молодцы! – произнес он вслух. – Надо же так встроить рамы, чтоб они пели как эоловая арфа! Только арфа-то больше похожа на волчью глотку! Вот дурачье!

Он снова взялся за журнал. Но читать не хотелось.

«Придется поход в лес отложить на завтра, – думал он. – А может, даст бог, к полудню развиднеется?»

В дверь негромко постучали.

– Да. Открыто, – крикнул Алексей Иванович.

Не заходя, в палату заглянул врач. За ним, в полутьме коридора, маячила какая-то длинная фигура.

– Можно?

– Прошу.

– Я не один. Тут к вам приехали, Алексей Иванович.

– Ко мне? Ну, что ж, входите, – отозвался Алексей Иванович не очень приветливо. Двери закройте, сквозит.

– Я вас оставлю, – сказал врач и ушел.

– Здравствуйте, – шагнув в комнату, сказал посетитель.

«Я где-то уже его видел, – мельком подумал Алексей Иванович. – Какое неприятное лицо…»

– Слушаю вас, – сказал он поднимаясь.

– Простите, что вторгаюсь без предупреждения. Но доктор сказал, что вы уже… так сказать, – готовы к деловым переговорам…

– Допустим.

– Вы меня не помните?

– Нет.

Алексей Иванович продолжал стоять, не предлагая садиться и гостю.

– Слушаю вас.

– Разрешите представиться – главный архитектор города Самойленко Осип Михайлович.

– Так. Чем могу служить?

– Разрешите присесть? У нас, полагаю, разговор будет долгий…

– Садитесь, – холодно сказал Алексей Иванович, но сам садиться не собирался. – «Невежливо? Наплевать! Скорее уйдет!» – подумал он.

– Что же вам от меня нужно?