Читаем без скачивания Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

И он безо всякого предупреждения бросился на мужчину, у которого была ранена рука.

Для русского это оказалось неожиданностью. Возможно, он рассчитывал на какой-то хитроумный трюк со стороны Штефана, обманный маневр или другую уловку, а Штефан просто взял и бросился на него, стараясь попасть кулаком в лицо. Русский отшатнулся, больше пораженный быстротой натиска, чем ударом, рявкнул и раненой рукой попытался схватить Штефана за плечо. Штефан уклонился от захвата, сжал вместе кулаки и изо всей силы ударил русского по раненой руке.

По крайней мере, он попытался это сделать.

Наемник, предугадав замысел Штефана, легко, словно играючи, уклонился от его удара и тут же треснул Штефана ребром ладони по затылку.

Штефан не почувствовал ни малейшей боли. Точнее говоря, он вообще ничего не ощутил: его органы чувств просто на мгновение отключились. Штефан отлетел в сторону, сделав в падении оборот в три четверти, и грохнулся наземь. Он успел подумать о том, насколько же он уже смог задержать русских — секунды на две, максимум на три. Ребекка наверняка еще не отбежала достаточно далеко.

Он с трудом перевернулся на спину и попытался подняться, но тут же снова упал: удар не оглушил и не ранил его, однако он, похоже, лишил Штефана остатков сил.

Оба русских подошли ближе. Они перекинулись несколькими репликами на своем языке. Штефан, конечно же, ничего не понял, но почувствовал ненависть говоривших к себе. Один из них с размаху ударил его ногой по бедру, отчего Штефан скрючился от боли. Русские засмеялись. Штефан почувствовал, что они были разочарованы. Может быть, победа над ним показалась им уж слишком легкой. Сколько уже прошло времени? Десять секунд? Не больше. Это мало. Это очень мало.

— Ну ладно, — со стоном произнес он. — Сделайте это! Прикончите меня. Вы ведь хотели меня прикончить, да?

Он тут же получил еще один удар по бедру, но уже не такой болезненный: русский просто пнул Штефана в ответ на его бормотание. Эти двое явно не понимали, что он говорил, и это еще больше осложняло ситуацию. Пятнадцать секунд. Все еще очень мало. Он чувствовал, что Ребекка до сих пор находится где-то неподалеку.

И тут он осознал, что ошибался.

Он чувствовал присутствие вовсе не Ребекки. У него снова появилось такое же одновременно и успокаивающее, и пугающее ощущение, как и тогда, в котельной, только на этот раз оно было намного интенсивнее. К нему что-то приближалось. Приближалось очень быстро. Бегом.

Если у него еще оставались какие-то сомнения по поводу собственных ощущений, то последовавшая реакция русских тут же их развеяла. Они тоже что-то почувствовали — скорее всего благодаря не фантастически обострившемуся восприятию окружающего мира, каким теперь обладал Штефан, а интуиции, развитой у людей, привыкших сражаться не на жизнь, а на смерть, выступая то в роли охотников, то в роли потенциальной добычи. Наемник с раненой рукой, вздрогнув, посмотрел куда-то в темноту, а его товарищ невероятно быстрым и ловким движением выхватил пистолет.

Но он сделал это недостаточно быстро.

Из темноты вынырнула длинная тень, ткнулась в наемника с глухим, словно бы тяжелым звуком и оторвала ему руку.

Эта сцена была такой жуткой, что казалась совершенно неправдоподобной, и из-за этого Штефан испугался не очень сильно.

Тем не менее Штефан подумал, что он вряд ли когда-нибудь сможет забыть об этом, если останется в живых.

Обе тени на какое-то время слились в дергающийся клубок. Штефан услышал щелканье зубов ужасной, невообразимо сильной челюсти, рвущей плоть и перекусывающей кости. Этот волк — воук? Нет, черт возьми! Это была собака — по той простой причине, что это не могло быть ничем другим. Она свалилась на землю, два раза перевернулась и тут же — неуклюже, но очень быстро — снова вскочила на лапы. Наемник отшатнулся, размахивая обрубком руки, кровь из которого била фонтаном. Он все еще держался на ногах и не издавал ни звука. Возможно, шок был таким сильным, что он даже не почувствовал боли. Все происходило очень быстро — и одновременно бесконечно долго.

Второй наемник схватился за пистолет, чтобы вытащить его из-за пояса, и Штефан, мобилизовав остаток своих сил, молниеносно привстал и с размаху бросился ему в ноги.

Ему не удалось свалить русского на землю. Более того, наемник даже не пошатнулся. Однако, если бы не Штефан, он вполне успел бы прицелиться и выстрелить в зверя, напавшего на его товарища. Но ему пришлось отвлечься на секунду на Штефана.

Он резко согнул колено и, ударив им Штефана в лицо, расквасил ему и без того уже разбитый нос. От острой боли перед глазами Штефана сверкнула яркая молния. Он захлебывался собственной кровью и уже не мог дышать. Тем не менее он не только не сдался, но и еще сильнее вцепился в ноги русского. Тот взревел от гнева — одновременно со своим товарищем, боль которого наконец-то трансформировалась в пронзительный, почти нечеловеческий крик, — и, вцепившись в волосы Штефана, грубо рванул его голову назад. Быть может, он хотел — как это делал уже не раз — выстрелить Штефану прямо в лицо.

Но он не успел этого сделать.

Волк — это был все-таки волк! — с близкого расстояния прыгнул на него и сбил его с ног. Штефан отскочил в сторону, но успел заметить, что наемник, отлетев метра на два или три, ловко перевернулся в воздухе и удивительно мягко приземлился на землю. Волк, не сумев в этом прыжке вцепиться зубами в руку наемника, снова приготовился прыгнуть на русского. Но тот проявил удивительную находчивость: он не только не попытался вскочить на ноги или хотя бы лучше приготовиться для стрельбы, а выстрелил в волка от бедра из лежачего положения. Пуля оставила дымящийся след на его штанине, зацепив, наверное, и кожу, но она попала в цель. Штефан увидел, что волк — словно ударом невидимого кулака — был отброшен на полметра назад. Раздался пронзительный, похожий на собачий визг, хотя до этого момента зверь действовал совершенно бесшумно. Он упал, тут же попытался подняться и затем обессиленно опустился на неслушающиеся задние лапы.

Однако он еще не сдался.

Пуля прошла сквозь его тело навылет. Штефан увидел, как под парализованными задними ногами волка быстро растекалась лужа крови. Волк снова заскулил от боли и гнева, а затем пополз к русскому. В его глазах сверкала жажда убийства.

Русский приподнялся, опершись на свою раненую руку, и, прицелившись с искаженным от боли лицом, снова выстрелил в волка, но промахнулся. Пуля высекла искры из асфальта и отлетела от него, как маленький метеор.

— Барков! — закричал Штефан.

Это было первое, что пришло ему в голову. Он не знал ни слова по-русски, к тому же наемник наверняка никак не отреагировал бы, если бы Штефан прокричал что-нибудь даже на русском языке.