Читаем без скачивания Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Больше всего пострадали, кажется, именно суздальские полки. (Святослав Всеволодович, как мы увидим, свою военную силу сохранил; новгородцы же пришли домой «здоровы все», то есть без потерь.) Киевский летописец возносит хвалу князю Мстиславу Храброму, явившему в этой войне свои лучшие качества — между прочим, те самые, которые когда-то отличали другого вышгородского князя — Андрея Боголюбского. «Мстислав же много пота утёр с дружиною своею (характеристика, заставляющая вспомнить прадеда Мстислава, князя Владимира Мономаха. — А. К.) и не мало мужьства показа с мужьи своими». Победа эта, как водится, приписана была заступничеству Пресвятой Богородицы, а также святых покровителей древнего Вышгорода и всей Русской земли — князей-страстотерпцев Бориса и Глеба. А вот в отношении Андрея Боголюбского и его рати автор летописи не скрывает сарказма и явного злорадства:

«…И тако възвратишася вся сила Андрея, князя Суждальскаго: совокупил бо бяшеть все земле, и множеству вой не бяше числа; пришли бо бяху высокомысляще, а смирении отидоша в домы своя».

В Суздале же живописать подробности войны не стали, ограничившись в кратком летописном рассказе о ней лишь констатацией очевидной неудачи своих войск: «…пришедши же к Вышегороду с силою многою, стояша около города 9 недель и, не успе ничтоже, възвратишася вспять». (В поздних летописях сказано даже, что князь Юрий Андреевич, простояв у Вышгорода девять недель, «и не хоте кровопролитья, возвратися восвояси», то есть ушёл сам, по доброй воле{335}.)

Всего несколькими страницами выше мы говорили о торжестве политики Андрея на юге. Но прошло немногим более двух лет — и всё изменилось в одночасье. Впрочем, любой пик — могущества ли, силы, свершений — потому так и называется, что за ним с неизбежностью следует спад. Просто падение оказалось слишком крутым, напоминающим обвал: казалось, что своё влияние на юге Андрей потерял надолго, если не навсегда. Примечательно, что его младшие братья и племянники — и Михалко со Всеволодом, и Мстислав с Ярополком Ростиславичи — при описании последующих событий окажутся в Чернигове, у князя Святослава Всеволодовича, а не в своих городах на юге, которых они, по-видимому, лишились. Удержать свои позиции на юге удалось лишь юному Владимиру Глебовичу Переяславскому.

В действительности судьба Киева отнюдь не была решена после вышгородского разгрома. Как мы вскоре убедимся, для самого Андрея ещё ничего не было потеряно, и своё влияние на ход общерусских дел — даже после того, что случилось, — он сохранил почти в полном объёме. Запас прочности оказался велик, и скорое возобновление войны за Киев продемонстрирует это весьма отчётливо. Гораздо большее значение имело для Андрея другое. Уже во второй раз подряд его собственные полки постыдно бежали с поля боя — а это свидетельствовало о том, что он стремительно теряет свой авторитет князя и полководца. Вероятно, Андрей надеялся уже вскоре восстановить его с помощью новых войн и новых побед. Но времени для этого судьба ему уже не отпустила…

Итак, Ростиславичи могли торжествовать. Вместе со своим двоюродным братом, луцким князем, они разбили и обратили в бегство сильнейшую коалицию князей из всех, что собирались в те десятилетия на Руси. Как и договаривались, братья «возложиша… старейшинство» на Ярослава Изяславича, и тот вступил в Киев и воссел «на столе деда своего и отца своего». В.Н. Татищев датирует его восшествие на киевский стол 20 декабря. Но откуда историк XVIII века извлёк эту дату, неизвестно.

(В «Истории…» В.Н. Татищева содержится ещё одно уникальное известие. Смирившийся с потерей Киева князь Рюрик Ростиславич ещё во время осады Вышгорода успел якобы вступить в переговоры с новгородским посадником относительно возможности своего возвращения в Новгород. Посадник «учинил» в войске вече, и было решено просить Рюрика, «чтоб к ним шёл», причём Юрия о том даже не уведомили. Так что по завершении военных действий Рюрик поспешил в Новгород, был там принят «с честию», но продержался недолго: новгородцы, «вознегодовав», вновь его прогнали, «а на его место взяли во вторые Андреева сына Юрия». Окончательное возвращение Рюрика Ростиславича из Новгорода в Смоленск Татищев датирует 1 мая 1174 года. Впрочем, и этот его рассказ не находит подтверждения в ранних новгородских и суздальских источниках, а потому не внушает доверия[181].)

Но и для Ярослава Изяславича киевское княжение оказалось непосильной ношей. Вскоре после того, как он отпустил большую часть своего войска обратно на Волынь, в Киев явились послы черниговского князя Святослава Всеволодовича. Ранее между князьями был заключён договор, подтверждённый крестным целованием, и теперь Святослав вспомнил о нём — как будто между ними ничего не произошло, бегства от Вышгорода не было и в помине и князья расстались союзниками друг друга. «Святослав же поча слати к Ярославу с жалобою, — рассказывает летописец, — река ему:

— На чём еси целовал крест, а помяни первый ряд (то есть прежний договор. — А. К.). Рекл бо еси: “Оже я сяду в Киеве, то я тебе наделю. Пакы ли ты сядеши в Кыеве, то ты мене надели”. Ныне же ты сел еси. Право ли, криво ли — надели же мене!»{336}

Это «право ли, криво ли» — замечательная черта живой лексики межкняжеского общения того времени. Даже на самом высоком уровне — в ходе официальных переговоров — князья умели сказать и метко, и точно, а князь Святослав Всеволодович — в особенности. Но вместе с тем это и вполне ясно выраженная юридическая формула: «наделить в правду» значило: наделить в соответствии с признанными обязательствами и правами того или иного князя. Святослав Всеволодович допускал и наделение его волостями, так сказать, «в кривду».

Ярослав Изяславич на просьбу черниговского князя ответил отказом. При этом он вспомнил о давнем завещании Ярослава Мудрого, по которому родоначальнику черниговских князей Святославу достались Чернигов и «вся страна восточная, и до Мурома», то есть левобережье Днепра:

— Чему тобе наша отчина? Тобе си сторона (то есть правобережье Днепра с Киевом. — А. К.) не надобе!

(Правда, отцу Мономаха Всеволоду по этому же завещанию тоже отходили земли на левобережье Днепра — Переяславль, Ростов, Суздаль и т. д. Но потомки Всеволода Ярославича прибрали к рукам Киев, а значит, получили право на все те земли, что «тянули» к Киеву, в том числе Волынь, Туров и пр. По крайней мере были твёрдо убеждены в этом.)

Ответ Святослава Всеволодовича опять-таки замечателен своей выразительностью. Не случайно именно в его уста автор «Слова о полку Игореве» вложит позднее «злато слово, с слезами смешено» — яркую речь, исполненную многими живыми образами и характеристиками князей. Вот и на этот раз черниговский князь нашёл запоминающиеся слова. Он тоже вспомнил о Ярославе Мудром — едином предке почти всех русских князей (за исключением полоцкой ветви династии), но упомянул его совсем в ином контексте: