Читаем без скачивания Золотой человек - Мор Йокаи

Накануне именин молодая женщина получила немало поздравительных писем и адресов. У нее было множество знакомых, иные из них были искренне преданны ей, другие выражали почтение из деловых соображений. Но на этот раз она не стала распечатывать ни одного послания, и они лежали грудой в стоявшей на столе серебряной корзинке. Многие конверты были надписаны детским почерком — в городе и его окрестностях жило сто двадцать четыре крестника молодой женщины, и все они поспешили прислать ей свои незатейливые поздравления. Прежде ее забавляли и радовали эти чистосердечные пожелания счастья, но сейчас все ее помыслы были поглощены другим…

— Взгляни, какое письмо! — воскликнула Аталия, беря в руки один из конвертов. — Вместо печати — вдавленная в воск золотистая козявка!

— И какими необычайными чернилами написан адрес! — заметила Тимея. — Положи его к остальным, завтра прочтем.

Какой-то внутренний голос подсказывал ей, что письмо надо прочесть немедленно! То было послание маленького Доди. И все-таки его бросили в груду писем.

Наконец прибыл майор. В то же мгновенье поздравления ста двадцати четырех крестников были забыты. Тимея поспешила к нему навстречу.

Девять лет назад, может быть, в этой же комнате, счастливый жених преподносил другой невесте роскошный букет алых роз. И та, прежняя невеста, сейчас находится здесь. Здесь же стоит и зеркало с колонками, в которое взглянула тогда Аталия, проверяя, хорошо ли сидит на ней подвенечное платье…

Взяв из рук майора прелестный белый букет, Тимея поставила его в севрскую вазу и шепнула ему:

— Я тоже хочу подарить вам одну вещицу. Она никогда не будет вашей и тем не менее предназначается для вас.

Загадочный предмет извлекли из коробки. То был новый кружевной чепчик.

— Какая прелесть! — воскликнул майор, бережно взяв в руки воздушную вещицу.

— Вы мне позволите примерить его?

Майор хотел ответить, но взглянул на Аталию, и слова замерли у него на губах. А Тимея, ничего не замечая, с ребячливой веселостью подошла к зеркалу и сняла свой вдовий убор. Тут лицо ее снова омрачилось. Тихо поднесла она чепчик к губам и прошептала:

— Бедный мой Михай!..

Так совлекла с себя Тимея последний знак своего вдовства.

Майор Качука все еще продолжал держать в руках белый чепчик.

— Дайте же мне, я его примерю!

— Вы позволите мне помочь вам? — спросил майор.

В те годы носили высокие прически, и Тимея нуждалась в такой услуге.

— Увы, тут вы не сможете быть мне полезным, — возразила она, — Аталия будет так добра и поможет мне.

Она сказала это простодушно, без всякой задней мысли, но майор заметил, как побледнела при этом Аталия. Он сразу вспомнил, как она сказала когда-то Тимее: «Поди сюда, помоги мне надеть свадебную фату!» Вероятно, Аталия тоже не подозревала тогда, какой ужасный яд заключен в ее приказании.

Аталия подошла к хозяйке, чтобы надеть чепчик на высокий пучок и приколоть его со всех сторон шпильками. Руки ее дрожали, одна из шпилек сорвалась и довольно сильно уколола Тимею.

— Ах, какая ты неловкая! — воскликнула та, отстраняясь.

Те же слова… И при том же самом человеке…

Тимея сказала это совершенно бессознательно. Но Качука увидел, как в глазах Аталии сверкнула молния. Ее взгляд был полон ненависти. Лицо судорожно подергивалось. Извилистые губы напоминали змею. С какой сатанинской злобой смотрела она на соперницу!

Но Тимея тут же раскаялась, обернулась к Аталии, обняла ее и поцеловала.

— Не сердись, моя милая Тали, — сказала она примирительно. — Я погорячилась. Ты ведь простишь меня? Больше не сердишься?

Аталия мгновенно приняла смиренный вид.

— Помилуй, дорогая моя, прелестная Тимея! — заговорила она заискивающим тоном. — Это я тебя обидела!.. Но я, право же, не хотела уколоть твою очаровательную головку… О, как ты хороша в этом чепчике! Просто фея из волшебной сказки!

И она принялась целовать плечи Тимеи.

Майор даже содрогнулся при виде такого коварства, мороз пробежал у него по коже.

Аталия

Канун именин был кануном свадьбы. Незабываемая ночь!

Жених с невестой сидели во внутренних покоях. Им надо было так много сказать друг другу. Кто знает, о чем они беседовали? Язык цветов понятен одним цветам, звуки небесных сфер — одним звездам, речи валькирий — только блаженным героям Валгаллы,[33] призывы луны — лишь лунатикам, язык любви — только влюбленным. И тот, кто хоть раз услыхал эти дивные речи, свято хранит их в сердце, как тайну исповеди. Их не могут передать ни Песнь Песней премудрого Соломона, ни «Наука любви» Овидия, ни газеллы Гафиза, ни стихи Гейне, ни «Перлы любви» Петефи. Слова эти — вечная тайна.

А в противоположной части дома, во флигеле, в это время бражничала шумная компания. Там веселилась прислуга.

День выдался на редкость трудный и хлопотливый. Все сложные кулинарные приготовления к пиршеству, конечно, взяла на себя г-жа Зофия.

Она не допустила, чтобы в дом пригласили искусного повара и кондитера, заявив, что сама прекрасно разбирается в этих делах. Щеголяя своими познаниями, достойная дама уверяла, что нигде не сыскать такой отменной стряпухи, как она, что она унаследовала свое мастерство от матери, а уж без той не обходилась ни одна свадьба, ни одна барская пирушка.

Все примыкавшие к кухне помещения, погреба и кладовки были заставлены блюдами со свежеиспеченными тортами, пирожными, с горами миндального печенья, марципанов, всевозможных пончиков, безе, хвороста. Тут же, в ожидании осады со стороны важных гостей, высились целые бастионы пирогов. А обильно нашпигованная салом всевозможная домашняя птица и дичь была вынесена на ледник.

К одиннадцати часам вечера все было испечено, изжарено, а что надо, и остужено. Тут главная стряпуха проявила необычайную щедрость. Созвав в людскую весь ревностно трудившийся кухонный штаб, она принялась потчевать челядь всевозможными яствами, которые не годились для гостей. Часть теста, например, плохо взошла, и пирог получился уродливый. Желе не застыло. Приставший к медной форме кекс не удалось вынуть целиком, и он разломался на куски. Тут же были всякие поскребки, обрезки закусок, ломтики ветчины, заячья грудинка, задняя часть жареного фазана. Это же объеденье для челяди! Подавать подобные «лакомства» на барский стол было, разумеется, неприлично, зато служанки готовы были вылизать даже бумажки, к которым прилипли крошки пирожных, а уж как они гордились, что отведали от всех кушаний раньше самих бар!

Да, на этот раз г-жа Зофия оказалась удивительно щедрой. Вдобавок тороватая ключница была весьма словоохотлива, непритязательная публика охотно ее слушала. Слугам поднесли даже чарку-другую негодного для гостей вина — в нем вываривалась кое-какая начинка. Такого вина скопился полный горшок — не пропадать же ему зря! Г-жа Зофия, как истая гурманка, прибавила туда для себя еще пряностей — мускатный орех, имбирь, корицу, подсахарила и с наслаждением потягивала этот превосходный напиток. Дворецкий с одним из слуг хлебали столовой ложкой ванильный сироп. Кучер макал ломтики хлеба в шоколадные сливки. Они уже праздновали свадьбу!

Но где же Аталия? Влюбленные, вероятно, думали, что она пирует с матерью на кухне. А слуги предполагали, что она сидит с женихом и невестой и умиляется, глядя, как они нежничают. Впрочем, скорей всего, о ней никто и не вспоминал.

А ведь влюбленным не мешало бы прервать свое воркованье и задуматься: где же в самом деле Аталия?

Между тем она находилась в той самой гостиной, где впервые увидела Тимею. Старинную мебель много лет назад заменили новой, из прежней обстановки остался, как бы на память, один вышитый пуф. На нем сидела Аталия в тот памятный день, когда в гостиную вошел Тимар в сопровождении белолицей девушки. Против Аталии сидел тогда г-н Качука, рисовавший пастелью ее портрет. Он так засмотрелся на вошедшую Тимею, что карандаш дрогнул в его руке и сделал неверный штрих.

Сейчас Аталия примостилась на том же самом пуфе. А портрет ее уже давным-давно перекочевал в чулан, хотя она до сих пор словно видела перед собой молодого лейтенанта, который умолял ее улыбнуться и не смотреть на него так высокомерно.

В гостиной было темно, там не зажигали свечей. В окно заглядывал месяц, но и тот вскоре скрылся за черным шпилем колокольни церкви св. Андраша.

Сидя в потемках, Аталия вспоминала все превратности своей неудавшейся жизни.

Некогда в этом доме царили блеск, веселье и роскошь. Хозяйка его слыла первой красавицей, льстецы называли ее королевой Комарома, своей повелительницей, делали вид, что боготворят ее.

И вдруг появилась эта оборванная девчонка. Тощий подросток, ходячий призрак, холодная лягушка! Существо, созданное служить мишенью для насмешек, издевательств и пинков!..