Читаем без скачивания Окна из будущего - Владимир Губарев

— Если бы причины остались бы невыясненными?

— Конечно, я был бы против, так как не был бы уверен в безопасности станций. Иногда нас представляют некими монстрами, у которых нет детей, родных, близких, чье здоровье и жизнь дороже собственного! Неужели мы ради каких-то амбиций будем подвергать их риску? Неужели мы враги сами себе?

— Вдруг я сейчас понял, что для профессионалов Чернобыль — трагедия вдвойне: и человеческая, и профессиональная…

— Конечно.

— Вы убеждены, что нам жить без атомной энергетики нельзя?

— Безусловно, и причин тому множество. Одна из главных: нельзя вечно пользоваться органическими природными ресурсами. Плюс к этому — "парниковый эффект", который грозит планете. Об этом много говорится и повторяться мне не хочется. В-третьих, природа создала великолепный источник энергии — уран. У него два способа использования — взрывы…

— Это мы хорошо научились делать!

— И станции неплохие!.. Почему же мы не должны использовать этот природный ресурс энергии, который создан Богом для нас?

— АЭС — символ научно-технического прогресса. Не кажется ли вам, что постепенно начинаем отставать от Запада, то есть терять лидерство и в этой области? Вы много контактируете с зарубежными специалистами, не чувствуете признаки отставания?

— Пока нет. Дело в том, что на Западе атомная энергетика тоже "сворачивается", точнее — не развивается столь же интенсивно, как раньше. Я имею в виду Европу и США. Иное дело Юго-Восточная Азия, там сейчас идет ее бурное развитие. Какие-то элементы отставания есть, финансирование науки у нас явно недостаточное, но заделы были в стране большие, а потому мы пока не уступаем другим странам…

— А в будущем?

— Надеюсь, мы развернемся лучше и быстрее их.

— Даже так?

— У нас есть нормальная программа развития, причем весьма реалистичная. Мы надеемся продлить ресурс работы блоков по крайней мере лет на десять, чтобы сохранить и поддержать всю научно-техническую культуру атомной энергетики, которая была создана и которая есть в России. Безусловно, где-то в начале XXI века возникнет экономическая потребность в бурном развитии энергетики, а потому нужно быть к этому готовыми… Такая точка зрения не нравится на Западе, они хотели бы ликвидировать нашу атомную энергетику (как и отрасль в целом!), но мы обязаны поддерживать ее, чтобы не растерять научно-технический потенциал России. Мы достраиваем ряд энергоблоков — третий на Калининской, первый на Ростовской и пятый на Курской АЭС. Это тоже реальная программа. И мы не просто достраиваем, но делаем их самыми современными…

Так что мы живем, работаем… И у нас в стране есть уникальнейшее достижение — это быстрый реактор на Белоярской АЭС. Это мировое достижение, оно признано всеми и везде — так что я не бахвалюсь… И то, что в проектах есть строительство БН-800 на Южном Урале — значит, мы размышляем и заботимся о будущем.

— У вас уже сложилась психология "рыночника"?

— Я понимаю их, ориентируюсь на рыночные отношения, воспринимаю нормальный рынок, управляемый государством, где конкуренция заставляет каждого участника делать продукт лучше… Такой рынок я считаю явлением положительным. Ну а то, что на самом деле происходит, комментировать не хочу — это очевидно…

— Ну а атомная энергетика?

— Хотя в Америке она находится в частном секторе, я все-таки считаю, что в наших условиях регулировать ее развитие должно государство.

Академик Федор Решетников:

ОТКРЫТИЕ БЕСКОНЕЧНОСТИ

Академику Решетникову, одному из немногих, довелось и видеть вечность, и открывать бесконечность, и начинать новую эпоху в истории цивилизации. Ведь именно он держал в своих ладонях слитки плутония, из которого был сделан заряд для первой советской атомной бомбы, первые слитки урана-235 и урана-233, а потом и трансурановых элементов, циркония и других металлов, которые требовались "атомному веку".

Истину теперь устанавливать легко: достаточно открыть документ № 142 "Постановление СМ СССР № 5070–1944 сс/оп "О награждении и премировании за выдающиеся научные открытия и технические достижения по использованию атомной энергии", и сразу же становится ясно, что именно делал тот или иной человек, принимавший участие в "Атомном проекте СССР".

Поясняю: "сс/оп" означает "Совершенно секретно. Особая папка". Проще говоря, таким грифом охранялись высшие секреты государства, и они являлись таковыми целых полвека! Наконец-то, некоторые документы рассекречены, и они проясняют многое как в истории страны, так и в человеческих судьбах.

В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1949 года, появившемся вместе с Постановлением, сказано и о моем нынешнем собеседнике:

"За выполнение специального задания правительства наградить:

…ОРДЕНОМ ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ…

355. РЕШЕТНИКОВА

Федора Григорьевича — старшего научного сотрудника".

Естественно, наш разговор начался именно с этого события, так как он стал своеобразной "отправной точкой" в жизни академика Решетникова.

Я спросил его:

— Чем вы гордитесь?

— Недавно отмечалась дата: 50 лет со дня испытания первой советской атомной бомбы. Я горжусь тем, что принимал непосредственное участие в этой работе…

Чтобы получить это признание от Федора Григорьевича мне потребовалось почти тридцать лет! Сначала знакомство было заочное — о Решетникове я услышал впервые в Глазове, куда приехал писать о цирконии, а потом спустя десяток лет мы увиделись — тогда впервые мне, научному обозревателю "Правды", довелось прикоснуться к святая святых "Атомного проекта" — производству плутония. И моим гидом в этой суперсекретной области стал Решетников. Но получилось это невольно, по крайней мере, для него…

Однажды позвал меня к себе министр Средмаша Ефим Павлович Славский.

— Нужно написать о получении плутония у нас, — сказал он. — А расскажет тебе об этом академик Бочвар, он все о плутонии знает… Я ему позвоню, скажу, что разрешил…

Однако академик А.А. Бочвар ослушался своего министра: он всячески избегал встречи со мной, хотя я даже полетел вслед за ним в Алушту, где проходила конференция по топливу для реакторов. Там академик, наконец-то, прямо сказал, что о плутонии он "ничего не знает, и говорить о нем не может".

Спустя несколько лет, когда мы познакомились с академиком Бочваром поближе, он признался:

— Я даже в своем кабинете не произношу слова "уран" и "плутоний", а вы попытались расспрашивать меня! Секретность настолько въелась в наше сознание и образ жизни, что менять свои навыки я не могу… Так что уж извините.

Но приказ министра есть приказ (известно, Славский не привык, чтобы его распоряжения не выполнялись!), а потому в мое распоряжение был предоставлен первый заместитель директора НИИ-9 Федор Григорьевич Решетников. Рассказывал он охотно, хотя ясно было: он ни на сантиметр не отступил от той тропы, что была ему определена режимом. Я понимал, что иначе и быть не может… Но там факты были любопытны, и материал, опубликованный в "Правде" был поистине сенсационным: ведь речь шла о том, о чем не принято было рассказывать в Советском Союзе!

И лишь много лет спустя я узнал, что после публикации статьи "Королек плутония" у Решетникова начались неприятности.

— Меня упрекали в том, что я не назвал какие-то фамилии, — поясняет он. — Но во-первых, я это не мог сделать по соображениям секретности, а во-вторых, всех, участвовавших тогда в работе, просто невозможно перечислить. Впрочем, история сама все поставит на свое место…

— Но главное не требует коррекции: именно вы получили первый слиток?

— Да, я.

— Как же можно получить то, о чем ничего не знаешь?

— Я попытался выяснить: какие же свойства у этого металла. Но мне было сказано — когда получишь его, тогда и свойства изучим…

— Это была ловля кошки в темной комнате?

— Точнее: ловля "кого-то" или "чего-то" совсем неизвестного…

— Прелюбопытное занятие! И теперь, наверное, о нем уже можно рассказать! Впрочем, начнем "от печки": как вы попали в НИИ-9?

— Благодаря друзьям. Моя жизнь держится на трех китах: семье, работе и друзьях. Им я обязан всем, чего достиг, и они рядом со мной до нынешнего дня… Это действительно, великое счастье… А попал в НИИ-9, как и многие, случайно. У меня два образования: инженер-металлург и инженер-химик. После окончания Академии я работал на заводе, где выпускались пороха для "Катюш"… У меня была сложная жизнь. Деревенский парень, который обучался на украинском языке. Школу окончил с отличием, но грамматики не знал. Пожалуй, это было первое серьезное испытание для меня. И я одержал победу: стал самым грамотным среди сверстников. Может быть, это во многом и определило мой характер, по крайней мере, те черты его, которые характеризуются как упрямство, настойчивость, последовательность… А в институте у нас образовалась компания, где было все самое светлое и лучшее — верность, дружба, любовь. Мы остались вместе на всю жизнь. Одна из девушек нашей компании сообщила, что открывается новый институт, где мне будет интересно работать. В конце концов я оказался в НИИ-9… Это было 21 декабря 1945 года. Через месяц начали организовывать первую лабораторию, и я пошел туда. А через некоторое время было поручено разработать технологию получения металлического урана. Это была ведущая тема не только института, но и всей отрасли.