Читаем без скачивания Поступили в продажу золотые рыбки (сборник) - Кир Булычев

– Семичастной.

– В какой кабинет?

– В шестой.

– А откуда ты знаешь кабинет, если из Вологды приехала?

Ванда поняла, что терпение Риммы истощилось. Никакой надежды получить обратно ключи и сберкнижку нет. Оставалось одно – бежать.

– А вот и тетя! – закричала она, глядя поверх плеча Риммы.

Та непроизвольно оглянулась.

Ванда нырнула ей под руку и кинулась наружу. Кубарем слетела по служебной лестнице во двор. Выбежала двором в садик и спряталась за церковью Параскевы Пятницы. Только там отдышалась.

Все погибло. Даже домой опасно возвращаться. Римма может и милицию вызвать, сказав, что какая-то авантюристка обокрала Ванду Казимировну, сняла с нее кольцо и старалась вскрыть сейф. С Риммы станется. Хотя за что Римму винить? Она же Вандины интересы охраняет.

Ванда Казимировна стояла в кустах, где недавно Удалов напал на своего сына Максимку, и горько рыдала. Много лет так не рыдала.

– Господи, – повторяла она. – Зачем мне эта молодость? В свой кабинет зайти нельзя! Подчиненные не узнают.

Она еще долго стояла там, тщетно придумывая, как ей перехитрить Римму. Но ничего не придумала. И пошла дворами и переулками к Елене, потому что помнила – Савич оставлен там без присмотра.

33

Солнце клонилось к закату, тени стали длиннее, под кустом сирени собрались, как всегда, любители поиграть в домино.

Во двор вошел мальчик с книжкой «Серебряные коньки» в руке. Мальчик был печален и даже испуган. Он нерешительно остановился посреди двора и стал глядеть наверх, где были окна квартиры Удаловых.

В этот самый момент кто-то из играющих в домино спросил громко:

– Как там, Ксения? Не нашелся еще твой?

Из открытого окна на втором этаже женский голос произнес сурово и холодно:

– Пусть только попробует явиться! За все ответит. Его ко мне с милицией приведут. Лейтенант такой симпатичный, лично обещал.

– Ксения! Ксюша! – позвал Удалов, остановившись посреди двора.

Доминошники прервали стук. Из окна напротив женский голос помог Удалову:

– Ксения, тебя мальчонка спрашивает. Может, новости какие?

– Ксения! – рявкнул один из игроков. – Выгляни в окошко.

– Ксюша, – мягко сказал Удалов, увидев в окне родное лицо. – Я вернулся.

– Что тебе? – спросила Ксения взволнованно.

– Я вернулся, Ксения, – повторил Удалов. – Я к тебе совсем вернулся. Ты меня пустишь?

Доминошники засмеялись.

– Ты от Корнелия? – спросила Ксения.

– Я не от Корнелия, – сказал мальчик. – Я и есть Корнелий. Ты меня не узнаешь?

– Он! – закричал другой мальчишеский голос. Это высунувшийся в окно Максимка, сын Удалова, узнал утреннего грабителя. – Он меня раздел! Мама, зови милицию!

– Хулиганье! – возмутилась Ксения. – Сейчас я спущусь.

– Я не виноват, – сказал Корнелий и не смог удержать слез. – Меня помимо моей воли. Я свидетелей приведу.

– Смотри-ка, как на Максимку твоего похож, – удивился один из доминошников. – Как две капли воды.

– И правда, – подтвердила женщина с того конца двора.

– Я же муж твой, Корнелий! – плакал мальчик. – Я только в таком виде не по своей воле.

Корнелий двинулся было к дому, чтобы подняться по лестнице и принять наказание у своих дверей, но непочтительные возгласы сзади, смех из раскрытых окон – все это заставило задержаться. Мальчик взмолился:

– Вы не смейтесь. У меня драма. У меня сын старше меня самого. Это ничего, что я внешне изменился. Я с тобой, Ложкин, позавчера «козла» забивал. Ты еще три «рыбы» подряд сделал. Так ведь?

– Сделал, – сказал сосед. – А ты откуда знаешь?

– Как же мне не знать? Я же с тобой в паре играл. Против Васи и Каца. Его нет сегодня. Это все медицина. Надо мной опыт произвели, с моего, правда, согласия, и может, даже очень нужный для науки, а у меня семья.

Ксения тем временем спустилась во двор. В руке она держала плетеную выбивалку для ковров. Максимка шел сзади с сачком.

– А ну-ка, – велела она, – подойди поближе.

Корнелий опустил голову, приподнял повыше узкие плечики. Подошел. Ксения схватила мальчишку за ворот рубашки, быстрым, привычным движением расстегнула лямки, спустила штанишки и, приподняв ребенка в воздух, звучно шлепнула его выбивалкой.

– Ой! – вскрикнул Корнелий.

– Погодила бы, – сказал Ложкин. – Может, и в самом деле наука!

– Он самый! – радовался Максимка. – Так его!..

Неожиданно рука Ксении, занесенная для следующего удара, замерла на полпути. Изумление ее было столь очевидно, что двор замер. На спине мальчика находилась большая, в форме человеческого сердца, коричневая родинка.

– Что это? – спросила Ксения тихо.

Корнелий попытался в висячем положении повернуть голову таким образом, чтобы увидеть собственную спину.

– Люди добрые, – сказала Ксения, – клянусь здоровьем моих деточек, у Корнелия на этом самом месте эта самая родинка находилась.

– Я и говорю, – раздался в мертвой тишине голос Ложкина, – прежде чем бить, надо проверить.

– Ксения, присмотрись, – сказала женщина с другой стороны двора. – Человек переживает. Он ведь у тебя невезучий.

Корнелий, переживавший позор и боль, обмяк на руках Ксении, заплакал горько и безутешно. Ксения подхватила его другой рукой, прижала к груди – почувствовала родное – и быстро пошла к дому.

34

Савич истомился. Он то выходил во двор, к Грубину, который возился с автомобилем, то возвращался в дом, где было много шумных людей, все разговаривали, и никому не было дела до Савича. Он вдруг понял, что двигается по дому и двору не случайно – старается оказаться там, где Елена может уединиться с Алмазом. Ее очевидная расположенность к Битому и его откровенные ухаживания все более наполняли Савича справедливым негодованием. Он видел, что Елена, ради которой он пошел на такую жертву, в самом деле не обращает на него никакого внимания, а старается общаться с бывшим стариком. И это когда он, Савич, почти готов ради нее разрушить свою семью.

Поэтому, когда Савич в своем круговращении в очередной раз подошел к комнате, где Елена собиралась в дорогу, он застал там Алмаза, обогнавшего его на две минуты. И, остановившись за приоткрытой дверью, услышал, как Алмаз говорит:

– Хочу сообщить тебе, Елена Сергеевна, важную новость. Не помешаю?

– Нет, – ответила Елена. – Я же не спешу.

– Триста лет я прожил на свете, – сказал бывший старик, – и все триста лет искал одну женщину, ту самую, которую полюблю с первого взгляда и навсегда.

– И нашли Милицу, – добавила Елена.

И хоть Савич не видал ее, он уловил в голосе след улыбки.

– Милица – моя старая приятельница. Она не в счет. Я о тебе говорю.

– Вы меня знаете несколько часов.

– Больше. Я уже вчера вечером все понял. Помнишь, как уговаривал тебя выпить зелья. Если бы дальше отказывалась, силком бы влил.

– Вы хотите сказать, что в пожилой женщине.

– Это и хотел сказать. И второе. Я тебя в Сибирь увезу. Если хочешь, и Ванечку возьмем.

– А что я там буду делать?

– Что хочешь. Детей учить. В музей пойдешь, в клуб – мало ли работы для молодой культурной девицы?

– Это шутка? – вдруг голос Елены дрогнул.

Савич весь подобрался, как тигр перед прыжком.

– Это правда, Елена, – сказал Алмаз.

В комнате произошло какое-то движение, шорох.

И Савич влетел в комнату.

Он увидел, что Елена стоит, прижавшись к Алмазу, почти пропав в его громадных руках. И даже не вырывается.

– Прекратите! – закричал Савич. И голос его сорвался. Он закашлялся.

Елена сняла с плеч руки Алмаза, тот обернулся удивленно.

– Никита, – удивилась Елена. – Что с тобой?

– Ты изменила! – сказал Никита. – Ты изменила нашим словам и клятвам. Тебе нет прощения.

– Клятвам сорокалетней давности? От которых ты сам отказался?

– Я ради тебя пошел на все! Буквально на все! Я не позволю этому случиться. Приезжает неизвестный авантюрист и тут же толкает тебя к сожительству.

– Ну зачем ты так, аптека? – сказал Алмаз. – Я замуж зову, а не к сожительству.

– Будьте вы прокляты! – с этим криком Савич выбежал из комнаты и кинулся во двор.

Он должен был что-то немедленно сделать. Убить этого негодяя, взорвать дом, может, даже покончить с собой. Весь стыд, вся растерянность прошедших часов слились в этой вспышке гнева.

– Ты что, Никита? – спросил Грубин, разводивший в машине пары. – Какая муха тебя укусила?

– Они! – Савич наконец-то отыскал человека, который его выслушает. – Они за моей спиной вступили в сговор!

– Кто вступил?

– Елена мне изменяет с Алмазом. Он зовет ее в Сибирь! Это выше моих сил.

– А ты что, с Еленой хотел в Сибирь ехать? – не понял Грубин.

– Я ради нее пошел на все! Чтобы исправить прошлое! Ты понимаешь?

– Ничего не понимаю, – сказал Грубин. – А как же Ванда Казимировна?

– Кто?

– Жена твоя, Ванда.

– А она тут при чем? – возмутился Савич.

Взгляд его упал на открытый ящик с пистолетами. И его осенила мысль.

– Только кровью, – сказал он тихо.

– Савич, успокойся, – велел Грубин. – Ты не волнуйся.