Читаем без скачивания Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг

— Ты милый, — сказала ему Барретт. — Слишком печальный, чтобы быть в моем вкусе, но очень милый.

Дэнни поцеловал ее в губы, едва не вздрогнув: слишком призрачным было сияние ее светлых волос, оно разливалось и по ее вытянутому лицу. Барретт закрыла свои бледно-серые, холодные как лед глаза. Это позволило Дэнни вести наблюдение из окна машины. Ему не хотелось пропустить машину Джимми, когда патрульный поедет обратно.

Сколько нужно времени, чтобы вручить мертвого пса в пластиковом мусорном мешке владельцу и прочитать этому наглому и упрямому хиппи лекцию? Дэнни был почти уверен: если бы патрульному пришлось застрелить вторую собаку Дрейка, он бы услышал выстрел. Писатель вслушивался. Он вслушивался, даже когда говорил с Барретт. (Лучше целоваться, чем разговаривать. Поцелуи почти бесшумны, и он ни за что не пропустит выстрел, если патрульный все-таки выстрелит.)

— Поедем ко мне, — прошептала Барретт, отстраняясь от его поцелуев. — Я совсем недавно застрелила свою лошадь. После этого мне хочется принять ванну.

— Конечно, — сказал Дэнни, но его рука не потянулась к ключу зажигания.

Патрульная машина еще не проезжала мимо, и звука выстрела тоже не было слышно.

Писатель попытался вообразить разговор патрульного Джимми и хиппующего плотника, несостоявшегося писателя Роуленда Дрейка — великовозрастного сына состоятельных родителей, который до сих пор «искал себя». Возможно, они сидели за кухонным столом. Дэнни хотелось видеть, как Джимми чешет за ухом пса-полукровку. Многие собаки очень любят, когда им чешут за ушами. Но Дэнни никак не давалась эта мысленная картина, отчего он и не торопился заводить мотор.

— Что это? — вздрогнула Барретт.

Выстрел оказался громче, чем он ожидал. Странно, лачуга Дрейка находилась в двух, если не в трех милях отсюда. Дэнни неправильно оценивал звук выстрела из револьвера Джимми. (Он считал, что патрульный вооружен револьвером тридцать восьмого калибра. Писатель не любил оружие, в том числе и револьверы, и потому не знал, что Джимми предпочитал «уилдэй магнум»[116], называемый также «уилдэй сэрвайвор».) Дэнни слышал, как стреляет кольт сорок пятого калибра. Неведомый ему револьвер стрелял громче, чем любимая «пушка» Карла.

Барретт вздрогнула. Ее рука инстинктивно потянулась к винтовке.

— Браконьеры поганые. Утром обязательно позвоню Джимми.

— Почему Джимми? — удивился писатель. — Почему не егерю?

— От него никакого толку. Этот дурень боится браконьеров, — ответила Барретт. — А Джимми знает их всех наперечет. И Джимми они боятся.

— А-а, — только и мог произнести Дэнни, который ничего не знал о браконьерах.

Дэнни завел мотор, зажег фары и включил дворники. Они с Барретт закрыли оба боковых окна. Потом он развернул машину и повел ее по узкому проезду к ферме, где жила Барретт и ее лошади. Он не знал, какая часть отсутствует в этой головоломке, и не был уверен, какой отрезок истории разворачивается сейчас.

Машина медленно ползла вверх. Винтовка лежала у Барретт на коленях, упираясь дулом в дверцу. Пока Дэнни было ясно одно: они не квиты. Ни с Дрейком, ни с Ковбоем. И зло все так же будет идти за ними по следу.

Часть четвертая

Торонто,

2000 год

Глава 12

Голубой «мустанг»

От района Роуздейл, где стоял трехэтажный и вполне просторный дом, в котором повар жил со своим сыном-писателем, до ресторана на Янг-стрит, где он работал, было не слишком далеко. Но в его семьдесят шесть лет (а семнадцать лет хождения по торонтским тротуарам изрядно сказались на его хромоте) Доминик Бачагалупо, вернувший себе прежние имя и фамилию, ходил очень медленно.

Повар ковылял по скользкому тротуару. Зима никогда не была для него любимым временем года. Сегодня к обычным тяготам передвижения прибавились тревожные мысли, вызванные строительством двух новых высотных кондоминиумов. Эти здания строили почти рядом с задним двором их дома. Из окон кабинета Дэнни (сын называл его просто писательской комнатой) открывался вид на Саммерхиллскую башню с часами. Эта башня была составной частью старого железнодорожного вокзала, в котором теперь помещался большой винный магазин. Что, если один из кондоминиумов заслонит собой башню?

— Если я перестану видеть часы Саммерхилла, нам придется искать другое жилье, — сказал отцу Дэнни.

Трудно сказать, говорил ли сын это всерьез, но повар без энтузиазма относился к идее очередного переезда. За свою жизнь он сменил более чем достаточно мест обитания. Доминика не заботило, какой вид открывается из окон их дома на Клуни-драйв. Сам повар вот уже пятьдесят шесть лет не брал в рот спиртного. Если строящиеся кондоминиумы загородят вид на Саммерхиллскую башню, он сожалеть об этом не будет.

А вот у Дэнни трезвый период жизни закончился. Может, поэтому сыну было так важно видеть из окна Саммерхиллскую башню — символ крупнейшего в городе винного магазина? Повара заботило другое: ну сколько еще времени эта стройка будет мозолить глаза? (Доминик достиг возраста, когда все, что нарушало привычное течение жизни, вызывало раздражение.) И все же ему нравилось жить в Роуздейле и нравился ресторан, где он работал.

В теплое время года, когда окна дома на Клуни-драйв были открыты, Доминик Бачагалупо с удовольствием слушал стук теннисных мячей. Неподалеку находились корты, принадлежавшие Торонтскому клубу лаун-тенниса. Летом к перестуку теннисных мячиков добавлялись голоса детей, плавающих в бассейне. Даже зимой, при закрытых окнах, отец с сыном спали под звуки поездов, медленно идущих по эстакаде через Янг-стрит. Эстакада, как и вся улица, переливалась рождественскими огоньками, расцвечивая серенький короткий зимний день.

Был конец декабря — время праздничных иллюминаций, нарядных улиц и покупательской лихорадки. Доминик стоял на тротуаре, дожидаясь, когда красный свет светофора соизволит измениться на зеленый. Он вдруг вспомнил, что на Рождество должен приехать Кетчум. Повар так и не мог привыкнуть к его приездам в Торонто. Появление Кетчума в городе до сих пор воспринималось им как нечто неестественное.

Четырнадцать лет назад писатель Дэнни Эйнджел и его отец в последний раз ездили к Джо в Колорадо, чтобы вместе встретить Рождество. (Кетчум туда не ездил. Ехать из Нью-Гэмпшира в Колорадо на машине было занятием долгим и утомительным, а летать самолетом Кетчум упорно отказывался.)

Джо учился в Боулдере (он все-таки выбрал Колорадский университет). На зиму Дэниел арендовал лыжный дом в Уинтер-парке[117]. В зимние месяцы дорогу, идущую от озера Гранд-лейк через национальный парк «Скалистые горы», закрывали. Путь от Боулдера до Уинтер-парка увеличивался и занимал почти два часа. Ехать приходилось вначале по федеральному шоссе 70, а затем по национальной автостраде 40, идущей через перевал Бертуд[118]. Однако Джо