Читаем без скачивания Год Черной Лошади - Марина Дяченко

Женька бежал, и ему виделось поле, по которому он, центральный нападающий, победоносно ведет мяч. И конные милиционеры, окружившие его, ничего не могут сделать.

Удар! Гол!

Краем глаза он увидел, как улыбается Олег Васильевич, как он что-то говорит незнакомому тренеру и как тот согласно кивает головой.

Счастливый Женька попытался сдержать улыбку — но не смог. Из-за сетчатой ограды на него восторженно смотрели малыши — девяносто первый год, возвращавшийся как раз с тренировки.

А чуть подальше за железной сеткой стоял Женькин отец.

Улыбка сползла с лица — сама собой.

Что-то говорил Славик, но Женька не слышал его. Он видел, как отец подходит к Олегу Васильевичу, здоровается за руку. Что-то говорит, и улыбка у него заискивающая. Женька терпеть не может, когда люди вот так, заискивающе, улыбаются…

— Шубин, заснул? Пошли…

Он сделал вид, что вообще не заметил отца. И поспешил вслед за ребятами в раздевалку, туда, где на двери красуется красноречивая табличка — «Батькам вхiд суворо заборонений».

В раздевалке — облезлой, давно требующей хоть какого-нибудь ремонта — стоял застарелый запах пота, мокрой обуви, резины. Женька быстро ополоснулся в душе, стал одеваться, сперва торопливо, потом все медленнее и медленнее.

Торопить встречу не хотелось.

И колом в горле стояла догадка: рассказал! Отец все рассказал! Про грин-карту… Сейчас Олег Васильевич пожелает ему счастливого Диснейленда, пожмет руку и попросит вернуть форму — зачем она юному американцу?!

От одной этой мысли в Женькином животе разливалась противная, вяжущая слабость.

Если он рассказал, я его возненавижу, думал Женька, завязывая шнурки ботинок. Если он рассказал…

Там ведь был тот, другой тренер! Зачем-то Олег Васильевич привел его — именно сегодня! Посмотреть на Женьку, это же ясно, они верят в него, они видят для него перспективу… «Шубин — будет забивать»…

Ведь Шевченко когда-то тоже было тринадцать лет!

Женька закусил губу. Он был легок на слезы — и знал за собой этот грех.

Раздевалка опустела. Женька сидел, прижав к животу мяч. Смотрел в покрытый рваным линолеумом пол.

Все мальчишки давно переоделись — Женьки не было видно.

Дима ждал, покусывая травинку. Повернуться и уехать сейчас было глупо. Означало признать поражение. В конце концов, может быть, Женька и не заметил его…

Если бы не заметил — вышел бы вместе со всеми.

Дима смотрел, как пацаны прощаются — надолго, до завтра. Как несколько парней рассаживаются по великолепным машинам — юных футболистов ожидают два «Мерседеса» и джип. Как прочие, помахав рукой, отправляются к троллейбусной остановке пешком.

Шикарные авто отъехали, оставив Димин «жигуль» в одиночестве.

Да где же он, в конце концов?!

Будто почуяв скорый конец Диминого терпения, приоткрылась дверь. Вышли двое — маленький Женька и его огромная динамовская сумка.

— Эй, мистер Ребров!

В Диминой веселости была изрядная толика фальши. Сын посмотрел на него, как на чужого. Нехотя, чуть прихрамывая, подошел.

— Женька, ты чего? Нога болит?

— Ты сказал? — враждебно спросил сын.

— Что? — растерялся Дима.

— Ты сказал Олегу Васильевичу… про Америку?

— Нет, — Дима удивился, как такое могло прийти Женьке в голову. — Я поздоровался… и спросил, как у тебя дела.

Женька помолчал; лицо его чуть просветлело, но враждебность не исчезла до конца:

— Зачем приехал?

— Подвезти тебя, — терпеливо сказал Дима. — Я как раз был рядышком, и решил тебя подвезти.

Женька перевел взгляд с отца на «жигуль» и обратно.

— Тогда бы хоть машину помыл…

— Что?

— Машина грязная.

Дима смотрел на сына, пытаясь понять, издевается он, провоцирует — либо просто говорит первое, что пришло на ум.

— Помоем, — сказал он через силу. — Ну, садись…

— Обойдусь.

И, закинув на плечо свою огромную сумку, Женька пошел прочь по дороге — один. Всем своим видом показывая, что лучше ходить пешком, чем путешествовать в облепленной грязью развалюхе.

Наспех сделав математику, он поставил в видик кассету с лучшими голами столетия — то была его гордость, его коллекция. Уселся в кресло, положил на колени учебник истории; нажал на «Play».

…Его величество гол — квинтэссенция игры. Его величество гол — момент экстаза; гол — красота и поэтика любимой игры. Гол — мгновение, ради которого миллионы людей забывают о своих заботах, гол — это восторг и траур, в зависимости от того, чьи ворота поражены. Женька собирал голы по разным передачам, переписывал у ребят; тут были и старые голы в черно-белой записи, и новые, последние; в цвете, с повторами и рапидом… Из классики — великолепные голы «с ходу» короля футбола Пеле, потрясающие финты Гарринчи, заканчивающиеся отчаянием вратаря… А вот Бышовец с лету, через себя «ножницами» забивает в девятку в далекой Мексике — недаром ему там поставлен памятник за красоту игры… Тут были голы на разный вкус — и с пенальти, и с игры, забиваемые и головой, и ногами, и даже руками — знаменитый гол Марадоны, лукаво забитый сборной Англии при позорном недосмотре судьи — и, как говорил потом хитрющий виртуоз, то была «рука Господа»… Тут были немыслимые по траектории голы Шукера и Ривалдо на последнем чемпионате мира, и знаменитый недавний удар Шевченко на последних минутах — резаный со штрафного, нокаутировавший выигрывавшую сборную России и повергший ее болельщиков в состояние шока. Тут был и коварный, с центра поля, «парашют» Ачимовича на 84-й минуте, наказавший не успевшего вернуться в ворота Шовковского — гол, размазавший по стенке сборную Украины и лишивший ее возможности играть в Европейском первенстве…

Особенно красив гол со стандартного положения. Стандартное — это поединок команд, психологическая схватка; это спорт, цирк, балет, война…

Учебник что-то там талдычил про Запорожскую Сечь. В это время молодой Лобановский пробивал с углового знаменитый «сухой лист»… Черно-белая старая запись…

Ныли мышцы. Слипались глаза.

Женьке виделся Богдан Хмельницкий, отдающий пас казаку с оселедцем, в широченных шароварах, Шаровары разлетались на ветру, пряча в складках мяч; узкоглазый татарин в воротах широко раскрывал руки, прыгал — и пропускал, ревели трибуны, гол, гол…

Учебник истории соскользнул на пол.

Женька спал.

Он набивал мяч во дворе у стеночки и уже собирался домой, когда подошли соседи Игорь и Леха, один на два года старше Женьки, другой на три.

— Шуба, дай мяч поиграться с пацанами.