Читаем без скачивания Бомба для дядюшки Джо - Эдуард Филатьев

Но получаемый плутоний был уже настолько хорош, что я, например, совершенно спокойно мог держать половинку в руке».

«Узких мест» в производстве этого невероятно дорогого металла было предостаточно. Взять, к примеру, цех, в котором изготовляли плутоний. Анатолий Александров вспоминал:

«Несмотря на то, что на это затрачивались огромные средства, эта лаборатория, вернее, не лаборатория, а, в общем, большой кусок производства был в старом щитовом доме. Да. же не умудрились построить новое помещение. Вокруг этого самого щитового дома было невероятное количество всякой охраны, и, надо сказать, что контроль был очень сильный, чтобы ничего оттуда не спёрли.

Но однажды, например, через потолок провалился пожарный, который дежурил на чердаке. Провалился в лабораторию. Настолько это было ветхое здание».

Впрочем, Москву подобные «мелочи» не волновали. От Урала требовался плутоний! Любой ценой! И 30 июня Спецкомитет (снова опросом) постановил:

«Командировать на комбинат № 817 начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР т. Ванникова и заместителей начальника Первого главного управления при Совете Министров СССР тт. Завенягина и Емельянова для:

1) обеспечения на месте всех мероприятий по изготовлению детали № 1-233-1 РДС-1 [имелись в виду те самые полусферы из плутония — Э.Ф.], ведущемуся под научным руководством акад. Курчатова, акад. Бочвара и чл. — кор. АН СССР Харитона;

2) рассмотрения на месте и решения совместно с акад. Курчатовым и директором комбината т. Музурковым вопросов по плану дальнейших работ комбината № 817.

Председатель Специального комитета при СМ СССР Л. Берия».

Вместе с инженером-металлургом Василием Семёновичем Емельяновым Берия послал на Урал двух членов Спецкомитета, генералов, к тому же (и это было, пожалуй, наиболее существенным) бывших заключённых Лубянки. Ехали они туда, с одной стороны, вроде как для проверки на месте состояния дел и оказания помощи, а с другой стороны, вся ответственность за возможный срыв поставок плутония отныне ложилась на них.

Вернёмся к воспоминаниям Анатолия Александрова:

«Как-то поздно вечером, часов, вероятно, в 11 или 12, вдруг приезжает громадное количество генералов. Среди них Завенягин, Махнёв, ещё целый ряд мне неизвестных генералов. Некоторых я знал, что они как раз режимные генералы. Музурков был, директор комбината этого.

И вдруг они меня начинают спрашивать, почему я думаю, что то, чем я занимаюсь, — плутоний. Я говорю:

— А как же! Вся технология построена для получения плутония. Облучается уран, в нём образуется плутоний, потом ведётся химическое разделение. Потом это поступает сюда, к нам, восстанавливается так-то и так-то.

— А почему вы думаете, что это плутоний всё-таки?

Я говорю:

— Вся технология это показывает.

— А вдруг вам там заменили по дороге, и это что-нибудь другое?

Я говорю:

— Ну, как же! Удельный вес там, то, сё, другое, третье. Все свойства плутония!

Они говорят:

— А вдруг всё-таки это не плутоний? Вдруг вам какую-нибудь подсунули совсем другую вещь?

Мне как-то надоело это. Я долго с ними толковал — минут 20 или 30. Пытался убедить, что это плутоний. Тогда я вынул эту самую половинку, по крытую уже:

— Вот, — говорю, — возьмите, она горячая. Какой другой металл может быть горячий?

Значит, они пощупали.

— Да, горячая. А почему она горячая?

Я говорю:

— Там идёт радиационный альфа-распад, от этого она горячая.

— А может, её нагрели?

— Ну, вот, сидите, — говорю, — здесь сколько хотите, положим её в сейф, пусть она полежит, потом опять возьмёте. Она же охладиться должна.

Ну, в конце концов, они поняли, что, похоже, это то, что нужно. Но это показывает, насколько всё-таки там была настороженность и недоверие к тому, что действительно им не вкручивают, и что мы не куда-то в трубу расходуем миллионы. Ясное дело, что у них были некоторые сомнения».

Борьба за готовность полигона

Наступил июль. В своих воспоминаниях Михаил Первухин писал:

«К середине 1949 года было накоплено достаточное количество плутония, чтобы сделать атомную бомбу и провести первые испытания атомного взрыва».

И сразу все заговорили о том, что было связано с местом предстоящих испытаний. 16 июля 1949 года Спецкомитет (вновь опросом) рассмотрел вопрос «О подготовке к исследованиям на полигоне № 2». Под Семипалатинск следовало направить очередную проверочную комиссию. Поэтому решили:

«Обязать начальника КБ-11 т. Зернова:

а) в недельный срок выехать на полигон № 2 с группой необходимых работников КБ-11…

б) произвести с участием экспертов приёмку сооружений, подготовленных по заданию КБ-11 для испытаний РДС-1 (башни, подъёмников, сборочной мастерской, специальных складов приборов автоматики управления взрывом и т. д.);

в) осуществить монтаж оборудования…

г) после приёмки сооружений и окончания монтажа оборудования и приборов доложить Специальному комитету о готовности полигона № 2 к приёмке изделия и испытанию его».

Не менее важным был вопрос «О разработке мероприятий по обеспечению надлежащей секретности проведения испытаний РДС-1». Спецкомитет поручил министру госбезопасности Виктору Абакумову организовать охрану полигона и установить на нём особый режим, который обеспечивал бы секретность проведения самих испытаний, а также их результатов.

Кроме этого предписывалось:

«Поручить комиссии в составе тт. Абакумова (созыв), Ванникова, Первухина, Зернова [далее перечислялись фамилии ещё пяти высокопоставленных сотрудников МГБ — Э.Ф.]… ещё раз просмотреть состав кадров МВС, намеченных для участия в подготовке и проведения исследований на полигоне № 2 во время испытаний РДС-1…и в случае необходимости внести свои предложения о поправках, требующихся в подборе и расстановке указанных кадров».

20 июля 1949 года члены Спецкомитета (Берия, Маленков, Первухин и Махнёв) собрались, наконец, на очередное заседание. В повестке дня значился всего один вопрос: «О проверке готовности полигона № 2». Решение приняли традиционное (перепроверить всё, что проверялось ранее):

«1. Для проверки готовности полигона № 2 к эксплуатации компандировать на полигон № 2 комиссию в составе тт. Первухина М.Г. (председатель комиссии), Свердлова А.Я., Болятко В.А., Зернова П.М., Щёлкина К.И., Мещерякова М.Г., Мешика П.Я…».

Очередная высокая проверяющая комиссия состояла из четырёх генералов, одного полковника (сына Якова Свердлова) и двух физиков-ядерщиков.

«2. Обязать комиссию выехать на полигон 26 июля 1949 г. И к 5 августа 1949 г. доложить Специальному комитету о состоянии готовности полигона № 2 к эксплуатации».

Поскольку у спецкомитетчиков по-прежнему возникали опасения, что вместо полновесного взрыва произойдёт жалкий «хлопок», важно было определить коэффициент полезного действия (КПД) взрыва (Лев Ландау называл его коэффициентом вредного действия). Поэтому было предложено:

«6. Обязать КБ-11 (тт. Харитона и Зернова) компаундировать не позднее 5 августа на полигон № 2 т. Зельдовича с группой необходимых научных работников для разработки на месте системы обработки результатов измерений и обеспечения подготовки к определению КПД».

Вскоре из Семипалатинска в Спецкомитет пришло письмо от Михаила Мещерякова, Кирилла Щёлкина и научного руководителя полигона Михаила Садовского. Физики предлагали:

«В целях повышения точности определения КПД объекта необходимо:

а) сохранить в программке наблюдений забор проб из взрывного облака при помощи телеуправляемых самолётов…».

Далее шло ещё одиннадцать пунктов мероприятий, которые, по мнению учёных, необходимо было провести, после чего следовал вывод:

«Считаем необходимым, отметить в качестве общего недостатка программы физических измерений то обстоятельство, что заданием не было предусмотрено включение в неё вопросов об определении степени надкритичности объекта в момент взрыва. В результате этого не удастся по данным наблюдений установить в случае сильного взрыва, является ли он полным или он мог бы быть ещё сильнее; в случае слабого взрыва не удастся установить, является ли причиной слабости взрыва недостаток конструкции или возможная при любой конструкции неполнота взрыва».