Читаем без скачивания Безутешные - Кадзуо Исигуро

Я недоверчиво смотрел ей в спину.

– Мисс Штратман, вы это рассказываете, только чтобы меня утешить?

– Нет-нет, это правда. Любой подтвердит. Повторяю, я была ребенком, но найдется множество людей, способных рассказать вам все подробности. Кроме того, сохранилось немало документов.

– Они выглядели счастливыми? Смеялись, наслаждались отдыхом?

– Уверена, что да, мистер Райдер. По рассказам, им здесь очень понравилось. Собственно, их и запомнили как очень приятную пару. Добрых, преданных друг другу супругов.

– Но… но я спрашиваю, мисс Штратман, хорошо ли о них заботились? Вот о чем я вас спрашиваю…

– Конечно, как нельзя лучше. И им очень нравилось. Они здесь прекрасно провели время.

– Откуда вы знаете? Вы сами сказали, что были тогда ребенком.

– Я рассказываю о том, что запомнилось всем горожанам.

– Если то, о чем вы говорите, правда, почему никто раньше об этом при мне не упоминал?

Мисс Штратман немного поколебалась и снова стала рассматривать деревья и солнечный восход.

– Не знаю, – произнесла она тихо, покачивая головой. – Не могу объяснить. Но вы правы. Об этом идет не так много разговоров, как можно было бы ожидать. Однако ошибки быть не может, поверьте. Я помню с детства ясно.

Снаружи донеслись голоса птиц, начавших свое хоровое пение. Мисс Штратман продолжала рассматривать дальние деревья, и в ее голове, наверное, теснились другие детские воспоминания. Некоторое время я следил за ней, потом произнес:

– Вы говорите, их здесь хорошо встретили.

– Да. – Голос мисс Штратман снизился почти до шепота, глаза по-прежнему смотрели вдаль. – Уверена, их встретили как нельзя лучше. Была, кажется, весна, а весной здесь так красиво. Вы ведь видели Старый Город – он очарователен. И горожане – обычные горожане, попадавшиеся по пути, – показывали им достопримечательности. Интересные здания, Музей ремесел, мосты. А если они останавливались выпить кофе и перекусить и не знали, что заказать, – возможно, из-за плохого знания языка – официанты и официантки охотно им помогали. Да, им наверняка было здесь очень хорошо.

– Но вы говорили, что они прибыли поездом. А кто помог им с багажом?

– О, вокзальные носильщики, конечно же, сразу бросились им на помощь. Занесли багаж в такси, а дальше о нем позаботился водитель. Ваших родителей отвезли в отель – и дело с концом. Уверена, им не пришлось даже вспоминать о багаже.

– А отель? Что это был за отель?

– Очень удобный отель, мистер Райдер. Один из лучших в те дни. Не сомневаюсь, что им понравилось. Они наслаждались каждой минутой.

– Надеюсь, этот отель расположен не слишком близко к магистрали. Мать всегда терпеть не могла шум уличного движения.

– В те дни, разумеется, с уличным движением не было таких проблем, как сегодня. Помню, когда я была маленькой, мы с подружками прыгали через скакалку или играли в мяч прямо на улице. Сегодня такое и представить себе невозможно! А мы играли, иногда часами. Но вернемся к вашему вопросу, мистер Райдер. – Мисс Штратман с задумчивой улыбкой обернулась ко мне. – Отель ваших родителей располагался далеко в стороне от оживленных улиц. Это было идиллическое место. Сейчас его уже нет, но, если желаете, я покажу вам фотографию. Хотите посмотреть? Отель, где останавливались ваши родители? – Очень хочу, мисс Штратман. Она снова улыбнулась и направилась обратно к своему столу. Я думал, что она собирается открыть ящик, но в последний момент она свернула и приблизилась к задней стене. Потянула за шнурок и стала разворачивать на стене, как мне показалось, карту. Вскоре я разглядел, что это не карта, а гигантская цветная фотография. Мисс Штратман продолжала тянуть, пока нижний край фотографии не опустился до самого пола, вслед за чем раздался щелчок вставшего на место колесика. Вернувшись к своему рабочему столу, мисс Штраттман включила настольную лампу и направила поток света на фотографию.

Несколько секунд мы оба молча изучали изображение. Отель выглядел как уменьшенный вариант сказочного замка, какие строили в прошлом веке безумные короли. Он стоял на самом краю глубокой долины, поросшей папоротником и весенними цветами. Фотография была сделана солнечным днем с противоположного края долины, и получившаяся уютная композиция так и просилась на открытку или календарь.

– Вероятно, ваши родители остановились вот в этой комнате, – послышался голос мисс Штратман. Она извлекла откуда-то указку и ткнула ею в окошко одной из башенок. – Отсюда открывался чудесный вид, как вы считаете? – Да, в самом деле.

Мисс Штратман опустила указку, но я продолжал разглядывать окошко, стараясь представить себе видневшийся за ним пейзаж. Это зрелище должно было понравиться прежде всего моей матери. Даже если у нее был неудачный день и ей пришлось все время провести в постели, этот вид, наверное, ее утешил. Она наблюдала, как пробегает вдоль долины ветерок, колыша папоротник и листву искривленных деревьев, которые карабкались по дальнему склону. Из окна виднелся обширный кусок неба, и это тоже должно было прийтись ей по вкусу. Затем я заметил на переднем плане фотографии, поперек правого нижнего угла, отрезок горной дороги, с которой, вероятно, и был сделан снимок. Можно было почти не сомневаться: эта дорога была видна из комнаты моей матери, и она могла наблюдать издалека, что там происходило. Проезжали случайные автомобили, фургоны с бакалейными товарами, иногда, возможно, и конные повозки; изредка появлялся трактор фермера, группа детей на прогулке. Эти картины должны были поднять ей настроение.

Я глядел на башенное окно, и из моих глаз снова потекли слезы. Они были не бурные, как в прошлый раз, но постепенно скапливались и стекали по щекам. Мисс Штратман их заметила, но на этот раз не сочла нужным останавливать. Она ласково мне улыбнулась и перевела взгляд на фотографию.

Внезапно раздался стук в дверь, заставивший меня вздрогнуть. Мисс Штратман тоже вздрогнула. Потом, со словами «Простите, мистер Райдер», направилась к двери.

Я повернулся на стуле. В комнату вошел человек в белой униформе, катя за собой тележку с закуской. Он оставил тележку на пороге так, чтобы она подпирала дверь, и поглядел в окно на рассвет.

– День будет прекрасный, – сказал он, улыбаясь нам обоим по очереди. – Вот ваш завтрак, мисс. Прикажете поставить его сюда, на стол?

– Завтрак? – Мисс Штратман выглядела смущенной. – Я ждала его не раньше чем через полчаса.

– Мистер фон Винтерштейн распорядился развозить завтрак сейчас, мисс. По мне, так он прав. Людям пора уже подкрепиться.

Мисс Штратман по-прежнему выглядела смущенной; она неуверенно взглянула на меня. Затем спросила:

– Ну как там… все в порядке?

– Сейчас все прекрасно, мисс. Конечно, когда мистер Бродский лишился чувств, поднялась легкая паника, но теперь публика успокоилась и получает удовольствие. Видите ли, мистер фон Винтерштейн только что произнес в вестибюле превосходную речь о блестящих традициях нашего города и обо всем, чем горожанам следует гордиться. Он перечислил наши достижения за многие годы и указал, что мы свободны от ужасных язв, поразивших другие города. Именно в этом мы и нуждались, мисс. Жаль, что вы не слышали. Нам стало спокойней за себя и за свой город, и теперь все в прекрасном настроении. Взгляните, кое-кто из публики сейчас там. – Он указал в окно. В самом деле, снаружи, в предрассветном сумраке, неспешно бродили по траве несколько зрителей, осторожно держа в руках тарелки и разыскивая, где бы сесть.

– Простите, – сказал я, вставая. – Мне нужно на сцену. Еще немного – и я опоздаю. Я вам очень благодарен, мисс Штратман. За вашу любезность, за все. Но сейчас прошу меня извинить.

Не дожидаясь ответа, я обогнул тележку и вышел в коридор.

37

В полумглу коридора уже успел просочиться слабый утренний свет. Я взглянул на зеркальную нишу, где оставил Хоффмана, но тот исчез. Мимо картин в золоченых рамах я поспешил к зрительному залу. По пути мне встретился еще один официант с тележкой, наклонившийся, чтобы постучать в дверь, но в остальном коридор был пуст.

Я продолжал быстро шагать, высматривая запасной выход, приведший меня сюда. Меня подстегивало нетерпеливое желание поскорее приступить к своим обязанностям. Какие разочарования ни постигли меня только что, я не снимал с себя ответственности перед публикой, которая много месяцев ожидала возможности увидеть, как я появляюсь на сцене и сажусь за рояль. Иными словами, мой долг заключался в том, чтобы выступить в этот вечер по меньшей мере не хуже обычного. Не справиться с данной задачей (я вдруг остро это почувствовал) означало распахнуть некие незнакомые врата и ввергнуться в темное, неизвестное пространство.

Вскоре я перестал узнавать дорогу. Коридор здесь был оклеен темно-синими обоями, вместо картин висели подписанные фотографии, и я понял, что пропустил нужную дверь. Однако на глаза мне попались другие, более солидные двери с надписью «Сцена», и я решил свернуть туда.