Читаем без скачивания Свет обратной стороны звезд - Александр Петров

Сначала вмазали для храбрости, страшновато было… Зато потом… Выходим из десантного люггера, никаких кастрюль на головах… Благодать Господня… Солнце, ласковый ветерок, море, песочек белый.

Я Славика и Семена определил костром заниматься, палатки ставить, а сам с Генкой, он парень мировой оказался, полетел за мясом. Короче, подстрелили мы животину, на оленя похожую, привезли в лагерь. И такое у нее мясо, оказалось, доложу тебе, просто пальчики оближешь. А под спирт, вообще зашибись пошло.

Так мы культурно отдыхали, пока наши уроды не приперлись. Им, видишь ли, завидно стало.

Лично Карлуша прилетел. Спрашивает: — «Вы хоть понимаете, что натворили?». А я в ответ, правдиво так, по-простому: «А хули? Тут курорт, лучше, чем на Царьградском побережье. Ребятам надо отдыхать или нет?

Мы 8-ой месяц на орбите загибаемся, а вы, наукари, никак не разродитесь».

«С нами», — говорю, — «садись, будем открытие планеты праздновать, имя ей придумаем».

Карлуша аж позеленел. «Вы», — говорит, — «Копылов, даже понять не в состоянии, что вы натворили. Вы — ископаемое, живой питекантроп. Степень вашего невежества непростительна».

Короче… Не хотели, а пришлось. Жилой модуль с орбиты опустили. Нас заперли в карантин… Делали ежедневное просвечивание, кровь из вены качали на генетический анализ. Устроили регулярные полеты в окрестностях, сбор материала…

Если ты думаешь, что они за нас беспокоились, — Толян нервно дернул подбородком, — то мимо… Мне потом один лаборант объяснил. Они боялись, что наши микробы перезаразят местных животных.

Ха, да что им будет. В море такие туши плавали, больше звездолета. А голосистые… Звука не слышишь, а чувствуешь только, как через тебя волны пробегают. Короче, наши придурки полгода там проваландались, даже подмогу с Земли вызывали. Распыляли какие-то там антитела, чтобы местная жизнь иммунитет против меня имела… Это что, я такой зараза? — с глупой гордостью спросил Толян. — А я все это время сидел под замком. Даже свежего воздуха вдохнуть не давали.

Бухта Радости, блин. Каждый день проверяли, не открутил ли я болты на иллюминаторе. Потом, отвезли меня на Кассию и сказали: — «Вот Бог, а вот порог, макаронов пачку, да херов тачку. И наше к тебе полное неуважение. Спасибо, что нам все испортил. Таких как ты, к Космосу на пушечный выстрел подпускать нельзя.

Пошел ты, куда глаза глядят, а нам больше на дороге не попадайся».

Хорошо, пинка ускорительного не дали.

— Ну ты начудил, — усмехнулся Величко.

— Это что, — продолжил рассказ Толик…

Максим внимательно смотрел на своего давнего приятеля, мысленно представляя его путь от незрелого подростка, переполненного юношеским максимализмом, до старого, битого жизнью дядьки, оставшимся таким же недоразвитым, как и 60 лет назад.

«На что направлял свои душевные силы человек?» — с досадой подумал Максим. — «Чтобы держаться кретинских представлений о доблести и независимости, которые сложились от желания насолить взрослым? Или он выполнял некую автопрограмму, цель которой, — обеспечить эмоциями на много лет вперед?».

— А было ли у тебя что-нибудь этакое? — аккуратно перевел разговор Максим. — Что душу на старости лет греть будет.

— Состаришься тут… — грустно сказал Толян. — Эту мантру каждый час передают, вместо сигналов точного времени. Раньше как было, — человек стареет, мудреет. А теперь… В окно глянешь, — на соседнем доме мантра. На притолоку посмотришь — и там она красуется. В церковь придешь — накарябана рядом с «Отче наш». Даже на цветнике перед аэропортом и то эту надпись из пионов высадили. Все 12 слов. Не дадут состариться…

— Ну, а что сейчас греет? — проникновенным голосом спросил Величко.

Толян подозрительно посмотрел на приятеля, проверяя, не издевается ли он… На лице мелькнуло ясно видимое сомнение: — не стукачок ли старинный друг, из последних сил выполняющий план по «закладке» недовольных.

Но поскольку рассказ о самом козырном приключении входил в либретто пьяного моноспектакля, Толян решился.

— Ой было, Макс, было. Вот здесь, — он показал на правую половину лба, — наискосок должен был быть глубокий шрам. Сантиметров 10 в длину…

Случилось это так. Меня прибило к строителям. Они подземный туннель для скоростных поездов строили. От Царьграда, до места чуть западнее Владимира. Смекаешь, о чем я?

— Не, не въеду, — сказал Максим, — хоть убей.

— Эх ты, ботаник… Город они там восстанавливают мертвый. Хотят сделать его таким, какой он был до Большого Голода.

А дорога нужна для экспресса, чтобы наш Даня мог за полчаса из дворца на историческую родину метнуться.

— Ни хрена себе, — изобразил удивление Максим. — Ну, этот может себе позволить…

— Да ладно, нормальный он мужик. И баба у него…, - Толян замолчал, мечтательно прикрывая глаза. — Не чета этой корове Ирке. Ирка — просто дырка, блин подделка дешевая. Оттого и терплю, что похожа…

Короче. В один прекрасный день взбрело в голову госпоже императрице на работы посмотреть.

А джихан все так удобно придумал: садишься в поезд весь такой старый и допотопный с виду, и за полчаса ты из края долгого лета попадаешь в северную замороженную страну. Туда, где солнце выглядывает из облаков не каждый день, а зимой ложится снег.

Там он выходил на тихом перроне, в подземном пункте прибытия, очень похожем на станцию метрополитена, переходил на «конечную» какой-то «серой ветки» в древней транспортной сети.

А потом ехал на таком же доисторическом поезде, куда ему надо, и думал, что на две с половиной тысячи лет назад попал прямо из своего цареградского скворечника.

Ребята говорили, что восстановили только подземелья, вестибюли станций, да часть города в центре. А остальное пока что просто нарисовано проекторами. Сам я не был, не видел. Нас дальше «Царьградской», это мы так место, куда поезд из нашего тоннеля приходил, обозвали, не пускали. Но не суть. Так вот, — сказал Толян. — Я отвлекся, чтобы ты лучше понял всю диспозицию. Небось, и не слышал о таком?

— Да так, как-то краем уха, ничего конкретного.

— Эх, Макс, не рубишь ты ничего в нынешней жизни.

— А ты чего, срубил? Оттого у тебя шрам должен был быть на полголовы? — пошутил Максим.

— И руки без пальцев, — добавил Толян. — Тогда мне и пальцы оторвало. То, что потом их отрастили, хорошо, но что вот башку мне залатали, так, что ничего не осталось — это, конечно непростительно.

— А чего так? — удивился Максим.

— Кому такое понравиться может?

— Мне, — без улыбки ответил Толик. — Как память о самом главном событии моей никчемной жизни.