Читаем без скачивания Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (сборник) - Роман Кожухаров

Прохор Фомин уже занял к этому моменту новую позицию. Истошно оравшего и размахивавшего руками в положении лежа он засек сразу. Видать, какой-нибудь горластый унтер-офицер. Старшие чины у них в первых рядах цепи не ходят. Но тоже не последнее звено в цепи управления. Следующий взмах оказался для унтера последним.

До немца, залегшего в пыли, поднятой гусеницами тяжелых машин, было около ста пятидесяти метров, но виден он был хорошо на гладкой, покрытой гарью земле. Крик фашиста захлебнулся в натужном реве машины на левом фланге. «Пантера» крутилась на одном месте. Первый парный залп оказался результативным. Чей-то — Лебедева или Панкратова — бронебойный снаряд повредил левый трак, и ходовая немецкого танка оказалась выведенной из строя.

Третья «семидесятка», затаившаяся на левом фланге, выстрелила с большой паузой, но сделала это намеренно, по той из «пантер», башня которой первой начала двигаться, наводя орудие по обнаружившим себя «семидесяткам».

Снаряд пришелся по диагонали, через весь сектор вражеского наступления, по левому борту крайней справа машины. Снаряд разорвался на вражеской броне, оставив глубокую вмятину в бронированной бочине.

Спустя миг тяжелое орудие «пантеры» выплюнуло сгусток пламени, сопровожденный таким громовым раскатом, что Гвоздеву показалось, что у него начисто вынесло барабанные перепонки. Вражеский снаряд просвистел над машиной Лебедева, которая в этот момент как раз перемещалась в глубину, на запасную позицию.

Бронебойный из своей штатной «сорокапятки» младший лейтенант Ремезов послал в цель очень вовремя и выбрал ее безошибочно, в самый ответственный момент помешав прицелиться фашистскому стрелку-наводчику.

«Пантера» с подбитым гусеничным траком повернулась на девяносто градусов и застыла корпусом. Экипаж вражеской машины стал спешно разворачивать башню в сторону оборонительного рубежа, который к этому времени стало заволакивать дымом.

Древесные завалы, устроенные осколочно-фугасными снарядами 75-миллиметровых орудий «пантер», занялись огнем. Смолистая древесина под солнечным зноем разгоралась стремительно, заполняя дымной завесой лесные прогалины и опушку. Дым висел в воздухе, но не стелился по самой земле, давая штрафникам лазейку для дыхания, но затрудняя врагу прицеливание.

Одна из вековых сосен рухнула прямо позади танка младшего лейтенанта Ремезова. Произведя выстрел, тот скомандовал механику-водителю задний ход, но машина уперлась кормой в мощный ствол, который заклинило между соседних деревьев, словно закрытый шлагбаум.

Дерево пружинило, отчего танк, попав в неожиданно возникшую преграду, начал пробуксовывать, увязая гусеницами во все более углублявшихся колеях песчаного грунта. Машина натужно надсаживала моторы, и ствол с треском поддавался, но слишком медленно. Счет времени шел на драгоценные секунды. Видя, что они теряются, младший лейтенант Ремезов предпринял отчаянный маневр, скомандовав полный вперед.

Вопреки ожиданиям врага и своих же товарищей, «семидесятка», взревев двигателями, выскочила прямо в лоб, на наступавшие немецкие танки. Преодолевая бруствер, она подскочила, задрав кверху переднюю часть корпуса и ствол, затем ухнулась вниз, соскользнув, словно катер по высокой волне, и тут же взяла резко влево, пытаясь уйти из фронтального сектора прицеливания «пантер».

В тот самый момент, когда экипаж «семидесятки» в отчаянном рывке преодолевал переднюю сторону периметра защитного «кармана», в сторону Т-70 с противоположного правого фланга ухнула та самая «пантера», которой Ремезов сбил прицел своим точным выстрелом.

Бронебойный снаряд угодил в то самое место, где пару секунд назад находился экипаж, бодаясь своей кормой с сосновым завалом. Мощная взрывная волна взметнула кверху огромные стволы деревьев, швырнув их дальше в глубь заполненного дымом леса с такой страшной силой, что несколько сосен, оказавшихся на их пути, переломились пополам, обрушившись вниз своими игольчатыми верхушками.

«Семидесятка» младшего лейтенанта Ремезова, выжимая все лошадиные силы из своих карбюраторных моторов, уходила влево. В этот момент младший лейтенант изо всех сил своего выносливого молодого организма вращал левой рукой рукоять зубчатого механизма поворота башни, а правой регулировал угол наклона орудия.

Спаренный с орудием пулемет наводился параллельно, и Ремезов открыл из него огонь сразу, как только в амбразуре прицеливания мелькнули черные точки залегших в выгоревшем поле немецких автоматчиков. Башенная броня гудела от ливневого града автоматных и пулеметных пуль, который нескончаемым звоном обрушился на «семидесятку».

Крайняя на левом фланге «пантера», двигавшаяся прямо в лоб, произвела по экипажу Ремезова запоздалый выстрел, который с ревом прошел не более чем в метре позади стремительно уходящей влево машины. Курсовой пулемет вражеского танка успевал быстрее. Из щели в литой наклонной плите, прикрывавшей переднюю часть корпуса немецкого танка, без остановки изрыгалось пламя, осыпая правый бок «семидесятки» длинными пулеметными очередями.

Дерзкий рывок экипажа танка младшего лейтенанта Ремезова оказался для врага настолько непредсказуемым и вызывающим, что приковал к себе внимание и прицелы практически всех немецких машин.

Две «пантеры», находившиеся на самых края линии немецкой атаки, тут же среагировали на траекторию движения русского танка, скорее инстинктивно, чем следуя логике боя. Стволы фашистских машин устремились вслед за ним. Но башни «пантер» поворачивались медленнее, чем двигалась ремезовская «семидесятка».

Стремясь уйти от возможного попадания вражеского снаряда, экипаж повел танк по диагонали, в обход левого края фашистского фланга. Маневр своих товарищей поддержали остальные. Машина старшего лейтенанта Панкратова после первого выстрела сразу же откатилась назад, сместившись в сторону, где был устроен запасной «карман». Это место заволокло дымом, и командиру дозора пришлось нелегко, разбираясь в смотровые амбразуры с тем, что происходит на поле боя.

Когда дым развеялся, Панкратов увидел впереди, как раз перед своей позицией, застывшую поперек вражескую машину, которая вертела башней в сторону быстро перемещавшейся «семидесятки» Ремезова. Панкратов тоже не рассуждал, руки и все тело делали свое дело, выдавая доведенные до автоматизма движения. Подкалиберный достать из ящика, стоявшего тут же, возле правого, ножного спуска орудийной стрельбы. Открыть казенную часть затвора, дослать снаряд в канал, закрыть затвор. Четыре секунды… Навести орудие в выставленный на обозрение бок фашистской «кошки». Четыреста метров, не больше… Вот и кресты, для удобства прицеливания… Огонь…

Машина вздрагивает, как живая. Почему «как»? Сейчас они — одно целое. Панкратов чувствует, что его руки срослись с ручными приводами поворота башни и угла наведения орудия-пулемета, а ноги вросли в спуски для стрельбы.

Гул выстрела и горячая волна пороховых газов вмиг заполняют тесное пространство башни и грудную клетку старшего лейтенанта. Дым извне просачивается внутрь танка, уменьшая и без того малое количество кислорода. Старший лейтенант чувствует, как сердце колотится часто-часто, у самого горла, дрожит, точь-в-точь как броня его «семидесятки» после орудийного выстрела.

— Давай, Макарыч! Меняем диспозицию!.. — кричит он своему механику, но ощущает, что Макарыч уже воспринял приказ от своего командира ровно за миг до того, как он успел его озвучить.

Машина срывается с места, круто завернув влево, вычерчивает среди сосен зигзагообразную траекторию. В этот момент позади танка взмывает столб огня и дыма, и Панкратов затылком чувствует, как обдает огненным смерчем корму его танка.

Уже на новой позиции Панкратов понимает, что ставшая боком «пантера», по которой он произвел выстрел, дымит. Черные клубы пузатой гирляндой разматываются вверх, к небу, и прямо из брони танка прорастают красные языки пламени. В следующий момент дым из леса заволакивает обзор, окружая «семидесятку» плотной грязно-серой завесой.

Вся левая сторона опушки погружается в дым. Экипажи фашистских машин вконец озлоблены действиями наглых и юрких русских. Крайняя слева «пантера» разворачивается на месте, устремляясь вслед за танком Ремезова.

Вторая слева машина горит все сильнее. Люк на башне откидывается, и оттуда выбирается обугленно-черная фигурка, потом еще одна. Следом выползает вытянутый, как огромная продолговатая капля, густо-смольный язык копоти. Из нее, как из кокона, вываливается третий танкист. Он катится с башни на корпус, потом на землю и истошно, выворотно кашляет.