Читаем без скачивания ФАТА-МОРГАНА 2 (Фантастические рассказы и повести) - Альфред Ван Вогт

— Хорошо. Я с прошлого года не ел мяса.

— Знаю, знаю. Никто больше не строит дома.

— Никто, — подтвердил он. — Не было построено ни одного дома, ни одного курятника. Даже ремонта никто не предпринял. Но ведь ткани, которые ты изготавливаешь, еще нужны?

— Да, некоторые хотят иметь новую одежду к Концу Света. Это мясо я купила у Бешеных, уничтоживших усадьбу моего господина, заплатив им деньгами, вырученными за кусок полотна, которое я соткала для платья его дочери. Они хотели сшить его специально к Концу.

Она иронически хмыкнула.

— Но теперь у меня кончился лен, да и шерсть вряд ли будет. Нечего прясть, нечего ткать. Поля сожжены, птицы убиты.

— Да, — согласился Лиф, жуя хорошо прожаренное мясо. Плохие времена, наихудшие времена.

— А теперь, — продолжала вдова, — откуда взяться хлебу, если поля сожгли? Где взять воду, если Бешеные отравляют источники? Я напоминаю плакальщиц там, наверху? Угощайся, Лиф! У весенних ягнят — лучшее в мире мясо, так говаривал мой муж, но когда наступала осень, то же самое он утверждал про жареную свинину. Кушай, бери кусок мяса побольше.

В ту ночь Лиф видел сны, лежа в своей хижине на Кирпичном дворе. Обычно он спал так же тихо и спокойно, как кирпичи, но на этот раз он всю ночь плыл к Островам. Когда он пробудился, они уже не казались ему просто мечтой, они стали так же отчетливы, как звезды, проступающие, когда меркнет день. Он узнал свои Острова. Но как во сне ему удалось перебраться на них? Он не летел, не шел, не плыл под водой, как рыба, и все же пересек серо-зеленые равнины и ускользающие холмы моря, слышал зовущие голоса, видел огни городов.

Он стал думать о том, как человек может передвигаться по морю. Он думал о способности травы плыть по воде и понял, что человек может сплести из камышей нечто вроде тюфяка и плыть, лежа на нем, а грести руками. Но заросли тростника все еще тлели у реки ниже по течению, а запасы ивы в лачугах корзинщиков давно сожгли. На островах своей мечты он видел тростник или траву высотой в пятьдесят футов с коричневыми стеблями, которые невозможно было обхватить, и целым морем зеленых листьев, обращенных к солнцу.

На таких стеблях человек мог переплыть море. Но таких растений не было в его стране, хотя в Гейстхолле и имелась рукоятка ножа, сделанная из какого-то крепкого коричневого материала, по словам знающих людей, из какого-то растения, выросшего в другой земле и именуемого лесом. Но на рукоятке моря не переплывешь. Смазанные салом шкуры тоже могут плыть, но дубильщики не работали уже многие недели, и не было ни одной шкуры для продажи. Он не мог рассчитывать ни на кого. В то ветреное утро он принес свою тачку и лоток для кирпичей на берег и положил их в тихую воду лагуны. Они тоже могли плыть по воде, но едва он положил на них руку, они накренились, наполнились водой' и затонули. «Они слишком легкие»,решил он. Он вернулся назад к утесу и, пройдя через улицы, нагрузил тачку теперь уже бесполезными хорошо сделанными кирпичами и покатил тяжелый груз вниз, к морю. Поскольку в городе за последние годы было рождено очень мало детей, никто не полюбопытствовал, чем он занят, хотя пара хмельных после вчерашних погромов Бешеных и проводила его взглядом. Весь день он возил к морю кирпичи и известь, так же прошел и следующий день. Он не видел больше тот сон, но начал класть кирпичи на сверкающем мартовском пляже, благо песок и вода для цемента были под рукой. Он соорудил небольшой купол из кирпичей, овальный, с острыми краями, как у рыбы, все кирпичи лежали один к одному. Если бочка, наполненная воздухом, может плавать, почему бы не приспособить это сооружение? К тому же оно достаточно крепкое. Но когда весь купол был покрыт известкой, и Лиф развернул его и толкнул к линии прибоя, оно только глубже и глубже зарывалось в мокрый песок, словно'моллюск или песчаная блоха. Волны наполнили его, и после того, как Лиф вычерпал воду, наполняли снова и снова, а затем зеленое крыло прибоя потащило все за собой, перевернуло купол и, швырнув назад его составные элементы, похоронило их в песке. Лиф стоял, мокрый по самую шею, и вытирал соленые брызги с глаз. На западе ничего не было видно, кроме бьющихся волн и туч. Но Острова были там. Он знал наверняка. Они лежали на западе, с их огромми травами, в десять раз превышающими человеческий рост, с их золотыми полями, колышущимися от морского ветра, с их белыми городами и горами, вершины которых покрыты снегом, а на склонах раздаются голоса пастухов.

— Я — строитель, а не мореплаватель, — решил Лиф, когда подробно обдумал предпринятую глупость. И он упрямо вышел из воды, поднялся на утес и под дождем пошел за очередной тачкой кирпичей.

Впервые за неделю освободившись от глупой мечты о плавании, он заметил, что Кожевенная улица опустела. Сыромятная была завалена мусором и безлюдна. Мастерские напоминали зевающие рты, а окна спален над ними были заколочены.

В конце переулка старый сапожник жег кучу новых ненадеванных башмаков, горевших с отвратительным запахом. Около него стоял оседланный ослик, шевеля ушами от едкого дыма.

Лиф прошел мимо и нагрузил тачку кирпичами. На этот раз он катил ее вниз, изо всех сил отклоняясь назад и натягивая лямки, чтобы тачка не потеряла равновесия на тропинке, ведущей к пляжу, из-за ветра. За ним следовала пара горожан. За ними пошли два или три жителя Нотариального переулка и еще несколько других, живших по соседству с базаром. Вот почему когда он выпрямился — его черные босые ноги стояли в теплой воде, а на лбу у него выступил холодный пот — целая толпа растянулась вдоль глубокого следа на песке. Они походили на Бешеных. Он не обратил на это внимания, хотя знал, что с вершины утеса за ним наблюдает испуганная вдова из Нотариального переулка.

Он покатил тачку в море и, когда вода дошла ему до груди, опрокинул ее, и огромная волна вынесла его на берег, возсю громыхая тачкой, полной воды.

Несколько Бешеных уже уходили вдоль линии прибоя. Один высокий парень подошел к нему и сказал с ухмылкой:

— Почему ты не бросаешь их вниз с утеса?

— Они только упадут на песок, — ответил Лиф.

— А тебе надо их утопить? Понятно. Видишь ли, кое-кто из наших решил, что ты собираешься тут что-то построить. Они хотели сделать из тебя цемент. Пусть эти кирпичи будут сырыми и холодными.

Нотариус удалился, ухмыляясь, а Лиф пошел наверх за очередной тачкой.

— Приходи ужинать, Лиф, — обеспокоенно сказала вдова, крепко прижимая ребенка, чтобы его не продуло.

— Я приду, — сказал он, — и захвачу ковригу хлеба. Я запасся двумя ковригами хлеба до того, как ушли булочники. — Он улыбнулся, но она осталась серьезной. Когда они вместе поднимались по улицам, она спросила: