Читаем без скачивания Сто полей - Юлия Латaынина

Арфарра, тридцати пяти лет – сын мелкого чиновника, соученик наследника Харсомы, бывший его секретарь, бывший наместник Иниссы, бывший советник короля Варай Алома, монах-шакуник и изгнанник; слава справедливого чиновника Арфарры не уступает славе справедливого разбойника Бажара.

Даттам, тридцати четырех лет – племянник наместника Рехетты, истинный зачинщик восстания Белых (Небесных) Кузнецов; вешал людей сотнями и вел восстание, как предприятие, где в графе расходов – десять миллионов человек, а в графе прибылей – императорская власть; проиграл, поскольку законы войны – не законы хозяйствования; нынче – монах-шакуник, торговец и предприниматель.

Настоятель храма Шакуника – Шакуник – варварский бог, который предшествует действию и состоянию, субъекту и объекту, различает вещи и придает им смысл; нету в мире ничего, что было бы ему чуждо: наипаче же – золото, деньги и власть. Впрочем, поговаривают, что богу Шакунику чуждо различение добра и зла.

Бариша, двадцати семи лет, секретарь экзарха Харсомы, из крестьян, полагающий, что лучше государству страдать от насилия богатых, чем от насилия бедных, ибо насилие бедных – как прорванная дамба.

Адарсар, шестидесяти пяти лет – столичный инспектор, бывший учитель экзарха Харсомы; полагает, что богатство происходит от труда, а не от указов начальства.

Гайсин – мелкий чиновник, начальник пограничной заставы на самой границе ойкумены, где летом в горах метели и даже время течет по-другому, а один день службы считается за три.

Отец Кедмераг – монах-шакуник, отменный химик с несколько предосудительными, впрочем, склонностями.

Туш Большой Кувшин – зажиточный крестьянин.

Хайша Малый Кувшин – контрабандист.

Миус – приказчик Даттама.

Хой – приказчик Даттама.

Хандуш – храмовый ремесленник.

Лия Тысяча Крючков – вор.

Старая Линна – бывшая жена наместника Рехетты; после конца восстания новая супруга, дочь начальника Желтых Курток, выжила Линну из дома.

Янни, восемнадцати лет – дочь пророка и старой Линны.

Клайд Ванвейлен, двадцати шести лет – варвар, торговец; впрочем, стал благодаря Арфарре королевским советником по ту сторону гор.

Сайлас Бредшо, двадцати трех лет – варвар, торговец, личный друг господина Даттама.

А также Народ, который принимает широкое участие в управлении государством как посредством доносов, так и посредством восстаний.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

где контрабандист Клиса пугается бочки, проехавшей в небесах, а сирота Шума навещает столицу провинции

В последний предрассветный час дня Нишак второй половины четвертого месяца, в час, когда по земле бродят лишь браконьеры, колдуны и покойники, когда по маслу в серебряной плошке можно прочесть судьбу дня, белая звезда прорезала небо над посадом Небесных Кузнецов, и от падения ее тяжело вздохнула земля и закачались рисовые колосья.

Неподалеку, в урочище Козий-Гребень, общинник из Погребиц, Клиса выпустил мешок с контрабандной солью и повалился ничком перед бочкой, проехавшей в небесах, как перед чиновником, помчавшимся по государеву тракту. Лодку у берега подбросило, мешки с солью посыпались в воду, а Клиса с ужасом вскочил и бросился их вытаскивать.

Жена его села на землю и тихо запричитала, что в Небесной Управе наконец увидели, как семья обманывает государство. Клиса был с ее мнением согласен – но не пропадать же соли.

Третий соумышленник, Хайша из далекого пограничного села, слетел было с высокой сосны, облюбованной контрабандистами для наблюдения, но зацепился напоследок за ветку и теперь слезал на землю.

– Дура ты, – возразил он женщине, – это не по нашу душу, а по Белых Кузнецов. Прямо в их посад и свалилось. И то, давно пора разобраться, отчего это у них конопля растет лучше нашей?

Белых Кузнецов в округе не любили. Те крали духов урожая по соседним деревням и занимались на своих радениях свальным грехом. Притом после бунта им последовали от экзарха всяческие поблажки, чтобы не сердились опять. Судьи боялись с ними связываться, и даже был такой случай: во дворце экзарха, говорят, оборотень-барсук портил служанок; его поймали в кувшин, а он как крикнет: «Я – посадский!» Но тут уж барсуку не поверили и утопили его.

Многие в посаде проснулись от страшного грохота.

Старая Линна встала с постели, вышла в сени и увидела во дворе целую толпу мертвецов. Это ей не очень-то понравилось. Она нашарила в рундуке секиру с серебряной рукоятью, растолкала своего мужа Маршерда, пихнула ему секиру в руки и сказала:

– Там во дворе стоит Бажар и целая свора из тех, за кого мы не отомстили, и по-моему, они пришли за этой штукой.

Маршерд поглядел в окно: а на окне была кружевная занавеска, и дальше бумажные обои: кувшинчик – букет, кувшинчик – букет. Ну что твой гобелен во дворце наместника! Маршерд поглядел на эти обои и сказал, что никуда до утра не пойдет, потому что ночь – время ложных духов.

Наутро Маршерд встал, надел синий кафтан, засунул секирку за шелковый кушак, так, чтобы она напоминала топорик для рубки дров, и пошел смотреть.

В посаде управы не было, а был большой дом, храм Небесного Кузнеца Мереника и мастерская, где вместе красили ткани. Маршерд с людьми прошел до западной стены и увидел, что каменные дома стоят, как стояли, а одна из стен мастерской обрушилась, во дворе разбросало бочки с индиго, и из них вылился синий раствор.

Надо сказать, что посаду бывших мятежников было двенадцать лет, а синему духу в растворе – полтораста, его никогда не выливали, а только добавляли новый. Когда строили посад, те, кто были ткачами, принесли с прежнего места кусочек матицы для домового и кувшин старой кислой воды с синим духом.

Потом люди вышли на заливной луг за проломленным забором, не очень большой луг, в сотню человеческих шагов и половину государева шага, и сразу увидели, что луг никуда не годится, потому что во всю его длину лежит огромный стальной куль.

Все опять вернулись к бочкам, и старая Линна сказал:

– Бочки побило в назидание всем тем, кто раньше радел о справедливости, а теперь радеет о выгоде.

Многие задумались, но тут вперед выступил новый сын Небесного Кузнеца и сказал, что бочки упали к тому, что Небесный Кузнец велит людям бросить индиго и пользоваться краской из храма Шакуника, которая вдвое дешевле. Люди устыдились: потому что сын Мереника уже дважды видел про эту краску сон, но тогда его не послушались.