Читаем без скачивания Жизнь, как морской прилив - Кэтрин Куксон

Вернувшись обратно, Эмили прислонилась к стене спиной и стала смотреть через дорогу на дом, который был раньше домом миссис Гэнтри. Она могла бы купить его! Она могла бы купить этот дом. Сколько он может стоить? Она даже не представляла... дом 8, Брайт-стрит. Она знала, где находится Брайт-стрит.

Через десять минут она вошла в контору «Барратты и Флинн».

— Можем мы чем-нибудь помочь?

— Да, — сказала девушка, — я хотела бы уточнить кое-что о доме 8 на Пайлот-Плейс.

— О, — агент покивал головой. — Дом номер 8 на Пайлот-Плейс. — Да, он продается, но он продается вместе с другим домом.

Эмили сощурилась и вопросительно посмотрела на него.

— Вы хотите сказать, что соседний дом тоже продается? Он пустует?

— Да, и уже в течение некоторого времени.

— Разве племянник мистера Мак-Гиллби не переехал жить в него?.. Понимаете, я знала людей, которым когда-то принадлежал этот дом.

— Да, нет... он никогда не жил там, у него прекрасный дом в Уэстоу. Когда он продал дом на Пайлот-Плейс, покупатель приобрел и соседний дом, принадлежавший старой даме, поскольку предположил, что она долго не протянет. Так и вышло. Когда она умерла, ему пришла в голову мысль объединить их и сдавать в аренду наподобие меблированных комнат с пансионом. Потом он сам умер три месяца назад, а его жена теперь хочет продать их.

Стараясь подавить свое возбуждение, Эмили подумала: «Надо же, как чудно, странно. Мне было суждено прийти туда, вернуться назад».

— Хозяйка просит по сто двадцать фунтов за каждый, если они будут продаваться отдельно, но если их купят вместе, то, я полагаю, она согласится на двести фунтов за оба. Должен сказать, что продажа слегка затянулась, поскольку владелица непременно хотела сбыть их с рук вместе. Более того, в этом районе пустуют несколько домов; бесполезно закрывать на это глаза.

Эмили крепко прижала костяшки пальцев к груди, сглотнула от волнения и слегка склонила голову набок. Потом она сказала:

— Передайте... передайте ей, что я заплачу ей за них двести фунтов.

— Не хотите осмотреть их внутри? Я... я обязан предупредить вас, что внутри они не совсем на уровне. Их не ремонтировали много лет.

— Это не страшно, я знаю эти дома. Когда я смогу узнать, продаст ли она их? — В ее голосе послышались властные нотки.

Эмили чувствовала, что разговаривает, как дама со средствами. В другое время она бы, наверное, удивилась этому.

— Я сегодня буду в этом районе и могу зайти к ней. Я вернусь к двум часам.

— Очень хорошо. Я снова загляну к вам в два часа...

Агент проводил ее до двери очень уважительно.

Девушка зашла в контору в два часа и узнала, что хозяйка хочет получить за оба дома двести десять фунтов. Она на некоторое время задумалась, а потом, словно приняв решение, сказала:

— Очень хорошо. Я заплачу столько, сколько просили.

Эмили трясло, как в лихорадке, когда она выписывала свой первый чек на десятипроцентный взнос за покупку. И вот теперь она стояла в кухне дома, в котором она узнала такое счастье, не осознававшееся тогда счастье, ведь в то время она просто не знала, что такое несчастье.

Дом, как и сказал агент, был в очень плохом состоянии. Обои грязные и кое-где отставали от стен. Плита, которую Эмили тщательно начищала до блеска каждую пятницу, была совершенно запущена. Заднее окно разбито, и кто-то стащил из моечной кран и свинцовую трубку от него.

Но все это не имело значения. Она стояла здесь. Она не просто вернулась, а скоро станет хозяйкой этого дома... да еще и дома по соседству. Все это казалось совершенно невероятным, и все это пришло от Сепа. Милый Сеп... Милый, милый Сеп, скольким она обязана ему... и милому мистеру Стюарту... Нет, она не должна думать о мистере Стюарте, как о милом. Добрый, приятный, но... но не милый. А почему бы и нет? Ведь, несмотря на доброту Сепа, если бы не мистер Стюарт, она бы сейчас не стояла здесь.

Казалось странным, что человек, о котором она так мало знала и который так мало знал о ней, пожелал истратить на нее четыреста двадцать пять гиней и ничего не попросил взамен. Он сделал ей этот подарок, хорошо осознавая, что в то время она ничем не могла отплатить ему, никогда не сможет, поскольку у нее просто не будет такой возможности. Ни он, ни она не могли предвидеть, что будет тот костер.

Эмили теперь рассматривала этот костер, как два года, улетевшие с дымом, два долгих года. Два долгих года, в течение которых она постепенно превращалась в женщину. Каждые шестнадцать часов из двадцати четырех, составляющих сутки, казались очень длинными там, на холме. Неужели прошло всего сорок восемь часов с тех пор, как она сожгла эти годы? А сгорели ли они? Не будет ли их пепел скрипеть на ее зубах всю оставшуюся жизнь?

Неожиданно ей захотелось присесть. Она почувствовала слабость и легкое головокружение. Но на кухне не было никакой мебели.

Эмили поспешно прошла к двери, за которой находилась лестница, открыла ее и села на вторую ступеньку. Все эмоции, которые девушка пыталась сдерживать с тех пор, как спустилась с холма два дня назад, захватили ее. Все началось медленно, слезы появились в ее глазах и начали медленно стекать с ее ресниц на щеки. Затем, подобно вздувшейся реке, они превратились в настоящий поток. Она повернулась, опустила руки на грязные ступени и начала громко всхлипывать...

Когда Эмили наконец наплакалась, она поднялась на ноги, поправила шляпку, которая сползла на затылок, отряхнула юбку и рукава жакета и, отперев заднюю дверь, вышла во двор. Подойдя к бочке для дождевой воды, стоявшей возле стены прачечной, она намочила носовой платок и промокнула им лицо. Когда Эмили это делала, она вспомнила тот день, когда выкинула ключ от задней двери. Это было в тот день, когда она сложила свои пожитки в телегу, чтобы отправиться в коттедж на холме.

Некоторое время спустя девушка вошла в соседний дом и увидела, что он находится еще в худшем состоянии, чем дом Сепа, - она всегда будет думать о здании, как о доме Сепа. Но Эмили не видела ни грязи, ни глубоко въевшейся пыли, поскольку мысленно представляла, как помещения будут выглядеть, когда она отдраит их, покрасит и поклеит обои, превратив в настоящее жилище, в ее жилище, где ей не надо будет носить чепчик, приседать и отвешивать почтительные поклоны. Более того, это будет место, где если ей и некого будет любить, то некому будет и презирать ее или обращаться с ней, как со шлюхой.

Глава 2

Агент сказал ей, что можно начинать покраску и ремонт, но она не может жить в доме, пока не будут подготовлены и подписаны все бумаги, что займет около месяца. Поэтому Эмили приезжала каждый день из Гейтсхеда. В первую неделю ей удалось только ободрать стены и отчистить деревянные конструкции для последующей покраски. Девушка наняла человека, который должен был покрасить оба дома снаружи. Но внутри она собиралась покрасить все сама... в белый цвет.