Читаем без скачивания Жизнь поэта - Арнольд Гессен

* * *

10 января 1837 года состоялась свадьба Дантеса с Екатериной Гончаровой. Дантес между тем полагал, что отношения его с домом Пушкина не должны прекратиться. Встречаясь с Натальей Николаевной на балах и вечерах, не стесняясь присутствием жены, он по-прежнему оказывал ей исключительное внимание, и сама Наталья Николаевна вела себя легкомысленно.

Дантес искал встречи с нею; великосветская дама Идалия Полетика, открытая ненавистница Пушкина, предоставила им для свидания свою квартиру, и встреча состоялась.

Всегда откровенно рассказывавшая мужу обо всем: о своих успехах в свете, о встречах с Дантесом, Наталья Николаевна скрыла от него это свидание, и Пушкин узнал о нем из полученного на другой день анонимного письма.

Раздражению и возмущению Пушкина не было предела. Поэт хотел публично оскорбить Дантеса на балу у Салтыкова, но Дантеса предупредили, и он на бал не явился.

Как-то вечером Наталья Николаевна возвращалась из театра. Шедший позади Геккерен спросил ее, когда же она наконец оставит своего мужа. Наталья Николаевна тогда же рассказала об этом Пушкину, и тот решил на другой день послать Геккерену резкое письмо.

Друзья всячески успокаивали Пушкина, говорили, что жена его вне всяких подозрений и в этом все уверены.

- Мне не довольно того, - ответил Пушкин, - что вы, что мои друзья, что здешнее общество, так же как и я, убеждены в невинности и чистоте моей жены: мне нужно еще, чтобы доброе имя мое и честь были неприкосновенны во всех углах России, где мое имя известно.

* * *

Пушкин решил действовать. Началась развязка назревшей драмы. Великосветский Петербург с волнением, многие с любопытством следили за каждым шагом поэта. Но никто не знал и не понимал истинного положения происходящих событий, не предвидел рокового конца. Даже в дружески расположенной к Пушкину семье Карамзиных события воспринимались легкомысленно. С неприкрытым любопытством, например, дочь историка, Софья Карамзина, лишенная возможности быть на свадьбе Дантеса и Екатерины Гончаровой, писала брату Андрею в Париж: «Это было не очень приятно для меня, да, вдобавок, и очень досадно - я теряла надежду видеть вблизи главных актеров в заключительной сцене этой таинственной драмы...»

А заключительный акт драмы развивался стремительно. Дошедшие до нас свидетельства современников дают возможность представить себе, как развертывались, день за днем, час за часом, события тех роковых дней.

25 января 1837 года.

В этот день Пушкин посетил вместе с Жуковским мастерскую знаменитого художника К. П. Брюллова.

Они восхищались его рисунками и хохотали, когда увидели акварель «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне». Смирнский полицмейстер, спящий посреди улицы на ковре и подушке, был так комичен, что трудно было глядеть на него равнодушно.

Пушкин не мог расстаться с рисунком, смеялся до слез и просил Брюллова подарить ему. Брюллов сказал, что рисунок принадлежит уже княгине Салтыковой, и обещал нарисовать другой.

- Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне этот, - просил Пушкин, стоя с рисунком в руках перед Брюлловым на коленях.

Но художник не мог отдать его...

В то время уже вышел из печати четвертый том «Современника», в котором была опубликована значительная часть «Капитанской дочки», романа, вызвавшего восторженные отзывы Гоголя, Белинского, Чаадаева.

Продолжая готовить материал для очередного номера «Современника», Пушкин написал 25 января письмо молодой писательнице А. О. Ишимовой:

«Милостивая государыня Александра Осиповна,

На днях имел я честь быть у Вас и крайне жалею, что не застал Вас дома. Я надеялся поговорить с Вами о деле; Петр Александрович (Плетнев. - А. Г.) обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании «Современника». Заранее соглашаюсь на все Ваши условия и спешу воспользоваться Вашим благорасположением: мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornawall. Не согласитесь ли Вы перевести несколько из его драматических очерков? В таком случае буду иметь честь препроводить к Вам его книгу...»

Тем временем Пушкин начал осуществлять свой план нанесения удара Геккерену. Извлек из Ящика письменного стола еще в ноябре написанное, неотправленное, изорванное и до случая сохраненное письмо к Геккерену. Он разложил на столе разрозненные отрывки письма, перечитал их, внес в них, учитывая события последних дней, поправки и закончил работу над черновиком нового письма.

26 января 1837 года.

Утром Пушкин переписал набело подготовленный накануне черновик письма и отправил его по назначению - барону Геккерену, в здание голландского посольства:

«Позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным... Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха...

Я вынужден признаться, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну... Подобно бесстыжей старухе вы подстерегали мою жену, по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного...

Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не бесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность, и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее - чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проделкам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь».

В письме этом, по выражению Вяземского, Пушкин излил все свое бешенство, всю скорбь раздраженного, оскорбленного сердца своего. Дуэль становилась неизбежной.