Читаем без скачивания Прикосновение - Колин Маккалоу

— Почему вы носите такие короткие платья? — спросил Бэда, встретив ее у калитки.

Нелл ответила не сразу — она с удовольствием обозревала участок.

— Бэда, вы все выпололи! А что это там, вдалеке? Неужто грядки?

— Да. Как видите, я даже похудел, — добавил он. — Вы были правы, мне недоставало физической нагрузки. Так почему вы носите такие короткие платья?

— Потому, что терпеть не могу, когда подолы подметают грязь, — скривилась Нелл. — Пачкать обувь — это еще куда ни шло, ее нетрудно вымыть. Но длинные платья приходится стирать после каждого выхода на улицу!

— Хотите сказать, вы моете подошвы обуви?

— Конечно, особенно если вляпаюсь в грязь. Вы только подумайте, сколько всякой дряни мы таскаем на подошвах! На тротуарах скользко от плевков и прочей слизи — только потому, что у нас принято сморкаться в два пальца! Мерзость! А рвота, собачий помет, гниющий мусор!

— Насчет плевков я с вами согласен. Давно следовало бы ввести запрет на плевки и штраф хотя бы в трамваях и вагонах поездов.

— И шторы чистые, и окна вымыты! — между тем продолжала осмотр Нелл.

Приглашая гостью в дом, Бэда заметно смутился: приличной мебелью он так и не обзавелся и довольствовался продавленным дряхлым диваном с вывалившимися пружинами, бюро, обшарпанным старым письменным столом и стулом Зато возле кухонного стола стояли два новеньких стула, а ящик из-под апельсинов исчез. Полы были все те же, дощатые и крытые линолеумом, но кто-то старательно отскреб грязь от стен и вымел весь мышиный помет. И тараканий тоже.

— Вот только тараканов никак не выведу, — признался Бэда, усаживая Нелл за стол. — Их ничем не уморишь.

— А вы расставьте по дому блюдечки с красным вином, — подсказала Нелл. — Они не устоят, упадут в вино и утонут. — Она усмехнулась. — Лига трезвости не найдет, к чему придраться. — Она вежливо кашлянула. — Насколько я понимаю, этот дом вы снимаете?

— Да.

— Тогда уговорите хозяина обнести его шестифутовой оградой. Разведете во дворе домашнюю птицу, на столе будут яйца, а в доме — меньше тараканов. Куры их обожают.

— Откуда вы все это знаете?

— Мы живем на Глиб, там тараканов тьма-тьмущая. Крылышко Бабочки травит их красным вином и вдобавок развела кур на заднем дворе.

— А почему вы не носите шляпки? — продолжал допытываться Бэда, заглядывая в духовку.

— М-м, пахнет вкусно, — заметила Нелл. — Да просто не люблю я шляпки, вот и все. Пользы от них никакой, с каждым годом они становятся все уродливее. А если мне подолгу приходится быть на солнце, я надеваю шляпу, какие носят китай ские кули, — это разумнее.

— И рабочий комбинезон, как на заводе Константайна! Неудивительно, что старик Энгус не желая вас знать.

— Меньше всего на заводе или в мастерской нужна безмозглая женщина в юбке, которую того и гляди затянет в маховик. А комбинезон не вызывает даже скабрезных мыслей, так чем он плох?

— Ничем, — согласился Бэда, громыхая кастрюлями на плите.

— Что на ужин? — поинтересовалась Нелл.

— Баранья нога с картофелем и тыквой, мелкими маслеными кабачками и «зарезанной» стручковой фасолью.

— Зарезанной?

— Нашинкованной тонкими полосками. И конечно, подливка.

— Несите сюда скорее! Я готова съесть целого коня.

Традиционное английское блюдо удалось на славу: Бэда не преувеличивал, уверяя, что умеет стряпать. Даже фасоль не развалилась. Не жеманясь и не отставая от хозяина, Нелл с аппетитом съела ужин.

— Мне оставить место для десерта или можно попросить добавки? — спросила она, подчищая остатки подливки кусочком хлеба.

— Десерт отменяется — я слежу за фигурой, а вам могу предложить добавки, — с улыбкой ответил Бэда. — Судя по вашему аппетиту, полнотой вы не страдаете.

— Нет, я уродилась в отца — он всю жизнь костлявый.

Когда ужин был съеден, а посуда убрана в раковину — Бэда не позволил гостье мыть тарелки и заявил, что никуда они не денутся, подождут, пока у него не появится настроение, — место на столе заняли вместительный чайник и две фарфоровые чашки с блюдечками и серебряными ложками. Сахарница сияла чистотой, из нового ледника, ящика с крышкой, набитого льдом, достали холодное свежее молоко. Хозяин и гостья еще долго сидели над тарелкой овсяного печенья, испеченного приходящей служанкой, миссис Чарлтон, и беседовали обо всем на свете, неизменно возвращаясь к страстному увлечению Бэды — социализму и рабочему движению. Нелл даже не пыталась во всем соглашаться с ним и выдвигала логичные возражения, особенно когда речь заходила о китайцах. Время пролетело незаметно. Поскольку оба собеседника были серьезными и одержимыми жаждой знаний людьми, Бэда не давал волю своим плотским желаниям, а Нелл — романтическим мечтам.

И наконец, когда Бэда понял, что уже очень поздно, он решился заговорить о том, что не давало ему покоя. Почему — он и сам не понимал, но не задать этот вопрос не мог.

— А как ваша сестра?

— Если верить маме — отлично. — Нелл помрачнела. — Не знаю, стоит ли рассказывать вам об этом, но Анна почему-то настроена против меня, поэтому я не хотела приезжать на каникулы — думала, лучше поработаю где-нибудь в мастерской.

— Почему она настроена против вас?

— Сама ломаю голову. Понимаете, ее мыслительный процесс мало того что ограничен, так еще и непредсказуем. В газетах называли ее «простушкой», но на самом деле она умственно отсталый человек. Ее лексикон — немногим более пятидесяти слов, в основном существительных, с отдельными прилагательными и глаголами. Тот тип подчинил себе Анну легко, как свою собаку. Ведь Анна, в сущности, очень добродушна и покладиста.

— Значит, и вы верите, что это был Сэм О'Доннелл?

— Ни на минуту не сомневаюсь! — с жаром воскликнула Нелл.

— А ребенок?..

— Долли? Так назвала ее сама Анна, для нее дочь — все равно что кукла. Поэтому папа и вписал это имя в метрику, и теперь она Долли. Сейчас ей восемнадцать месяцев, и, по иронии судьбы, девочка очень смышленая. Она рано начала ходить, говорить и, как пишет мама, уже проказничает. — На лицо Нелл легла тень. — В понедельник я уезжаю домой. Там что-то происходит, а мама в письмах отделывается недомолвками.

— Тяжкая ноша, да?

— Уж во всяком случае, необычная. До сих пор мне не перепадало ни единой унции этой тяжести, но это неправильно. У меня какое-то предчувствие, но я даже не могу объяснить, о чем, потому что это не факты — только инстинкты. А я их ненавижу! — яростно выпалила Нелл.

Зеленоватый, усиленный новыми сетками свет газового рожка на стене играл на его густых непослушных волосах, отливающих всеми оттенками рыжего — от меди до старой бронзы. Его глаза, черные, как у Александра, глубоко сидели в орбитах — прищуренные, бездонные глаза, решила заинтригованная Нелл. О том, что он думает, можно судить лишь по его словам — внешне он непроницаем, особенно эти загадочные глаза.