Читаем без скачивания Орда встречного ветра - Ален Дамасио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эрг, у тебя все под контролем?
— Подъемная сила неравномерная, в нижнем городе сплошные воздушные ямы! Как только пролетаем над рефлектором, сразу трясет.
315
— Тут и плотность побольше будет?
— Это квартал торговцев и ремесленников, — прервал Тальвег, — не знать, не беднота, что-то среднее. Они живут и невысоких башнях, по десять, двадцать, максимум тридцать метров в высоту, с террасами, которые они сдают раклерам, у кого есть средства поставить там себе хижину. А некоторые сдают в аренду даже швартовые крюки для шаров. Среди раклеров есть такие, кто предпочитает жить в корзине воздушного шара, чем в русле реки. На высоте все-таки меньше ветра.
— И чуть больше видно солнце! Как они вообще живут, те, кому приходится просеивать умбру с башен целыми днями? — негодовала Кориолис.
Мне хотелось дать ей содержательный ответ:
— Они смотрят на вздымающиеся ввысь дворцы и мечтают, что у них однажды тоже будет веливело. Вот как они живут! Когда одному из них наконец удается пробиться вверх, остальные раклеры начинают верить, что и у них есть шансы. Бессмысленная эксплуатация, которой они подвергаются, держится только потому, что они завидуют тем, кто их эксплуатирует. Они не приходят в негодование, наблюдая, как там, наверху, идет иная жизнь: они о ней мечтают! И хуже всего то, что их заставляют верить, дескать, усердие и заслуга позволят им преодолеть высоту в полсотни метров! И они фильтруют, просеивают и соскребают дно реки, пока не достигнут ощущения того, что они тоже заслужили… Но когда оно наконец приходит, они вдруг понимают, что никто и никогда не сможет осознать ценность их труда. Что не существует высшего судьи но заслугам, а лишь торговцы, что выторговывают у тебя сырье, лишь бы продать его втридорога тем, кто на сотню метров выше. Таких здесь называют «подъемщиками по лестнице». И тогда раклер впадает в бешенство.
314
Только вот бешенство, когда оно не может выплеснуться наружу, изменить то, что его порождает, оно взрывается внутри! Оно оборачивается горечью и озлобленностью, превращается в ненависть к себе и окружающим, в безрадостный цинизм, растворяется в желчной мелочности и извергается потоками на самых близких: жен, друзей, детей…
— У них правда ощущается две тенденции в поведении. Есть те, для кого бешенство стало основой в противостоянии Верховникам, они ведут борьбу в Ганзе и стремятся изменить этот город, сразиться с теми, кто их презирает. И есть те, чье бешенство поглотило их изнутри, кто не смог или не захотел им воспользоваться, вгрызться в реальность, — заметил Степп.
— Скоро будем в Струйветре! Мягкую посадку не обещаю! Нас сильно сносит.
¬ Мне нравилось в Панцире. Мне там с первого дня было хорошо. Он находился в аркозовом монолите ржаво-коричневого цвета, тверже, чем башка Голгота, в самом русле ветровой реки, и одно это уже заслуживало уважения. Если смотреть с башни, то выглядел он как останки землеройной черепахи. Вблизи эта продолговатая масса в уровень с земным слоем походила на нечто совершенно выпавшее из времени. Песок, абразия, шлифовка, — весь блок окислился из светло-серого в красный, но продолжал стоять. Это было единственное, что уцелело в этой рытвине.
Один из раклеров открыл засыпанный песком люк с задней стороны монолита и спустил деревянную лестницу. Затем открыл второй люк, на этот раз с охраной. Протащил нас по куче галерей: половина без света, часть в завалах. И мы оказались под блоком, прямо в Панцире, точь-в-точь как в первый раз.
313
Попав туда снова, я сразу подумал: Тальвег, ты тут как дома! Мне нравилось место, нравились люди, которые сюда стекались, пили, горланили. Все внутри было сделано из необработанного чистого камня: пол, стены, потолок, столы и лавки. Вплоть до ручек ножей, до тяжеленных кувшинов, налитых до краев пивом из проросшего ячменя, в которое могли бы добавить и хмеля — но такого добра в их решето с башен не падало.
Панцирь был одновременно и местным трактиром для раклеров, и городской площадью. Он находился на перекрестке большинства основных галерей, прорубленных под руслом Струйветра. Куда бы ты ни шел: спать, выйти на поверхность, взять или убрать кирки и сита, как ни крути, а все равно пройдешь через Панцирь. Это была разменная точка, перекресток дорог, место, где затевались все дела. Тут устраивались праздники, тут же Ганза собирала своих людей, здесь узнавались и отсюда разносились слухи. Трактир был сто метров в длину и тридцать в ширину, а потолок кое-где поднимался метра на четыре, не больше. Штук двадцать галерей пронизывали стены то там, то тут. Так что зал хорошенько продувался, иначе б духотища стояла страшная.
Атмосфера в этот раз была еще горячее, чем после подвига Голгота. В воздухе витал, как и полагалось, дух после драки: крутом были крики, смех, каждый старался перекричать другого, «ты видел, как я его…», «ну, я его тогда схватил…», «я как увидел, что он на нас бежит…». Они были горды, они были чертовски рады, что закатили Верховникам такое месиво, да еще и отделались почти без раненых и из облавы вырвались не слишком покалеченные. Они знали, чем обязаны Эргу, тот и глотка пива сделать не мог так, чтоб его по плечу не хлопнули да не спросили в сотый раз, как он расправился с акробатами, с эоликоп-
312
тером, как ушел от стрел арбалетов. И тогда он вставал, брал того, кому было интереснее остальных, делал ему подсечку ногой, подхватывал, перекидывал через плечо и целехоньким ставил на место. Он снова и снова показывал в замедленном темпе свои приемы: выпады, парирование, перегруппировку, секретные удары. Раклеры были в восторге. И еще