Читаем без скачивания 1812. Фатальный марш на Москву - Адам Замойский

Достигнув Борисова и увидев состояние реки, генерал Эбле и его понтонеры оторопели. Преграда оказалась шире, чем предполагалось, а из-за недавней оттепели медленное, но сильное течение несло по воде больше льдины. Генерал Жомини, находившийся с Эбле, указал на возможность попробовать форсировать реку выше на севере, в Веселово, где еще, возможно, сохранился мост. Но Удино уже предложил лучшее место. Солдаты одной из его кавалерийских бригад под началом генерала Корбино, очищавшей в предыдущую неделю западный берег Березины от казаков, только что вернулись в расположения корпуса с вестью о броде, найденном у деревни Студенка, в дюжине километров вверх по течению от Борисова.

Удино тотчас же сообщил Бертье о существовании брода и рекомендовал его как лучшее место для переправы. Но Наполеон твердо держался намерения переправляться в Борисове, разбить Чичагова, а затем быстрым маршем идти на Минск, откуда он надеялся войти в контакт с Шварценбергом. В час ночи 25 ноября, находясь в Лошнице, император французов повторил приказ Удино, торопя того с прибытием и спеша начать переправу в ту самую ночь. Удино, уже приказавший некоторым из своих частей идти на Студенку в ожидании получения соответствующего распоряжения, попросил Наполеона пересмотреть план и отправил к тому для разговора самого Корбино. И только после обсуждения положения с последним Наполеон принял предложение Удино и сам отправился в Студенку поздней ночью{830}.

Несколькими часами ранее Чичагов с войсками на западном берегу реки двинулся в противоположном направлении. Адмирал беспокоился из-за возможности флангового обхода своей армии Наполеоном с юга, а сочетание донесений о деятельности французов как раз далее к югу от Борисова и сведений, принесенных тремя евреями из Борисова, окончательно убедили русского командующего в наличии у противника замысла предпринять попытку форсировать водную преграду именно там. Чичагов оставил генерала Ланжерона с 1200 пехотинцами и тремя сотнями казаков в районе Борисова, а генерала Чаплица с несколькими сотнями человек – между городом и Веселово, сам же с остальными войсками устремился в южном направлении. Когда на следующий день к нему поступили первые доклады об активности французов вокруг Студенки, адмирал рассудил, что там готовится отвлекающий маневр, призванный сбить его с толку, и продолжил марш. Отрезок Березины к северу от Борисова в любом случае полагалось прикрывать Витгенштейну, и Чичагов оставил Чаплицу распоряжения оттянуть назад слишком удаленные подразделения в данном районе.

Но Витгенштейн не имел намерений ставить себя под начало Чичагова, на что пришлось бы пойти в случае соединения их армий на западном берегу. К тому же он вовсе не горел желанием сталкиваться с самим Наполеоном, предпочитая помериться силами с Виктором, словом, генерал Витгенштейн проигнорировал приказ Кутузова перейти реку и перерезать дорогу отступления французам. Поступив подобным образом, Витгенштейн не только оставил без должного присмотра Березину, но и, не выполнив распоряжений фельдмаршала, не прикрыл другой участок, где тоже представлялось возможным поставить барьер на пути отхода Наполеона. В нескольких километрах западнее Березины, у Зембина, дорога пролегала по болотистой местности и шла через ряд деревянных мостов, а посему хватило бы полусотни казаков с бочонком пороха, чтобы закрыть ее{831}.

24 ноября Удино отправил генерала Обри с 750 саперами в Студенку для подготовки опор моста, а на следующий день вечером сам последовал за ними с основными силами. К ним присоединились генерал Эбле с четырьмя сотнями понтонеров, по большей части голландцев. Хотя Наполеон и приказал спалить понтоны в Орше, Эбле разумным образом сохранил шесть повозок с инструментами, две походные кузницы и две фуры угля. Пока понтонеры ковали гвозди и скобы, саперы разобрали деревянные дома Студенки, распилили толстые бревна, доведя их до нужной длины, и соорудили мостовые опоры{832}.

Само дно реки находилось в том месте на глубине менее двух метров от поверхности, и при ширине русла около двадцати метров наведение переправ как будто бы не представляло особых затруднений, но берега были низкими и топкими, к тому же изрезанными там и тут ответвлявшимися от реки протоками, а потому любой мост требовал значительного удлинения с обеих сторон. Главным минусом при выборе данной точки для переправы являлся находившийся в руках русских крутой западный берег, откуда вражеские солдаты получали прекрасную возможность поливать форсирующие Березину части артиллерийским огнем.

Удино разместил солдат за небольшим бугром, чтобы те не попадались на глаза казачьим дозорам, патрулировавшим западный берег, и отдал строгое распоряжение работать в тишине. Но капитан Арнольди, командовавший русской полевой батареей из четырех легких пушек [192], поставленных генералом Чаплицем для наблюдения за потенциальным местом переправы у Студенки, заметил какую-то деятельность французов на противоположной стороне и отправил начальству срочные донесения о приготовлениях противника к форсированию реки именно там. Капитан убедил Чаплица в справедливости своих соображений, тот явился на место сам, а потом отправил гонца с рапортом к Чичагову{833}.

Со своей стороны Удино всю ночь не ложился спать, подгоняя саперов и понтонеров и нервно поглядывая на ту сторону. «Вид местности был захватывающий. Луна освещала плывущие по Березине льдины, а за рекой виднелись только четверо казаков пикета, – отмечал в дневнике Франсуа Пильс. Он служил гренадером в корпусе Удино, но в гражданской жизни занимался живописью, чем и объясняется его чувствительность к красоте наблюдаемых им картин. – Вдалеке там виднелись слегка подкрашенные красным облака, казалось, скользившие по верхушкам елей леса. В облаках отражались отблески лагерных костров русской армии»{834}.

Великолепное зрелище, однако, никак не трогало Нея. «Наше положение невозможное, – признался он Раппу. – Если Наполеону удастся выбраться отсюда сегодня, он точно дьявол». Мюрат и другие вырабатывали планы спасти императора, отослав его на запад в сопровождении небольшого отряда польской кавалерии, тогда как все остальные дадут отважный и последний бой противнику не на жизнь, а насмерть. «Мы все должны умереть, – твердо заявил он. – Не может идти и речи о сдаче»{835}.

В ранние часы следующего утра, 26 ноября, русские солдаты, до того сидевшие вокруг лагерные костров, начали отходить, а артиллерийские расчеты Арнольди подцепили к передкам четыре пушки и увезли их. Удино не верил своим глазам. Наполеон, добравшийся в Студенку чуть раньше, торжествовал: согласно Раппу, в глазах императора сияли искры радости, поскольку он видел, что уловка сработала, и Чичагов отправился ловить журавля в небе.

Он велел эскадронному начальнику Жакемино собрать эскадрон польских улан и некоторое число французских конных егерей, взять каждому всаднику на круп лошади по одному вольтижеру и перейти реку вброд. Оказавшись на той стороне, кавалеристы, а за ними и вольтижеры веером развернулись в разные стороны, отбросили немногих оставшихся казаков и овладели западным берегом.[193] Перед уходом капитан Арнольди, ясно видевший, как французы поставили батарею из сорока пушек для прикрытия обоих берегов реки, послал в штаб последнее отчаянное донесение с выражением полной уверенности относительно места вражеской переправы. Но хотя Чаплиц тянул с выполнением приказа на отход, нарушить его открыто он не осмеливался. Как не хватило ему и чутья отправить отряд кавалерии удержать и, если возникнет надобность, сжечь мосты в Зембине{836}.

Вскоре после ухода русских, в восемь часов, капитан Бантьен и его голландские понтонеры вошли в ледяную воду и принялись ставить первые опоры. Раздевшиеся до исподнего, они мужественно боролись с сильным течением, несшим большие льдины, иные по два метра в поперечнике. Очень часто кто-то из них терял под ногами скользкое дно, и его уносило прочь. Хотя находиться в воде разрешалось не долее пятнадцати минут за раз, многие, тем не менее, пали жертвами переохлаждения. Понтонерам предложили в награду по пятидесяти франков на человека, но, совершенно очевидно, не деньги служили мотивом, заставлявшим их продолжать работу. «Они погрузились под воду по горло с отвагой и мужеством, примера коим не найти в истории, – писал гренадер Пильс. – Некоторые пали замертво и исчезли в потоке, но перспектива столь ужасной кончины не ослабляла энергии их товарищей. Император наблюдал за работой героев, не покидая берега, где стоял вместе с маршалом [Удино], принцем Мюратом и прочими генералами, в то время как князь Нёвшательский [Бертье] сидел на снегу, занимался корреспонденцией и писал приказы для армии»{837}.