Читаем без скачивания Связная Цзинь Фын - Николай Шпанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он ещё раз глубоко вздохнул, подумав о том, как тяжело быть суровым к таким маленьким героям нового Китая, как эта маленькая связная…
3В задании, полученном от купца, Цзинь Фын не видела ничего странного. Она привыкла ко многому, что показалось бы необыкновенным человеку, пришедшему со стороны и не знавшему сложной борьбы, происходившей между подпольщиками и врагами, которыми были сначала японцы, потом гоминдановцы и их иностранные хозяева. А Цзинь Фын видела так много и слышала такое, что уже ничему не удивлялась и ничего не пугалась. Она не хуже взрослой знала, что ждёт её в случае провала, знала, какими средствами гоминдановцы будут выпытывать у неё имена, даты, пункты. Разве могла она забыть сестру Цзинь Го?! Но она не боялась, что выдаст товарищей. Ведь Цзинь Го же никого не выдала. Так же будет вести себя и она сама, если случится то, самое страшное… Но лучше об этом не думать. И лучше как можно меньше помнить. Очень прав командир, всегда повторяющий ей:
«Будь как телефонная трубка. Впустила в ухо, выпустила через рот — и все забыто».
Сейчас она должна бежать в миссию так быстро, как только могут двигаться её усталые ноги. Нужно забыть про еду, про усталость, про умирающего доктора. Голод — пустяки! Усталость? Её можно побороть, если покрепче стиснуть зубы.
Скорее, как можно скорее добраться до миссии и предупредить товарищей о возможности появления провокатора.
Сколько ли ей надо пройти сегодня? Цзинь Фын пробовала подсчитать и сбилась. Много, очень много ли. Пожалуй, больше, чем она сможет пробежать за один день. Даже больше, чем может пробежать взрослый партизан. И всё-таки она должна их пробежать! Она же хорошо знает, что иногда партизаны идут без отдыха и без пищи и день и два… Операция бывает длинной, и у них не хватает, запасов. А просить у крестьян — это значит рисковать подвести под виселицу мирных жителей. Девочка знает все это и будет вести себя, как взрослый партизан. Вот и все.
За этими размышлениями совсем незаметно прошёл тяжёлый кусок пути до домика матери доктора Ли. Там она ещё раз, как и утром, должна выйти на поверхность, чтобы пробежать по земле тот кусочек, где засыпан подземный ход. Сейчас же после поворота, отмеченного кругом и стрелой, будет виден свет, падающий из колодца. Конечно, вот и поворот! Вот знак: круг, а в круге стрела. Только на этот раз Цзинь Фын не зайдёт к старушке. Пускай та даже не знает, что она тут пробегала. Только бы старушка не забыла про ковшик. Иначе как же вылезешь из колодца? Но странно: девочка миновала поворот с кругом и стрелой, а света из колодца все не было видно. Странно, очень странно!.. Вот в луче фонаря мелькнули и камни колодезной кладки… Но почему эти камни торчат из кучи земли? Почему куча земли высится до свода, почему обвалился и самый свод?..
Цзинь Фын с беспокойством осматривала неожиданное препятствие. Ведь если торчащие здесь камни действительно являются частью колодезной трубы, значит она обрушилась, значит выхода на поверхность больше нет! Этот обвал означал для Цзинь Фын необходимость вернуться в город и уже снаружи, по поверхности, искать обхода гоминдановских патрулей, чтобы попасть в миссию… Страшная мысль пришла ей: а уж не побывала ли тут полиция, не её ли рук это дело — обвал колодца?.. Но зачем полицейские оказались тут, около колодца? Уж не пришли ли они за доктором? Ах, как ей нужно знать, что случилось наверху!
Девочка опустилась на кучу земли и погасила фонарик, Внизу царила тишина — хорошо знакомая ей тишина чёрной пустоты подземелья, куда не проникает ни один звук из внешнего мира. Там, наверху, может происходить что угодно, какие угодно события могут потрясать мир — здесь будет все та же чёрная тишина…
Хватит ли у неё сил на то, чтобы, вернувшись к выходу в город, ещё раз проделать поверху весь путь к миссии?
Её мысли неслись с отчаянной быстротой; мысли эти были совсем такие, какие были бы в эту минуту и в голове взрослого: она не должна спрашивать себя, хватит ли сил; должна спросить лишь об одном — хватит ли времени?..
Цзинь Фын поднялась с земли и пошла. Она не замечала того, что ноги её уже не передвигаются с такой лёгкостью, как прежде. На каждом шагу её стоптанные верёвочные сандалии шаркали по земле, как у старушки.
Цзинь Фын уже не бежала, а шла. Она несколько раз пробовала перейти на бег, но ноги сами замедляли движение. Она замечала это, только когда почти переставала двигаться. Тогда она снова заставляла себя ступать быстрей, а ноги снова останавливались.
Так, борясь со своими ногами, она перестала думать о чём бы то ни было другом. Ноги, ноги! Все её силы были теперь сосредоточены на этой борьбе. Вероятно, поэтому она и не заметила, что свет её электрического фонарика с минуты на минуту делался все более и более тусклым. Батарейка не была рассчитана на такое долгое действие. Она была самодельная. Такая же, как у командира отряда, как у начальника штаба и начальника разведки. Эти батарейки делал молодой радист под землёй.
Цзинь Фын только тогда заметила, что её батарейка израсходована, когда волосок в лампочке сделался совсем красным и светил уже так слабо, что девочка почти ничего не различала впереди. Она то и дело спотыкалась о торчащие из земли острые камни. Пронизавшая её сознание мысль, что через несколько минут она останется без света, заставила её побежать так же быстро, как она бегала всегда. Как будто в эти несколько минут она могла преодолеть расстояние, отделявшее её от выхода в город.
Она бежала всего несколько минут, те несколько минут, что ещё слабо тлел волосок в лампочке фонаря. Но вот исчезло последнее едва заметное красноватое пятнышко на земле.
Цзинь Фын остановилась перед плотной тьмой.
Нужно было собраться с мыслями.
Лабиринт ходов был сложен, они часто разветвлялись, Время от временя на стенках попадались знаки — круг и стрелка, что значило: идти нужно прямо. Если стрела в круге опрокидывалась остриём книзу, значит нужно было повернуть влево; если глядела остриём вверх — поворачивать надо было вправо. Эти знаки были ясно нанесены известью или углём, в зависимости от характера почвы: на тёмной глине — белым, на жёлтом песчанике — чёрным. Их очень хорошо было видно при свете электрического фонарика и даже в мерцании простой свечи. А самые важные указатели были выцарапаны или выбиты в почве так, чтобы их можно было разобрать ощупью и в полной темноте. Но они были расположены так высоко, что Цзинь Фын не могла до них дотянуться. А какой толк был в нарисованных знаках, когда у девочки не стало света?
Цзинь Фын крепко закрыла глаза руками, думая, что, может быть, так приучит глаза к темноте. Но как она ни напрягала зрение, нельзя было различить даже собственной руки, поднесённой к самому лицу.
4И все же Цзинь Фын не позволила отчаянию овладеть ею. Вытянула руки и пошла. Она уже не думала теперь, куда поворачивать, не хотела об этом думать. Она знала, что, пускаясь по подземным ходам в первый раз, партизаны непременно брали с собой клубок ниток. Они разматывали нитку за собой, чтобы иметь возможность вернуться к выходу. Так, шаг за шагом, изучали они лабиринт, делали на поворотах отметки, один за другим осваивали путаные ходы лабиринта, общая длина которого измерялась десятками ли.
И вот теперь Цзинь Фын предстояло разобраться в этой путанице без всяких указателей, без спасительной нитки…
Она была маленькая девочка, но, как всегда, когда предстояло какое-нибудь трудное дело, она думала: а как бы поступил на её месте настоящий партизан — «красный крот», человек, которого она считала идеалом силы, смелости и верности долгу?
Такой вопрос Цзинь Фын задала себе и сейчас, когда её вытянутые руки наткнулись на шершавую стену подземелья.
Она должна была решить: идти ли прямо, повернуть направо или налево? Загадка, ставившаяся в сказках почти всех народов перед храбрыми воинами, показалась ей теперь детски простой по сравнению с тем, что должна была решить она, совсем маленькая девочка с косичкой, обвязанной красной бумажкой. Ах, если бы кто-нибудь предложил ей сейчас простой выбор: смерть и выполнение долга или жизнь! Всюду, куда она ни поворачивалась, была одна страшная чёрная пустота, и она не знала, куда же — прямо, направо или налево — лежит её путь.
Она стояла с вытянутыми руками и кончиками меленьких пальцев ощупывала шершавую стену подземного хода, словно нежная детская кожа могла распознать круг и стрелу, нанесённые известью или углём. И все силы её большой и смелой души были направлены на то, чтобы не позволить отчаянию затемнить сознание, живущее в её маленьком теле, таком слабом и таком ужасно-ужасно усталом.
Часть 3
Глава седьмая
1Обед в миссии подходил к концу. Кароль взялся за десерт. Ел он сосредоточенно и жадно. Его большая нижняя челюсть двигалась ритмически из стороны в сторону, взад-вперёд и снова из стороны в сторону. Она была внушительна и работала, как тяжёлая деталь механической тёрки. За едой Кароль молчал. Биб же, раньше всех расправляясь с блюдами, почти непрерывно болтал.