Читаем без скачивания Али-Баба и сорок разбойниц - Denis

— Джафар…

Он крепко взял ее за плечи, и она принялась двигаться, поспешно, бесстыдно, лихорадочно.

— Вот так… скачи, детка… быстрее, сильнее…

Он поднимал ее вверх и почти швырял вниз, в унисон с собственными толчками, и вскоре Зульфия уже не помнила себя. Стремясь в бешеной скачке достичь пика наслаждения, она напрягалась изо всех сил. Сейчас беспощадное пламя поглотит ее, сожжет и ничего не останется, кроме рук Джафара, подгоняющих ее, вскидывающих в безжалостном, непрекращающемся ритме.

Ее тело пылало и вздрагивало, плоть словно приобрела собственную жизнь, дрожа, трепеща, растворяясь и плавясь. Крик наслаждения рвался из горла: долгий, бесконечный миг наслаждения наконец настиг Зульфию, изнурительный, неистовый, яростный, ожесточенный, отчаянный.

Джафар сжимал жену в объятиях, ловя губами ее всхлипы, но вскоре понял, что больше не может сдерживаться. Охваченный безумным возбуждением, граничащим с помешательством, он стиснул зубы, но сладость ее жаркого тугого тела лишила его остатков самообладания. Джафар исступленно вонзился в нее в последний раз, выкрикивая что-то несвязное, уносимый волнами буйной жажды, захлестнувшей его. Даже в судорогах освобождения он смутно ощущал восхитительные захваты-сжатия ее тесных ножен вокруг его меча.

Джафар, обессилев, обмяк в кресле, все еще сжимая льнувшую к нему Зульфию. Прошла не одна минута, прежде чем он наконец смог пошевелиться. Она все еще обнимала его, и тела их до сих пор не разъединились. Джафар с трудом поднялся, отнес Зульфию на кровать и вновь подмял под себя. Все еще погруженный в ее влажное теплое лоно, он придавил жену к ложу и осыпал поцелуями раскрасневшееся лицо с нежностью, такой же опустошительной, как пролетевшая над ними буря страсти.

— О звезда моя…

У Зульфии едва хватило сил улыбнуться. Как можно не простить его за изощренную атаку, если она сама с такой готовностью и радостью отдается этой бесконечной игре!

— Мужчина любит, — пробормотал он, — когда его любимая женщина становится неистовой и безудержной.

Зульфия мгновенно замерла.

— А я твоя любимая женщина, Джафар?

Он устало опустил ресницы.

— Ты моя жена…

Макама седьмая

Зульфия подсыпала горячих углей в жаровню и собралась готовить мужу бодрящий напиток. Она представляла, что сейчас появится Джафар, поцелует ее возле уха, как она любит, и скажет что-то ласковое.

Вот послышались шаги любимого. Но слова, которые он произнес, были вовсе не ласковыми.

— О Аллах, опять это молоко… Глупая женщина, ну сколько раз можно говорить, чтобы ты меня не поила этой гадостью!

— Но, Джафар, свет очей моих, ты раньше мне никогда этого не говорил…

— Не спорь с мужем, несчастная… Ладно уж, сейчас я выпью эту дрянь, но запомни — больше никогдане готовь для меня молоко!

— Повинуюсь, мой любимый…

— И не смей называть меня так! У меня есть имя, слышишь ты, имя, данное мне моими почтенными родителями! А ты, должно быть, совсем их не уважаешь, если не хочешь меня называть так, как придумали они!

— Ну что ты такое говоришь, лю… то есть Джафар! Ты же знаешь, что я уважаю твоего почтенного отца и, словно собственную, люблю твою матушку, несравненную Асию!

— Ну ладно уж… — недовольно сморщился (ибо это было чистой правдой) Джафар. — Что ты там приготовила?

— Молоко и лепешки… Ну, как всегда. Ты же утром не любишь много есть…

— Я?! Это я не люблю по утрам много есть?! Ты с кем-то путаешь меня, низкая тварь! Я обожаю утром плов и мамалыгу, и барашка, и оливки, и… О, я могу съесть целого быка!

Зульфия с ужасом смотрела на кричащего мужа. «Аллах милосердный! Разве не было у нас сегодня волшебной ночи, о которой может мечтать любой под этим небом? Кто он, этот гигант, который кричит на меня? Разве за него я выходила замуж всего три года назад? Тогда это был веселый и спокойный мужчина, стройный и привлекательный… А теперь…» Женщина с отвращением смотрела на того, кого только недавно назвала любимым, но муж этого отвращения не увидел, ибо был очень занят — он кричал.

— Неужели я мало приношу в дом? Неужели ты, бездельница и лентяйка, нуждаешься хоть в чем-то? Неужели у тебя мало тряпок и побрякушек, горшков в печи и комнат в доме? Как ты могла унизить меня таким недостойным завтраком, презренная?!

Увидев, что Зульфия пытается вставить хоть слово, Джафар раскричался еще больше.

— Не перечь мне, недостойная! Я только из милости терплю тебя в доме. Ты до сих пор не родила мне ни одного сына! У меня, уважаемого человека, уже три года нет наследника, которому я мог бы передать свое дело и свой дом! Ты только зря ешь хлеб, которым я так щедро кормлю тебя! Так вот какова благодарность за годы спокойствия и достатка! Вспомни, какой я взял тебя из дома твоих родителей!

Но тут Зульфия уже решилась ответить. Ибо именно ее приданое помогло мужу открыть свое дело, именно после женитьбы стал красавец Джафар уважаемым купцом Джафаром…

— И это говоришь мне ты, ничтожный бедняк Джафар?! Ты, который решился свататься ко мне только после того, как продал единственный ковер в своем доме! Ты, должно быть, забыл, кто мой отец?!

И тут глупец Джафар прикусил язык. Ведь отцом Зульфии был уважаемый кади [2], достойный Камаль. И увы, Зульфия была права — он, Джафар, был беден как мышь, а она богата и знатна от рождения. И если бы не ее деньги и помощь тестя, не видать бы ему, Джафару, крутобоких кораблей и караванов, полных товаров.

Но гнев был сильнее. И Джафар решил, что нужно вернуться к началу.

— Да будь твой отец хоть сам Аллах милосердный и всемилостивый! Почему ты, грязная женщина, пичкаешь меня этим вонючим молоком и этим приторным медом?! Почему я с утра не могу съесть ни горстки риса, ни кусочка мяса?!

— Ты, презренный, решился пачкать святое имя Аллаха нашего, покровителя всех правоверных! Ты, убогий, позволил себе забыть, кто мой отец и кто я! Должно быть, ты и себя забыл, если ставишь мне в вину потакание твоим всегдашним прихотям!

— О нет, глупая женщина! Я прекрасно помню, кто я… Помню я, и кто ты… Ты всего лишь моя жена… Которая должна угождать мне денно и нощно…

— А что будет, червяк, если я скажу своему отцу, мудрому кади, что тымне не угождаешь? Что будет, пыль у моих ног, если я возложу на тебявину за то, что у нас до сих пор не родился наследник? Что с тобой будет в тот миг, когда наш брак признают недействительным? Что будет с «почтенным купцом Джафаром», когда судебные приставы заберут у него все, принадлежащее его жене?

Каждое слово жены лишь злило Джафара. О да, она, эта гнусная тварь, была права во всем, но все равно — именно она была виновата. Виновата в том, что некрасива, вернее, не так красива, как Лейла, не усердна на ложе, вернее, не так усердна, как Лейла, плоха как хозяйка, вернее, не так щедра, как Лейла… О, Джафар долго мог бы перечислять, чем его постылая жена хуже его любимой Лейлы… Наконец чаша терпения Джафара переполнилась и он закричал в ответ: