Читаем без скачивания Сюрприз для Александрины - Наталия Ломовская

Место, где должна была быть я.

– А это кто?

– Это Игорь. Ну, мамин мужчина. А это Миша, он был после Игоря. Или это Миша… Я уж и забыла. Но вот Эндрю – она за него вышла. Живет в Майами. Мы как-нибудь прокатимся к ней, да? Вот будет встреча!

– Может быть.

– У них там шикарно. Смотри, вот Эндрю и я возле бассейна. А это мы пьем пина-коладу. У меня там так волосы выгорели! Слушай, а у тебя отличный цвет волос. Ты у колориста красишься?

– Стася, я не крашу волосы. Это мой собственный цвет. Значит, и твой тоже.

– Да ты что, – протянула сестра, подцепляя одну из моих прядей. – Надо же… Я безуспешно пытаюсь добиться такого, пепельно-русого цвета… Он сейчас в моде. А он, оказывается, у меня и так есть, от рождения. Вот ведь, не знаешь, где найдешь, где потеряешь. На твоем месте я бы только высветлила пару прядок у лица, чтобы…

И тут Стася посмотрела на меня попристальнее.

– Кстати, а ты что, совсем не красишься?

– Нет, ну почему же, – пожала я плечами.

– А какая у тебя с собой косметика? Покажи!

Из сумки я вынула пудреницу.

– Фью-у-ить, – присвистнула Стася. – Откуда это у тебя?

– Что именно?

– Да вот пудреница.

И она произнесла несколько малопонятных слов.

– Мне ее подарили, – ответила я. – Наша помощница по хозяйству.

– Можно посмотреть?

– Возьми себе, если хочешь. Мне ведь все равно – одна пудра, другая…

– Так ты что, совсем не красишься?

Я начала закипать.

– Слушай, неужели это так важно? Мы сестры. Не виделись много лет. И сейчас тебя интересует одно – почему я не пользуюсь косметикой.

Стася смутилась.

– Нет, не только это. Просто забавно, что мы с тобой близнецы, но так мало похожи…

И я смутилась тоже. Я не должна была повышать тона. Стася моя сестра, и она имеет право задавать любые вопросы.

– Мне не очень нравится чувствовать на губах что-то чужеродное…

– Чужеродное? – удивилась Стася. – Между прочим, человечество уже столько веков пользуется косметикой, что пора бы и сродниться. Еще первобытные люди раскрашивали тела природными красками. При раскопках на местах древних поселений ученые находили смесь жира и красной краски, которая по составу соответствовала современной губной помаде. Я тебе сейчас покажу, смотри…

Я опасалась, что Стася достанет откуда-нибудь в черепке остатки ископаемой губной помады, но она вытащила из подзеркального столика косметичку размером со средний чемодан. Эта косметичка вся была набита губной помадой – черные, золотые, рифленые и гладкие футляры, смутно знакомые логотипы. Розы Ланком, сцепленные полукольца Шанель, пчелы и орхидеи Герлен… Стася стала снимать колпачки, привычным движением выкручивать из гнезд разноцветные столбики. У меня зарябило в глазах – у моей сестры были помады самых немыслимых оттенков, и бледно-розовые, почти белые, и сине-сливовые, и ярко-красные, и темно-коричневые, как шоколад. Помады влажно блестящие, светящиеся миллионами ослепительных искр, и матовые, словно бархат…

– Ну-ка, попробуем…

В последующие двадцать минут Стася занималась тем, что мазала мне губы, а потом, быстро пробормотав: «Нет, это совсем не то» – быстро уничтожала содеянное при помощи салфетки. Я сидела тихо.

– Ты даже к зеркалу не пытаешься вырваться! – с изумлением констатировала Стася, отступая на шаг и обозревая дело рук своих. – Тебе что, неинтересно? Ладно, давай-ка сделаем так…

Эта помада была в тяжелом футляре, своими обтекаемыми формами напоминавшем инопланетный летающий снаряд. Открывался он весьма хитроумно – откуда-то приподнималось крошечное зеркальце. Столбик помады оказался неожиданного цвета.

Розовый с синими искорками.

– Эй! – запротестовала я, отстраняясь. – Я что, буду с синими губами, как покойник?

– Ну, хоть какая-то реакция, – усмехнулась Стася. – А то сидишь, словно кукла. Не бойся, будешь красотка.

И она накрасила мне губы – одним махом.

– Теперь иди, любуйся…

Синих блесток я на своих губах не обнаружила, куда же они делись? Ах, вот оно что, они перекочевали в мои глаза. Иначе отчего бы они вдруг из серых стали почти синими? Да-да, совершенно точно, в глазах появился синий отсвет, а губы остались розовыми… Но не бледно-розовыми, а словно бы припухли, как…

Как от поцелуев?

– Ты разрумянилась, – с удовольствием констатировала Стася и сунула мне в ладонь приятно тяжелый футлярчик. – Бери. Дарю. Она еще и тем хороша, что даже человек без малейшего опыта в макияже, вот как ты, вполне может накраситься…

– Потому что она с зеркальцем? – поинтересовалась я.

– Ох, – вздохнула Стася. – Да не потому, что с зеркальцем, а потому, что проста в нанесении. Есть помады, которыми трудно накраситься, и еще тяжелее носить, понимаешь?

– Нет, – твердо ответила я. – Зачем тогда ими краситься? А уж тем более носить?

– Ладно, потом поймешь. Какая же ты все же темная, Аська! Слушай, я в академии даже писала реферат об истории косметики.

– В какой академии?

– В Строгановской академии, в какой же еще.

– Так ты… художница?

Я снова осмотрелась. Хаос Стасиного жилища предстал передо мной в новом свете. Оказывается, это был художественный беспорядок.

– Ну… да. Знаешь, я ведь самоучка. В академию обычно после художественного училища берут. А меня так приняли. Хотя я явно не тянула. Но свободное место было, и меня взяли. Выучилась на дизайнера. Мне даже работу предлагали хорошую. Но меня, ты знаешь, сейчас другое увлекает. Рисовать я, правда, и сейчас рисую…

– Покажи мне что-нибудь из своих работ.

– Да ну, ерунда все это. Давай лучше посмотрим мою коллекцию теней, хочешь?

Я не успела ответить – Стася достала вторую косметичку, едва ли не больше первой, и вытряхнула на стол разнокалиберные коробочки. Перебирая и открывая их, она щебетала:

– Знаешь, ведь первая губная помада появилась пять тысяч лет назад, в Месопотамии. В Египте, Древней Греции и Риме уже вовсю красились. Правда, у них там были своеобразные понятия о том, что красиво, и губная помада вся была темная, чтобы губы казались меньше. Ну, это дело вкуса. Они ее так любили, что брали с собой в загробный мир. Вообще-то не исключено, что некоторые именно из-за помады туда и попадали. В состав входили всякие ядовитые вещества, об этом даже древний врач Гален предупреждал, но его, ясное дело, не особенно-то слушали. Помаду называли поцелуем смерти, для перламутра добавляли рыбью чешую, которая, должно быть, жутко воняла и кололась – и все равно красились! Для царицы Клеопатры рабы толкли красных жуков – правда, фу? На Руси-то попроще – свеклой мазались. А на Востоке помадой только мужчины пользовались, чтобы рот в бороде выделялся. Женщинам незачем было, у них все закрыто, а вот для глаз они много чего придумали, в том числе и кохль… О-о, кохль – это вещь, я тебе потом покажу… Вообще, к помаде в разные времена по-разному относились. В шестнадцатом веке губы мазали все поголовно, и королевы и проститутки, да и помаду уже делали не настолько ядовитую. Правда, Екатерина Медичи варила со своим доверенным аптекарем Рене помаду «спешиал фо ю» – травить молодых соперниц и вообще тех, кто не угодил.