Читаем без скачивания На Форсайтской Бирже (Рассказы) - Джон Голсуорси

— Это не за углом, — сказал Тимоти. — Это у нас внизу. Что это значит?

Все глаза обратились к Смизер. В наступившем гробовом молчании раздался странный звук — скрипнул корсет на Смизер.

— Извините, мисс, это та собачка, что увязалась за миссис Смолл на улице.

— А-а! — поспешно воскликнула тетя Джули. — Тот песик!

— Что-о? — сказал Тимоти. — Увязался за ней на улице?

— Он был такой худой! — прошелестел замирающий голос тети Джули.

— Смизер, — сказала тетя Энн, — передайте мне сухарики и скажите кухарке, что я желаю ее видеть, когда она пообедает.

Пухлые складочки на лице тети Джули начали заливаться краской.

— Я принимаю на себя всю ответственность, — сказала она. — Этот песик потерялся. Он был страшно голодный, и кухарка дала ему объедков.

— Какой-то бродячий пес! — сказал Тимоти. — Да он тут блох напустит!

— Ах нет, что ты! — пролепетала тетя Джули. — Это очень хороший, породистый песик!

— Ты-то почем знаешь? Ты же собаку от половика не отличишь.

Краска на пухлых щеках тети Джули стала ярче.

— Это был с моей стороны христианский поступок, — сказала она, глядя в упор на Тимоти. — Если б ты был сегодня в церкви, ты бы так не разговаривал!

В первый раз она открыто восстала против своего слабого здоровьем братца. Результат превзошел ожидания. Тимоти поспешно доел свой пирожок.

— Только чтобы я его не видел, — пробормотал он.

— Поставьте вино и орехи на стол, Смизер, — сказала тетя Энн. — И пойдите вниз, посмотрите, что там кухарка с ним делает.

После ее ухода воцарилось молчание. Все чувствовали, что Джули вела себя непозволительно.

Тетя Энн поднесла к губам рюмку, в которой было на два глотка темного хереса — подарок дорогого Джолиона, — он такой знаток вин! Тетя Эстер, успевшая за время этих волнений прикончить второй пирожок с изюмом, улыбалась. Тетя Джули не сводила глаз с Тимоти; она вкусила непокорности и нашла ее сладкой.

Смизер вернулась.

— Что скажете, Смизер?

— Кухарка его моет.

— Это еще зачем? — сказал Тимоти.

— Он был грязный, — пояснила тетя Джули.

— Вот видишь!

Раздался голос тети Энн, произносившей молитву. Когда она кончила, все три сестры встали.

— Мы покидаем тебя, дорогой. Пей себе спокойно свой херес. Смизер! Мою шаль, пожалуйста.

Наверху в гостиной они некоторое время сидели молча. Тетя Джули старалась утишить свои расходившиеся нервы. Тетя Эстер старалась делать вид, что ничего не произошло. Тетя Энн, сидевшая очень прямо, старалась подавить бунт строгим взглядом и плотным сжатием своих тонких, бескровных губ. Не о себе она думала, а о нерушимом порядке вещей, который неожиданно оказался под угрозой.

Тетя Джули вдруг выпалила:

— Он сам подошел ко мне, Энн.

— Не будучи знако… Без твоего приглашения?

— Я заговорила с ним, потому что он потерялся.

— Надо было подумать, прежде чем заговаривать. Собаки очень назойливы.

Лицо тети Джули взбунтовалось.

— Ну и прекрасно, я очень рада, — сказала она, — и больше не о чем говорить. Столько шуму из-за пустяков!

У тети Энн стал огорченный вид. Прошло еще порядочно времени. Тетя Джули начала играть в солитер, но она играла рассеянно, и на доске происходили невероятные вещи.

Тетя Энн сидела выпрямившись, с закрытыми глазами; а тетя Эстер, подождав, не откроются ли они опять, достала из-под подушки взятую в библиотеке книжку и, спрятав ее за каминным экраном, принялась читать — это был второй том, и Эстер не добралась еще до раскрытия «Тайны леди Одли»; правда, это был роман — неподходящее чтение для воскресного дня, — но, как сказал Тимоти, «чем лучше день, тем слаще труд».

Часы пробили три. Тетя Энн открыла глаза, тетя Эстер закрыла книгу. Тетя Джули смешала в кучу загремевшие по доске стеклянные шарики. Раздался стук в дверь: кухарка, не вхожая, как Смизер, в высшие сферы, всегда стучала, прежде чем войти.

— Войдите!

Вошла кухарка в своем кухонном фартуке из розового ситца, а за нею вошел песик — белый как снег, расчесанный, пушистый, его хвост и вся повадка выражали попеременно то задор, то подобострастие. Кухарка заговорила:

— Я его привела, мисс. Он покушал, и я его вымыла. Такой славненький и сразу со мной подружился.

Все три тети сидели молча, поглядывая то на собачку, то на ножки кресел.

— Видели бы вы, как он ел, мисс, — у вас бы сердце порадовалось! И уже знает свою кличку — Помми.

— Скажите! — с усилием выговорила тетя Эстер. Она всегда страдала от неловких положений и старалась их сгладить.

Тетя Энн подалась вперед в своем кресле, и голос ее был тверд, хотя и дрожал немножко.

— Это чужая собака, и мистер Тимоти не позволит ее оставить. Смизер отведет ее в полицейский участок.

Как бы пораженный этими словами, песик выглянул из-за кухаркиной юбки и пошел на голос. Потом остановился, изогнувшись скобкой и чуть помахивая хвостом; глаза, блестящие, как два кусочка горной смолы, обратились вверх к тете Энн. Тетя Энн посмотрела вниз — на него; ее исхудалые руки с набухшими венами, чуждые твердости, которую выражал ее голос, нервно двигались на атласе юбки. От распиравшего тетю Джули волнения все ее пухлые складочки еще сильнее вспухли. Тетя Эстер судорожно улыбалась.

— Ох уж эти полицейские участки! — сказала кухарка. — Он-то, небось, не привык ни к чему такому…. На нем, мисс, даже ведь ошейника не было.

— Пойми! — позвала тетя Джули.

Песик оглянулся, обнюхал ее колени и тотчас опять уставился на тетю Энн, словно понимал, в чьих руках тут власть.

— Он, правда, миленький! — робко сказала тетя Эстер, и теперь уже не одни только собачьи глаза с мольбой смотрели на тетю Энн. Но тут дверь снова растворилась.

— Мистер Суизин Форсайт, мисс, — произнес голос Смизер.

Тети Джули и Эстер встали навстречу брату; тетя Энн, по праву своих семидесяти восьми лет, осталась сидеть. Всегда Форсайты приходили к ней, а не она к ним. А сейчас Суизин явился как нельзя более кстати: ведь он такой знаток во всем, что касается лошадей…

— Можете пока оставить этого песика здесь. Мистер Суизин скажет нам, что с ним делать.

Суизин, очень медленно поднимавшийся по лестнице — она была для него узковата, — наконец вступил в гостиную. Рослый, осанистый, с выпяченной грудью, одутловатым, бледным лицом и светлыми круглыми глазами, седой эспаньолкой и усами, он походил на церемониймейстера, и белый песик, отбежав в угол, громко залаял.

— Что это? — сказал Суизин. — Собака?

Так кто-нибудь, войдя в более современную гостиную, мог бы сказать: «Что это? Верблюд?»

Тетя Джули кинулась в угол и погрозила псу пальцем. Он слегка задрожал и умолк. Тетя Энн сказала:

— Эстер, усади Суизина в его кресло. Нам нужен твой совет, Суизин. Этот песик сегодня утром пристал к Джули в парке; очевидно, потерял хозяев.

Суизин опустился в кресло. Он сидел, разведя колени, что позволяло ему сохранять важность осанки и оберегать от морщинок свой великолепный жилет. Лаковые его сапожки жестко блестели пониже светло-серых, почти голубоватых панталон. Он сказал:

— Как Тимоти это перенес? Его не хватил удар?

Дорогой Суизин был всегда такой шутник!

— Пока еще нет, — ответила тетя Эстер, которая тоже иногда бывала не слишком почтительной.

— Ну, так хватит. Джули, что ты там стоишь как приклеенная? Выведи сюда собаку, я хочу на нее посмотреть. Э, да это сучка!

Это специфически мужское слово, хотя и произнесенное с изяществом, вызвало у дам такое потрясение, как если бы посреди гостиной вывалили кучу сажи. До сих пор все по молчаливому согласию причисляли найденыша к более галантному полу, потому что… ну, таких вещей ведь просто не замечаешь. У тети Джули, правда, были кое-какие сомнения — супружество с Септимусом Смоллом сделало ее несколько более восприимчивой, — но и она предпочитала поддерживать галантную версию.

— Сучка, — повторил Суизин. — Ну и хлопот же у вас с ней будет!

— Этого-то мы и боимся, — сказала тетя Энн, — только все-таки, дорогой мой, тебе не следовало бы так ее называть в гостиной.

— Чушь и чепуха! — сказал Суизин. — Поди сюда, бродяжка! — И он протянул к ней руку в перстнях, пахнувшую собачьей кожей: он приехал в своем фаэтоне и сам правил всю дорогу.

Подбодряемая тетей Джули, собачка приблизилась и съежилась под занесенной над ней рукой. Суизин поднял ее за шиворот.

— Чистокровная, — сказал он, опуская ее наземь.

— Мы не можем оставить ее у себя, — твердо заявила тетя Энн. — Ковры… Мы думали, может быть, в полицейский участок?

— На вашем месте, — сказал Суизин, — я бы послал объявление в «Таймс»: «Приблудился белый шпиц, сучка. Обращаться по адресу: Бэйсуотер-Род, „Тихий Уголок“». Еще и награду, пожалуй, получите. Ну-ка, посмотрим ее зубы.

Собачка, которую, казалось, загипнотизировал запах, исходивший от рук Суизияа, и пристальный взгляд его фарфорово-голубых глаз, не стала чинить ему препятствий, когда он пальцами раздвинул ей губы — сперва верхнюю губу вверх, потом нижнюю вниз.