Читаем без скачивания История России с древнейших времен. Том 8. От царствования Бориса Годунова до окончания междуцарствия - Сергей Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы видели, что в начале царствования Феодорова произошла важная перемена в судьбе земледельческого сословия – выход крестьянский был запрещен; Борис, как говорит одно иностранное известие, при восшествии своем на престол определил, сколько крестьянин должен платить землевладельцу и сколько работать на него. Несмотря на то, сильные притеснения, которые претерпевали крестьяне вследствие нового порядка вещей, заставили Годунова в 1601 году изменить закон так, чтобы цель, для которой он был издан, достигалась, т. е. чтобы богатые землевладельцы не могли переманивать крестьян с земель мелких служилых и приказных людей, а между тем крестьянин, притесняемый мелким помещиком, мог освободиться от него выходом, только не к богатому землевладельцу, у которого мог получить больше льготы, а к другому мелкому же. «Великий государь царь, – говорит указ, – и сын его великий государь царевич пожаловали, во всем своем государстве от налога и от продаж велели крестьянам давать выход». Но отказывать и возить крестьян могли только: дворяне, которые служат из выбору, жильцы, дети боярские городовые, городовые приказчики, иноземцы всякие, Большого дворца люди всех чинов (ключники, стряпчие, ситники, подключники), Конюшенного приказа приказчики, конюхи стремянные и стряпчие, ловчего пути охотники и конные псари, сокольничья пути кречетники, сокольники, ястребники, трубники и сурначеи, царицыны дети боярские, всех приказов подьячие, сотники стрелецкие, головы козачьи, Посольского приказа переводчики и толмачи, патриаршие и архиерейские приказные люди и дети боярские. Срок крестьянского отказа и возки прежний – Юрьев день осенний да после него две недели; пожилого крестьяне платят по Судебнику рубль и два алтына. Крестьяне не могли переходить: в дворцовые села и черные волости, за патриарха, архиереев, за монастыри, за бояр, окольничих, дворян больших, за приказных людей и дьяков, за стольников, стряпчих, голов стрелецких; а в Московском уезде и в Московский уезд из других областей запрещено было отказывать и возить крестьян всем людям без исключения. Кроме того, было постановлено, чтоб один человек от другого мог вывезти не больше двух крестьян. В 1602 году новое постановление было подтверждено; велено было в городах и по сельским Торжкам биричу кликать несколько раз: кто из крестьян хочет за кого идти в крестьяне же может, как и в прошлом году, выходить на Юрьев день осенний, чтобы таких крестьян помещики и вотчинники выпускали из-за себя со всем их имением, без всякой зацепки и в крестьянской возке между людьми боев и грабежей не было бы, силою дети боярские крестьян за собою не держали бы и продаж им никаких не делали; а кто станет крестьян грабить, из-за себя не выпускать, тем быть в большой опале. Очень вероятно, что голод, свирепствовавший в это время, был причиною налогов и продаж, которые заставили прибегнуть к означенной мере.
От описываемого времени, именно от 1599 года, дошли до нас любопытные известия, показывающие нам точку зрения, с какой в Московском государстве смотрели на отношение прикрепленных крестьян к землевладельцам вскоре после прикрепления. Крестьянин с сыном и пасынком, прикрепленный к земле Вяжицкого монастыря, бежал и скрылся в имении одного сына боярского. Игумен Вяжицкого монастыря его отыскивал и чрез несколько лет отыскал; тогда вдова того сына боярского, у которого он укрывался, не желая тягаться с монастырем, выдала беглого игумену. Как же последний поступил с ним? Он его порядил к себе в крестьяне на пашню; крестьянин обязался поставить избу с разными службами, распахать пашни и проч., а игумен дал ему разные льготы и подмогу. Потом тот же Вяжицкий монастырь счел для себя выгодным переселить несколько крестьян с одной своей земли на другую; как же он распорядился? Он заключил с этими крестьянами порядную запись: крестьяне порядились жить за монастырем на новой земле, обязались по старому обычаю произвести известные работы, а монастырь обязался дать им известные льготы; в случае же неисполнения условий со стороны крестьян они обязались заплатить монастырю известную сумму денег. Уже в описываемое время правительство должно было вооружиться против людей, которые, отбывая от платежа податей, закладывались, по тогдашнему выражению, за других: в 1599 году Борис велел выслать на житье в город Корелу тех корелян, которые жили в Спасском Кижском погосте за митрополитом, монастырями, за детьми боярскими и за всякими людьми (в захребетниках и подсуседниках).
Царские послы прославляли Годунова пред иностранцами за облегчение народа от податей; действительно, в распоряжениях его встречаем известие о таком облегчении: например, в грамоте в Серпухов 1601 года говорится, что в Серпухове и Коломне отменены целовальники и дьячки для денежных сборов и жители освобождались от платежа или подмоги, которая собиралась с сох; остались губные целовальники, дьячки, сторожа, палачи и биричи, и денежные доходы с сох велено собирать губным целовальникам; брать в целовальники крестьян с сох и подмогу им давать с сох же; а с посадов и с дворцовых сел губным целовальникам, дьячкам, сторожам, палачам и биричам не быть, потому что во всех городах на посадах и по слободам всякие таможенные пошлины указал царь собирать посадским людям. В той же грамоте говорится, чтобы в Серпухове и Коломне вперед тюрьм сохами не строить, строить их на деньги из царской казны. При Годунове был дан в Разбойный приказ боярский приговор: которые разбойники говорили на себя в расспросе и с пыток и сказали: были на одном разбое, а на том разбое убийство или пожог дворовый или хлебный был, и тех казнить смертью. А которые разбойники были на трех разбоях, а убийства и пожогу хотя и не было, и тех казнить смертию же; а которые разбойники были на одном разбое, а убийства и пожогу на тех разбоях не было, и тем разбойникам сидеть в тюрьме до указу. Которые разбойники или тати сидят в тюрьме года два или три и на которых людей с пыток в первом году не говорили, а в другом и третьем году станут говорить, то их речам не верить.
Мы видели, как Борис был верен мысли Грозного о необходимости приобресть прибалтийские берега Ливонии для беспрепятственного сообщения с Западною Европою, для беспрепятственного принятия от нее плодов гражданственности, для принятия науки, этого могущества, которого именно недоставало Московскому государству, по-видимому, так могущественному. Неудивительно потому встречать известие, что Борис хотел повторить попытку Грозного – вызвать из-за границы ученых людей и основать школы, где бы иностранцы учили русских людей разным языкам. Но духовенство воспротивилось этому; оно говорило, что обширная страна их едина по религии, нравам и языку; будет много языков, встанет смута в земле. Тогда Борис придумал другое средство: уже давно был обычай посылать русских молодых людей в Константинополь учиться там по-гречески; теперь царь хотел сделать то же относительно других стран и языков; выбрали несколько молодых людей и отправили одних в Любек, других в Англию, некоторых во Францию и Австрию учиться. Ганзейские послы, бывшие в Москве в 1603 году, взяли с собой в Любек пять мальчиков, которых они обязались выучить по-латыни, по-немецки и другим языкам, причем беречь накрепко, чтоб они не оставили своей веры и своих обычаев. С английским купцом Джоном Мериком отправлены были в Лондон четверо молодых людей «для науки разных языков и грамотам». Но пока эти молодые люди учились за границею иностранным языкам и грамотам, государство нуждалось в знаниях, искусствах необходимых, и вот Борис отправил известного уже нам Бекмана в Любек для приглашения в царскую службу врачей, рудознатцев, суконников и других мастеров. В наказной памяти Бекману говорилось: «Приехав в Псков, сказать воеводе, чтоб отпустил его тотчас не шумно, чтоб о том иноземцы не узнали. Из Пскова ехать в Любек Лифляндскою землею на Юрьев или на Кесь, или другие какие города, куда ехать лучше и бесстрашнее». Из этих слов ясно видно, что заставляло московских государей добиваться хотя одной гавани на Балтийском море: иначе надобно было действовать тайком, не шумно, надобно было выкрадывать знания с запада. Далее в наказе говорится: «Приехавши в Любек, говорить бурмистрам, ратманам и палатникам, чтоб они прислали к царскому величеству доктора навычного, который был бы навычен всякому докторству и умел лечить всякие немощи. Если откажут, то промышлять в Любеке доктором самому, чтоб непременно доктором в Любеке промыслить. Посланы с ним опасные грамоты суконным мастерам, рудознатцам, которые умеют находить руду золотую и серебряную, часовникам: так ему промышлять накрепко, чтоб мастеровые люди ехали к царскому величеству своим ремеслом послужить, сказывать им государево жалованье и отпуск повольный, что им приехать и отъехать во всем будет повольно безо всякого задержанья».