Читаем без скачивания Из Записок Желтоплюша - Уильям Теккерей

Готовясь проститься с холостой жизнью, хозяин сделал то, что и всякий бы на его месте, - составил завещание, то есть распорядился имуществом и написал кредиторам, сообщая о своей удаче и обещая после женитьбы уплатить все до последнего пенни. Раньше этого об уплате не может быть речи - ведь им известно, что у него ничего нет.

Надо отдать ему должное: он хотел все сделать по-хорошему - теперь это ему ничего не стоило.

- Чарльз, - сказал он мне, протягивая десятифунтовый билет, - вот твое жалованье, и спасибо, что выручил в тот раз, с приставом. Когда женюсь, будешь у меня камердинером, и жалованье тебе утрою.

Камердинером! А там, глядишь, и дворецким. Оно бы неплохо камердинером у десяти тысяч годовых. Всего и дела, что брить барина, читать его письма да отращивать себе бакенбарды; черный костюм, каждый день чистая рубашка, каждый вечер - оладьи у экономки, каждая горничная - твоя, на выбор; и сапоги тебе почистят, и еженедельно можно в оперу по хозяйскому бонементу. Я-то знаю, как живется камердинеру: это, скажу я вам, более барская жизнь, чем у самого барина. Даже и денег больше - потому что господа вечно оставляют в карманах серебро; и успеха у женщин больше; а обед тот же, и вино то же - надо только дружить с дворецким; а как не дружить, если выгодно?

Однако ж все это оказались одни мечтания. Не судьба мне было стать камердинером у мистера Дьюсэйса.

Всякому дню бывает конец, даже кануну свадьбы, а это в жизни мужчины самый долгий и неприятный день, кроме разве только дня перед повешением; и вот Аврора озарила своими лучами достопамятное утро, которое должно было сочетать уздой Гименея достопочтенного Элджернона Перси Дьюсэйса и мисс Матильду Гриффон. Гардероб у хозяина был невелик, не то что бывало. Все добро - разные там несессеры и шлафроки, всю коллекцию лаковых башмаков, весь набор сюртуков от Штульца и Штауба, - все пришлось бросить при поспешном бегстве из отеля "Марабу". Теперь он скромненько проживал в доме некоего приятеля и заказал всего пару костюмов у обыкновенного портного да сколько-то там белья.

Он надел который получше - синий; а я спрашиваю, понадобится ли ему еще старый сюртук.

- Бери, - говорит он этак добродушно, - бери, черт с тобой.

В половине двенадцатого он велит мне выглянуть, не опасно ли показаться (а я, надо вам сказать, очень приметлив на приставов и прямо-таки чую их издалека), и вот подъезжает скромная зеленая каретка, и хозяин садится. Я на козлы не сажусь, потому что меня кругом знают, и я могу хозяина выдать. Вместо того я иду короткой дорогой на улицу Фобур-Сент-Онорэ, к дому английского посланника, где всегда совершаются браки всех англичан, проживающих в Париже.

Рядом с этим домом был погребок. Когда подъехал хозяин в зеленой карете, там уже стояла другая, и вышли две дамы, хорошо мне известные. Одна - кривобокая; кто она такая - читатель и сам догадается; вторая была бедная Кикси; приехала проводить невесту.

Только что карета хозяина успела остановиться, только что кучер отворил дверцы, а я собрался подойти помочь хозяину выйти, как вдруг из погребка выскакивают четыре молодчика и становятся между каретой и дверями посольства; еще двое отворяют дверцы кареты с другой стороны и говорят:

- Rendez-vous, M. Deuceace! Je vous arrete au nom de la loi! (To есть: "Вылезайте, мистер Дьюсэйс, и пожалуйте в кутузку".) Хозяин бледнеет как смерть и подскакивает, точно змеею ужаленный. Он хочет бежать через другую дверь, но v тут видит четверых, преградивших ему путь к свободе. Тогда он рывком опускает окошко и кричит:

- Fouettez, cocher! (To есть: "Пошел, пошел!") А кучер не едет и даже на козлах уже не сидит.

Тут как раз и я подошел, а те двое влезли в карету. Вижу такое дело и приступаю к своим обязанностям: с печальным лицом становлюсь на запятки.

- Tiens, - говорит один из молодчиков, - c'est le drole qui nous a floue l'autre jour {Смотри, вон негодяй, который нас тогда одурачил (франц.).}.

Я их тоже узнал, но не улыбнулся - не до того было.

- Ou irons-nous done? {Куда поедем? (франц.).} - спрашивает кучер у сидящих в карете.

А те в ответ басом: "A SAINTE PELAGIE!"

* * *

Тут мне надо бы описать тюрьму Сент-Пелажи, которая во Франции то же, что у нас Флит или тюрьма Королевской Скамьи. Но об этом предмете я умолчу. Во-первых, тюрьма так отлично описана несравненным Бозом в истории мистера Пиквика, что против него мои писания не покажутся интересны; во-вторых, я слишком мало там пробыл, не желая губить свои молодые годы в таком скучном месте.

Конечно, мне первым делом пришлось доставить записку от хозяина к его нареченной. И как же бедняжка отчаивалась, когда, прождавши два часа в посольстве, так и не дождалась жениха. Видя, что он все нейдет, она поплелась безутешно домой, где я уже ждал ее с письмом.

Теперь он не мог скрыть от нее свой арест; но что-то наплел о предательстве друга, который будто бы подделал вексель, и бог знает что еще. Впрочем, не важно, что он там плел; скажи он ей, что векселя подделал папа Римский, она и тут бы поверила.

Леди Гриффон я теперь не видел. У нее была своя гостиная, у мисс своя, и там же она обедала; они так ссорились, что, пожалуй, и лучше было им не встречаться, и только лорд Крэбс навещал их обеих и обеих умел утешить, такое уж он имел обхождение, что не устоишь. Он вошел как раз, когда мисс, вся в слезах, слушала мой рассказ об аресте. Ах, ведь тюрьма - это ужас, ведь там казематы, там эти ужасные тюремщики, там сажают на хлеб и на воду! Бог ты мой! Все это она вычитала в романах.

- Ах, милорд, - говорит она, - слышите, какой ужас?

- В чем дело, милая Матильда? Ради бога, не пугайте меня! Что такое? Нет... не может быть! Да говори же! - восклицает милорд, хватая меня за ворот. - Что с моим мальчиком?

- С вашего позволения, милорд, - говорю я, - ничего особенного, - попал в тюрьму. Уж два часа, как в заключении.

- Элджернон в тюрьме? Быть этого не может! За какие долги? Скажи, и я все уплачу.

- Ваша светлость очень добры, - говорю я (а сам вспоминаю, как он хотел стрельнуть у хозяина тысячу фунтов). - Рад доложить, что долг пустяковый. Что-то около пяти тысяч фунтов.

- Пять тысяч! О, боже! - говорит милорд и возводит глаза к небу. - А у меня нет и пяти сотен. Как же помочь ему, милая Матильда?

- Увы, милорд! У меня всего три гинеи, а ведь леди Гриффон все...

- Знаю, знаю, милое дитя. Но не печальтесь. У Элджернона достаточно своих денег.

Полагая, что милорд имеет в виду деньги Докинса, от которых оставалось еще немало, я прикусил язык и только подивился на отцовскую любовь лорда Крэбса, а заодно и на мисс, - при десяти тысячах годового дохода всего три гинеи в кармане.

Я отнес хозяину на его новую квартиру (господи, ну уж и квартира!) длинное и пылкое письмо от мисс: она описывала свое горе, клялась, что в несчастье любит его еще больше, писала, что все пустяки, что не стоит отчаиваться из-за каких-то пяти тысяч, когда имеешь средства, клялась, что никогда, никогда его не покинет, и т. д. и т. п.

Я рассказал хозяину о разговоре с милордом, о его великодушном предложении, и как он был огорчен известием об аресте сына, и как мне показалось странно, что у мисс, при ее-то богатстве, всего три гинеи в наличности, а я думал, что она постоянно имеет при себе не меньше ста тысяч.

На это хозяин сказал только: ерунда. Но то, что я рассказал про отца, его, как видно, встревожило, и он заставил меня повторить.

А потом прошелся по комнате в волнении, словно о чем-то начинал догадываться.

- Чарльз, - спрашивает он меня, - не заметил ли ты, чтобы мой папаша особенно интимничал с мисс Гриффон?

- То есть как, сэр? - спрашиваю я.

- Ну, очень он с ней нежничает?

- Он очень с ней любезен.

- Ты говори прямо. А она как относится к его светлости?

- По правде сказать, сэр, она души в нем не чает.

- А как он ее зовет?

- Он ее зовет "милое дитя".

- А за руку берет?

- Да, и даже....

- Что "даже"?

- Целует и просит не горевать.

- Вот оно что! - говорит он, сжимая кулаки и бледнея. - Проклятый старый мошенник! Чудовище, а не отец! Он хочет ее отбить у меня! - И разражается проклятиями, которые невозможно здесь привести.

Я и сам давно это думал. Когда милорд стал похаживать к леди Гриффон, я так и решил: что-то он затевает. И от слуг я слыхал, что милорд очень уж нежничает с дамами.

Как человек развитой, хозяин понял: либо надо жениться немедля, либо упустишь невесту. Нельзя было дольше пребывать в нетях, иначе папаша, того и гляди, займет его место. Теперь ему стало ясно, что все было подстроено: и первый визит пристава, и что свадьбу нарочно назначили на двенадцать часов, а пристава с молодцами подослали его перехватить. А может быть, и дуэль с Делоржем? Но нет, то подстроила женщина - мужчина такой подлости не сделает, да еще отец с родным сыном; ну, а бедняжки женщины по-другому мстить не могут, вот и сражаются недозволенными способами.

Как бы то ни было, Дьюсэйсу стало ясно, что отец его обошел: подстроил одну ловушку - она не удалась благодаря моей находчивости, потом вторую, и на сей раз вышло. А милорд, хоть и негодяй, слишком был добродушен, чтобы идти на злое дело без толку. Он до того дошел, что все ему было нипочем: сегодня на коне, завтра под конем, но зла не помнил. И уж если пошел против сына, значит, чует выгоду. А какую выгоду? Ясное дело - богатую наследницу. Достопочтенный мистер Д. молчал, но я его видел насквозь: он жалел, зачем не дал старику денег, когда тот просил.