Читаем без скачивания Самопознание шута - Юрий Калмыков

– Ездить такси, ездить автобус. Я платить монета.

Больше он не спрашивал ни о чём. Вцепившись руками во что-то, ожидая столкновения в любой момент, он только смотрел, как чудом проносился их автомобиль из одной критической ситуации в другую.

«Живыми мы не выберемся! На такой скорости – невозможно!» Это было лицо смерти, тошнотворное, животное, не приукрашенное человеческими мыслями и чувствами.

Доехали! Не верилось! Машина стоит, и двигатель выключен. Из машины можно выйти. Тряслись ноги и руки. Людвика что-то сказала про «моя чемодана». Она была совершенно спокойна, езда не произвела на неё никакого впечатления.

Если бы Константин в это время мог что-либо воспринимать, то обязательно обратил бы внимание на то, как из черного джипа с тонированными стеклами, остановившегося позади их машины, вытряхиваются «крепкие парни», потрясённые ездой и ещё не поверившие до конца тому, что они доехали.

Один из них, тот, что сидел за рулём, лёг на газон и, раскинув руки, тупо глядел в небо. Трое других хохотали над ним и делились впечатлениями…

– Ноги подгибаются, не держат!

– Меня трясёт всего!

– Девка за рулём!

– Ха-ха-ха-ха!!!

– За руль я больше не сяду! Делайте со мной что хотите! – заявил лежащий.

– Покатались!

– Только на такси! Тихо-тихо!

– Как мы проскочили!!! Как проскочили!!!

Когда началась эта гонка, водитель джипа с несвойственной ему одержимостью впился глазами в «красную машину», как бойцовская собака зубами впивается в свою жертву. Со стороны могло бы показаться, что остатки здравомыслия навсегда слетели с его лица. Наверно, если бы дорога не была такой опасной, то разум во время паузы мог бы ему вякнуть что-нибудь своё, но не вякнул – пауз не было, аварийные ситуации следовали одна за другой. Приехали.

– Братки! Мы офонарели – гоняемся за бабой! У нас крыша едет! С этим надо завязывать!

– Сначала выпить!

И братки, оставив машину на том месте, где остановились, не закрыв дверей, с брошенным на заднем сиденье автоматом Калашникова, с привёрнутым глушителем, пошли как следует выпить и закусить.

Константин с Людвикой беспрепятственно прошли к месту выдачи багажа, взяли чемодан и точно так же вышли из терминала, минуя какие-то очереди и досмотры, хотя все в это время как-то усиленно боролись с терроризмом. Видимо, Людвика просто не понимала, зачем всё это нужно, а Константин думал только об одном: «Обратно тоже нужно ехать». Внутренне содрогаясь от того, что опять нужно садиться в этот автомобиль, он с наигранной небрежностью, как ему казалось, произнёс:

– Ну, теперь я поеду за рулём! Я покажу тебе, как нужно ездить по всем правилам!

– Это есть мой дело! – ответила Людвика и села за руль.

– Ты в первый раз за рулём?

Они уже ехали.

– Разве ты не видеть меня, когда ехать сюда? – удивилась она.

– Видеть! – кивнул головой Константин.

Опять на каждом шагу случались аварийные ситуации, но они опять-таки доехали. Людвика ловко припарковала машину. Константин хотел выйти, но Людвика не спешила.

– Почему ты бояться ехать?

– Я много раз думал, что мы разобьёмся.

– Ты думать, что это есть случайность, а я есть безумный женщин, который носиться, как молодые люди, на удача, сломя голова?

– Честно говоря, да!

– Ты не уметь честно думать. Твой голова ветер!

Константин в другой раз постарался бы что-нибудь возразить, уточнить, что имела в виду Людвика под словами «честно думать», или самому попытаться это понять, но не сейчас. Он был так измотан впечатлениями, что мысли не складывались в слова и вообще ни во что не складывались.

Константин взял чемодан, который, казалось, потяжелел вдвое.

– Дать мне моя чемодана! – попросила Людвика.

– Я донесу! – попытался он возразить.

– Где твой сила? Ты помогать мне думать? Ты ехать вместо машина?

– Нет.

Людвика легко подняла чемодан, как будто он ничего не весил, и пошла не оглядываясь.

Константин поплёлся сзади, ему было от всего тошно и ничего не хотелось. Конечно, можно было уехать, но нужно было зайти попрощаться с Людмилой Петровной и Антонио. Он еле-еле тащился по ступеням с тяжёлой головой. Думать было противно.

Дверь в квартиру была не заперта. Он прошёл по коридору. В квартире никого не было, только с кухни раздавались звуки мытья посуды. На кухне была одна Людвика.

– А где Людмила Петровна и Антонио?

– Ты делать чего не хотеть. Твой вежливость – твой глупость!

Вот уж с ней-то он не стал прощаться.

«Терпеть не могу ни богов, ни богинь! Меня от них тошнит!» – мысленно произнёс Константин. Он бы ещё и выругался, но очень устал.

Когда всё складывается

– Ненавижу книги!!! – сказал Антонио, закрыв томик стихов испанских поэтов.

Людмила Петровна как будто специально дожидалась этой фразы, чтобы выронить из рук чашку. Чашка, естественно, разбилась.

– К счастью! – сказала она. – А может быть, и нет! Всё равно! Девятнадцатый век – старая уже была, многое повидала! Моя любимая чашка. Мне почему-то хочется что-нибудь разбить! Может быть, кофейник? Тоже раритет! Коллекционеры меня убили бы за одни только такие мысли. В жизни приходилось всё беречь, но я никогда ничего не берегла. А чем же вам книги не угодили?

– Они отвлекают от себя! Теряешь себя и своё время.

– Так подайте в суд на всех авторов сразу! Переведите в рубли время, затраченное на чтение. Сколько стоит час вашего времени? Приплюсуйте моральный ущерб! Моральный ущерб велик?

– Велик и невосполним!

– Вот видите! Из-за книг вы стали ущербным человеком!

– Да! Моральным уродом! Людмила Петровна, а что с вами произошло? – спросил Антонио.

– Ничего особенного! Просто всё удачно сложилось!

Она слушала сплетни от Маргариты Сергеевны, и ей казалось, что вот-вот у неё расколется голова. Маргарита Сергеевна заливалась соловьём – можно было рассказывать за несколько лет, не рискуя нарваться на «это я давно уже слышала, там всё не так!».

– Как, вы совсем ничего об этом не знаете? – с восторгом спрашивала Маргарита Сергеевна и говорила, говорила, говорила.

«Вот он, ад бессмысленности! Она меня добьёт! Вот в этом и закончится моя жизнь. Вот завершение всего! Всё-таки я прошла и через это. Видимо, я сейчас умру. Именно так, как я захотела!»

Маргарита Сергеевна кашлянула и достала носовой платок, на несколько мгновений возникла пауза.

– А почему вы с ней-то не общаетесь? – с мазохистским упорством спросила Людмила Петровна. – Вы же такими подругами были?

Маргарита Сергеевна для ответа встала в определённую позу, недаром бывшая актриса:

– О чём я могу с ней разговаривать, если ихний кот гадит под нашей дверью?!

– Постойте!!! Как вы сказали???

– Ну, её кот повадился гадить…

– Нет! Вы сказали: «О чём я могу с ней разговаривать, если ихний кот гадит под нашей дверью?!»

– Ну да! – удивилась Маргарита Сергеевна и стала вдаваться в подробности.

Дальше всё было уже не важно! Именно этой фразы не хватало для завершения всего. И сейчас сошлись воедино все противоречия или противовесы и таяли в воздухе. От жизни не осталось ничего. Как будто и не жила!

«Вот из чего состоит жизнь!»

И появилась тишина. Никогда ничем не нарушаемая.

Звуки тоже были. Слышались все обычные звуки. Но одновременно была и тишина. Это было двойственное восприятие, с которым Людмила Петровна ещё долго будет разбираться. Но она сразу поняла, что эта тишина была всегда и никогда никуда не денется, её можно слышать, а можно не слышать.

«Почему мы слушаем только звуки и не обращаем внимания на тишину? Во мне раньше никогда не было тишины, поэтому я её не слышала. Она появилась одновременно во мне и везде. Ничто её не может поколебать и потревожить. Тишина пронизывает всё: людей, стены, воздух, пространство. Тишина не имеет ничего общего с глухотой, в ней всегда можно быть.

Звуки тишины не омрачают, не могут ей помешать и никак её не затрагивают. Звуки не противоположность тишине, они смехотворны, они исходят из тишины и имеют в тишине свои противовесы».

Когда появилась Людвика, Людмила Петровна сразу же поняла, что Людвика тоже пребывает в тишине.

«Кто слышит голоса, которых никто не слышит, тот сумасшедший, а как назвать того, кто слышит тишину?» – промелькнула мысль где-то рядом с Людмилой Петровной. Но мысль именно промелькнула, она нисколько не задела. Как воздух, который вдыхается и выдыхается. Ничто больше не задевало.

«Это живого человека всё задевает, волнует, тормошит. Он совершенно беззащитен в мире мыслей и звуков!»

Людмила Петровна сразу решила прикидываться живой. Это оказалось просто. И никто ничего не замечал. Нужно было находить в тишине противовесы, чтобы здесь что-то делать и как-то быть.

Утончённость

– Вы это про пасьянс? В чём всё сложилось? – спросил Антонио.

– О, Антонио! Это интересный пасьянс! И складывать его я начала, будучи юной!