Читаем без скачивания Газета День Литературы # 140 (2008 4) - Газета День Литературы

Тито маэ свои партизаны,

А Алия свои мусульманы.

"Чётники", то есть, сербские националисты, поясняет автор, "порой воевали во Второй мировой войне против партизан Тито". "Сербы вообще никогда особо не жаловали Иосифа Броз Тито, хорвата по национальности", – совершенно справедливо утверждает Лимонов. Или другая частушка: "Йосиф Тито… Усташей воспита!" Усташи – хорватские ультранационалисты, воевавшие на стороне Гитлера и лютовавшие во время войны хуже фашистов. "Ельцин – усташа! Почему вы не уберёте Ельцина?" Такой вопрос задаёт автору старуха-беженка. "Усташа" – это в устах сербов чуть хуже дьявола".

В рассказе "Война в саду" Лимонов продолжает развивать тему, начатую им ещё в "Книге мертвых". Он сравнивает войны в Приднестровье, Абхазии, на Балканах и даже в Чечне и приходит к выводу, что все они объединены стремлением защитить свои дома, свою землю виноградников и апельсиновых рощ, фруктовые сады, обширные пастбища. "Я никогда не встретил ни одного добровольца, готового воевать за квартиру в морозных центральных регионах России", – пишет автор. На мой взгляд, абсолютно верное утверждение. Защищая свою землю, на которой взрастают виноград и абрикосы, приднестровцы дали отпор "румынам", ворвавшимся к ним в 1992-ом. Оберегая свои апельсиновые рощи, абхазы встретили пулемётным огнём грузинские войска седого шакала Шеварднадзе. Да и чеченцы, отчаянно сопротивлялись российскому вторжению именно по этой же причине: своя земля, свои дома, свои пастбища, свои стада.

В рассказах о Книнской Краине, Лимонов даёт целую галерею портретов: кадровых командиров и самозваных генералов, оторви-сорвиголов – аркановских "тигров", и страстных сербских "солдаток". Вместе с автором мы отправляемся в самоволку и совершаем путешествие в Венецию ("Самовольная отлучка"), ищем факс в осаждённом сербами городе для отправки репортажа в редакцию "Советской России" ("Факс"), сочувствуем сербской семье, потерявшей в результате обстрела свою кормилицу – белую лошадь ("Белая лошадь"), знакомимся с особым секретным подразделением, состоявшим из юнцов и специализировавшимся на проведении диверсионных актов ("La dolce vita"). А ещё – садимся в такси и едем в компании японца и его переводчика через Балканы в Белград, попадая по глупости таксиста прямо на передовую, на хорватские позиции ("Через Балканы").

Как обычно, неисправимый Лимонов не скрывает своего презрения к обывателю. "Тем из читателей, кто занят гнусной и скучной деятельностью в одном и том же офисе или трудом на одной и той же фабрике, либо на одном поле, или согнувшись перед облезлым компьютером, стоит страшно загрустить и возненавидеть себя". Лимонов как всегда категоричен, но как всегда прав. В жизни каждого мужчины должна быть война, какие бы формы она не принимала. И если её нет, то значит нужно искать. А иначе, выражаясь словами другого великого поэта, "в жизни ты был ни при чём, ни при чём". Всей своей жизнью, всем своим творчеством, являющемся по сути отражением жизни, Лимонов показал и доказал свою причастность к Великому и Вечному. Как бы громко ни хлопал дверью, покидая мир литературы и уходя в политику, неизменно возвращался и совершал новые открытия. И если политика, война и любовь врывались в книги Лимонова и прочно там оседали, то его общественно-политическая деятельность остаётся насквозь пронизана литературой. Чтобы убедиться в этом, достаточно взять любую статью с Граней.ру или новую книгу рассказов "СМРТ".

Валерий Исаев "ЛЮДИ И ПТИЦЫ"

В.Ложко. "Люди и птицы", Симферополь, 2006 г.

Даже в том, как его зовут – "Славложко" – уже проглядывает трудноскрываемое трепетное к нему отношение, уважительное. За много лет дружбы я так и не слышал ни разу, чтобы его называли по имени-отчеству – Слава и Слава, и всё тут, и этим всё сказано.

А ещё он очень сильный. Про него говорят, что он может крепкими своими руками завязать поперечину турника в узел. Про то не знаю – не видел, а вот когда подошёл к калитке его дома впервые, своими ушами услышал бодрое: "…тридцать один, тридцать два, тридцать три… сорок…" Я понял, что происходит за высокой зелёной изгородью его дома, и довольно долго прождал, пока он не закончит подтягивания на турнике, – ну, чтоб не мешать человеку при первом своём появлении: хорошие отношения превыше всего! Калитку распахнул передо мной совершенно не запыхавшийся (и это после стольких-то подтягиваний!) крупный, атлетического сложения человек с приветливым широкоскулым лицом, и тут же протянул мне крепкую руку, даже не поинтересовавшись, кто я и что я, и зачем пришёл.

Потом мы сидели за столом, вкусно ели, пили чай и читали стихи.

Я уезжал из Коктебеля с новой книгой Вячеслава Ложко "Люди и птицы", уверенный в том, то это очередная книга его стихов, которые я полюбил.

Каково же было удивление, когда я, раскрыв книгу и настроив себя на поэтический лад, увидел страницу за страницей… прозу. Прочитав один абзац, другой, не мог не отметить очевидные достоинства текста. В этом новом для Ложко качестве я его ещё не знал. И как потом выяснилось, не знали об этом и все его друзья, потому что это был его дебют в прозе.

Самое первое, самое сильное и неожиданное впечатление – откуда в таком огромном человеке, таком сильном, "каменном" от избытка силы и накачанных мышц, столько нежности и детской наивной доверчивости к окружающему миру (в рассказе "Сеня" он прямо так и говорит: "…меня самого с детских лет била человеческая жестокость… и вот вновь, в который уже раз, она бьёт меня опять. Я по-своему зол на людей, но не могу разъяриться так, чтобы постоянное зло давило мне душу и толкало на борьбу с ними. Возможно, тому причиной служит то, что на моём пути встречаются действительно хорошие люди…").

Где, в каком уголке его богатырского тела, среди каких скал и камней его мышечных гор гнездится эта неподдельная нежность, в которую он, будто в чернила, опускает своё писательское перо и выводит одно за другим повествование то о первой любви ("Первая женщина", "Встреча"), то о проклятых днях заточения (цикл рассказов "Закрытый мир"), а то, с помощью того же неиссякаемого источника своей доброты, поднимается со своим очарованным сердцем до самых вершин творчества – тут безусловно речь идёт о всех его "Современных сказках" и большей части "Притч".

Так и не разобравшись, где в этом человеке тот сокровенный уголок, в котором прописана его неиссякаемая нежность, по прочтении книги вдруг понял, что и не надо было искать каких-то затаённых уголков в его сердце – он весь и есть само наинежнейшее сердце… И тогда становится страшно за него – да разве ж можно жить с таким абсолютным доверием ко всему и всем в этом яростном бушующем мире. А ещё становится и завидно, что сам так жить не могу и, может быть, счастье моё в том, что есть такой человек среди моих друзей, у которого можно этому научиться.

В "Оде любви" есть запавшие в душу слова: "Любовь – чувство всеобъемлющее, оно не может распространяться только на одного или на одну. Любовь везде, во всём, ко всем. Если выборочно – это не любовь. Возвышенное влечение к женщине грехом стали называть фарисеи. Мне кажется, ими двигала не любовь к женщине, не желание не нагрешить, а желание закрепить за собой навсегда то, что им принадлежит, а чтобы выглядело устрашающе, они ввели понятие греха, которого с начала осознания самих себя у людей не было. Понятие греха закреплялось страхом перед Божьей карой…

Как Бог дал кому-то талант творить чудеса, писать книги, рисовать, петь, сочинять стихи, музыку, так он дал кому-то талант любить. Любовь – это свобода. Свобода мысли, чувства, желаний. Свободный человек непобедим… им невозможно управлять.

Грешно убить, грешно украсть,

Грешно невинного ославить

Иль душу дьяволу продать,

Власть захватив, бездарно править.

Грешно жить только для утех,

Забыв о собственном народе.

Жить без любви – вот главный грех,

А в этом я не грешен, вроде…"

Так вот "Славложко" сформулировал и в прозе, и в стихах (наверное, чтобы докричаться до всех, чтоб все услышали, как ему счастливо живётся с его талантом любить, дарованным свыше. В этом вопиющем в человеческой пустыне гласе нет ноток отторгающего превосходства над всеми, а есть нескрываемое желание всеми отпущенными средствами достучаться до нас: "Приходите, учитесь… научу! Все станем жить по любви и только так и не иначе…"

Вячеслав Ложко пытается найти источник красоты на Земле. И ведь находит же! А сколько уже было неуклюжих попыток сделать то же самое у других.