Читаем без скачивания В ожидании счастья - Виктория Холт

За ужином в интимной обстановке я увидела всех своих новых родственников. Моя шея была украшена ожерельем, которое застегнул сам король. Я села рядом с дофином, который ничего мне не говорил и не смотрел в мою сторону, а его брат Артуа улыбнулся мне и шепнул, что я выгляжу просто прелестно.

Мне сразу стала понятна напряженность атмосферы — мое внимание привлекла молодая женщина, сидевшая за столом и говорившая несколько громче, чем все остальные. Меня не представили ей, и мне трудно было понять, кто она такая. Она была очень красива — прекраснее всех женщин за столом. У нее были светлые, очень густые вьющиеся волосы и самый чудесный цвет лица, какой мне когда-либо приходилось видеть; голубые глаза были огромными и немножко навыкате. Одета она была великолепно и вся блистала драгоценностями — ни на одной из присутствовавших не было так много бриллиантов, как на ней. От нее невозможно было отвести взгляд, и даже король, сидевший во главе стола, не спускал с нее глаз; казалось, что ему очень приятно видеть ее за столом, и один или два раза я заметила, как они обменялись взглядами и улыбками, что привело меня к мысли, что они настоящие друзья. Но тогда у меня возникал вопрос, почему она была здесь нежелательна, если король так любовался ею? Тетушки перешептывались между собой, а Аделаида, как я заметила, бросала в сторону этой женщины взгляды, которые можно было охарактеризовать только как злобные. Король постоянно поворачивался и обращался ко мне и, когда слышал мои ответы на моем причудливом французском, улыбался, а за ним улыбались и другие. Он сказал, что мой французский очарователен, и все повторяли его слова. Я считала, что вечер проходит успешно, и не могла понять, почему так беспокоится Мерси.

Наконец, мое любопытство стало нестерпимым и я спросила даму, сидевшую рядом со мной:

— Кто эта прелестная голубоглазая женщина?

Последовало краткое молчание, как будто я сказала что-то неприличное. Ожидание ответа затянулось, а потом я услышала:

— Это мадам Дюбарри, мадам дофина.

— Мадам Дюбарри! Она не была мне представлена.

Казалось, что каждый занят своей тарелкой, а некоторые пытались сдержать улыбку. Потом кто-то спросил:

— Мадам, что вы думаете о ней?

— Она очаровательна. Какие обязанности она несет при дворе?

И вновь пауза, появление легкого румянца на одном-двух лицах и улыбки в глазах:

— О, мадам, ее обязанность — развлекать короля.

— Развлекать короля! — улыбнулась я. — Тогда я хочу стать ее соперницей.

Что такое я сказала? Я просто сделала верноподданное заявление. Почему оно было воспринято таким образом? На лицах я видела смешанное выражение ужаса и нескрываемой радости.

Мы покинули Ля Мюет на следующее утро и через некоторое время прибыли в версальский дворец. В карете я сидела, словно набрав в рот воды, поскольку моей спутницей была графиня де Ноай и во время поездки мне предстояло выслушать очередную нотацию. Мое поведение беспокоит ее. Я должна понять, что французский двор очень отличается от австрийского двора. Я никогда не должна забывать, что мой дед является королем Франции. Я слушала вполуха, поскольку все время думала, как будет выглядеть мое свадебное платье и не разочаровался ли во мне дофин; на какое-то время мне вспомнилась моя сестра Каролина, которая будет молиться за меня в этот день — и плакать тоже.

Наконец мы прибыли в Версаль.

Этот момент производил глубокое впечатление. В детстве я часто слышала это название, произносимое в приглушенных тонах. «Так делают в Версале»— это означало: «абсолютно правильно». О Версале говорили и Версалю завидовали при каждом дворе в Европе.

У ворот дворца собирались торговцы шпагами и шляпами. Потом я слышала разговоры о том, что Версаль — великий театр, где королевская семья дает домашнее представление. В этом была большая доля правды, поскольку любой мог прийти в зал Геркулеса, — кроме собак, нищенствующих монахов и отмеченных свежими знаками оспы, — при условии, что у него есть шпага и шляпа. Было смешно наблюдать за теми, кто никогда не носил шпаги до того, как взял ее напрокат у ворот, а сейчас важно расхаживал по дворцу. Разрешалось входить даже проституткам, если они не занимались своим ремеслом и не искали клиентов. Однако для того, чтобы попасть в более сокровенные покои дворца, необходимо было быть представленным ко двору. Естественно, в Версале трудно было найти уединение. При нашем дворе в Вене, где все было проще, я не привыкла ощущать за собой постоянное наблюдение, а здесь я была на виду большую часть дня.

Дворцовые ворота открылись, и мы проехали через строй гвардейцев — швейцарцев и французов, — которые были выстроены специально для того, чтобы приветствовать меня. Я испытывала странное ощущение возбуждения, смешанного с тревогой. Я не предавалась самоанализу, но в такие моменты у меня возникало беспокойное чувство, что я продолжаю выполнять странное предназначение, которое, хочу я того или нет, невозможно избежать.

Во внутреннем дворе замка уже выстроились экипажи принцев и знати. При виде красных султанов лошадей у меня вырвался возглас восхищения, поскольку моя любовь к этим животным столь же сильна, что и к собакам. Лошади нетерпеливо гарцевали и выглядели прекрасно с цветными лентами, вплетенными в их вьющиеся гривы.

Перед нами стоял дворец. В его бесчисленных окнах отражалось солнце, делая их похожими на сверкающие бриллианты, а за окнами скрывался целый замкнутый мир. Итак, я вступила в версальский дворец, который должен был стать моим домом на долгие годы — практически до тех черных дней, когда меня увезут из него.

По прибытии меня разместили во временных покоях на первом этаже, поскольку покои, которые обычно выделялись для королев Франции, были не готовы. Когда я думаю о Версале сейчас, мне вспоминаются во всех подробностях комнаты, которые мне предстояло занять после первых шести месяцев, — те прекрасные покои на втором этаже, которые выходили в Зеркальную галерею. Моей спальней пользовалась Мария Терезия, жена Людовика XIV, и Мария Лещинская, жена Людовика XV. Из моих окон можно было смотреть на Швейцарское озеро и цветник с двумя лестницами, которые назывались «Лестницами святых ступеней» и вели в оранжерею, где росли двести апельсиновых деревьев.

Но когда я впервые приехала сюда, меня проводили в покои на первом этаже, где меня ожидали неумолимые фрейлины со свадебным платьем. Я разинула рот от радости и мои мрачные мысли сразу исчезли при взгляде на него. Никогда раньше я не видела такого прелестного платья, меня очаровали корзины цветов на фоне белой парчи.

Как только я оказалась в своих покоях, появился король с тем, чтобы поприветствовать меня в Версале. Какие у него были очаровательные манеры! С ним пришли две маленькие девочки, сестры моего мужа — Клотильда и Елизавета. Клотильде, старшей, было около одиннадцати лет, она была предрасположена к полноте и держалась весьма дружественно; что касается маленькой Елизаветы, мне она показалась прелестной, я поцеловала ее и сказала, что мы должны быть друзьями. Король был доволен и шепнул мне, что, чем дольше он меня знает, тем больше подпадает под мое обаяние. После его ухода вместе с девочками фрейлины бросились ко мне и стали готовить меня к свадьбе.

В час дня пришел дофин, чтобы проводить меня в дворцовую церковь. Было очень жарко, и хотя он весь сверкал в украшенном золотом костюме, великолепие одеяния делало его еще более суровым. Не взглянув на меня, он взял меня за руку и проводил в зал королевского Совета, где формировалась свадебная процессия. Помнится, я тогда обратила внимание на облицовку камина из красного мрамора и запах помады; в воздухе стояла дымка от свеженапудренных париков и слышалось шуршание шелка и парчи, когда знатные дамы в просторных и прекрасно скроенных юбках прохаживались по залу.

Процессию возглавлял главный церемониймейстер. За ним шли дофин и я. Он держал меня за руку. Его рука была теплой и влажной, и я чувствовала ее сопротивление. Мои попытки улыбнуться ему ни к чему не привели — он избегал моего взгляда. А сразу за нами следовала мадам де Ноай, поэтому я не могла сказать ему ничего, даже шепотом. За ней шли принцы королевской крови со своими сопровождающими, потом мои юные девери и король, за ними следовала маленькая принцесса, которую я в первый раз увидела в тот день, вместе с тетушками и другими принцессами двора.

Через Зеркальную галерею и парадные покои мы прошли к дворцовой церкви, где были выстроены швейцарские гвардейцы, и как только появился король, они затрубили в трубы и забили в барабаны, возвещая о его прибытии. Дворцовая церковь не была похожа на нашу из-за элегантной отделки. Я уверена, что матушка сочла бы украшение церкви непристойным, хотя сочетание белого цвета с позолотой и было очень красивым; но лепные ангелы представлялись скорее сластолюбивыми, чем святыми.